Страница 26 из 28
Куба полностью вытащил глаз и отшвырнул его в сторону. Сразу же приступил ко второму.
– Ы-ы-ы-ы!!! – ещё сильнее замычал дезертир.
– Всё уже, всё, – успокаивающе произнёс Ринат, полностью вытащив второе глазное яблоко и отбросив его в ту же сторону, что и первый глаз.
– Ы-ы-ы-ы!!!
Не обращая больше на него внимания, Куба положил ложечку обратно в кармашек разгрузки.
– Ты чё??? – ошарашено спросил Негатив, глядя, как ложечка исчезает в кармашке.
– А чем я сахар размешивать буду, когда вернёмся, пальцем? – спокойно поинтересовался Ринат.
Ни на кого не глядя, он тщательно вытер руки о траву, поднял свой 'вал', закинув ремень на левое плечо, и пулемёт, устроив его на правом плече.
– Я готов, командир, – произнёс Куба.
– Ну, спасибо, уважил, – процедил Туркалёв, поднимаясь следом. – Чё с этим-то, Гомером, бля, делать?
– Ничего, – пробурчал Ринат. – Я обещал отпустить его. Пусть идёт, куда глаза глядят, – хмыкнул он. – Вдруг, создаст свою 'Илиаду' и 'Одиссею'? Может у него талант проявится, зачем лишать будущее человечество великих эпосов?
– Эк ты хватил, шутник! – удивился Янычар. – Ладно, хер с ним. Местные всё равно добьют. Выступаем в прежнем порядке.
Они удалялись по гребню сопки, а сзади доносился почти беспрерывный дикий вой ослеплённого дезертира:
– Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!.. Ы-ы-ы-ы!!!..
Эхо металось среди деревьев, пугая птиц, с шумом взлетающих с веток. Дикие звери чутко замирали, вслушиваясь в человеческий вопль, наполненный нечеловеческой болью и страхом безысходности от потери зрения.
Никто в группе не упрекал Рината в проявлении чрезвычайной жестокости, они не принадлежали к числу выпускников института благородных девиц, каждый был способен на подобное. И всё же Янычар испытывал раздражение, которое старательно подавлял. Причиной тому послужило неподчинение Кубаева приказу, его импульсивное желание вмешаться в ситуацию с дезертирами и местными жителями. Этим он обнаружил скрытное передвижение группы. Хорошо, если местные жители вообще не контактируют с представителями власти. А вдруг нет? А если у них есть возможность сообщить им о появлении неизвестных без труда расправившихся с семерыми бандитами? Вдруг тот, кому будет сделано сообщение, проведёт параллель с недавно ликвидированным высоким чином вкупе со всеми 'сопровождающими лицами'? Нет нужды гадать, чем это грозит группе, не имеющей возможности быстрого перемещения. Погоня будет выслана обязательно. И это будут уже не дезертиры, не боящиеся только безоружных женщин. Это будут солдаты регулярной армии, а то и подобная группа спецназа. Плохо. Очень плохо. Остаётся только надеяться, что местные не желают вообще общаться с внешним миром, опасаясь нарушить обустроенный ими мирок в таёжной глуши.
Через три недели трудного пути цивилизацией всё ещё не пахло. Приходилось удивляться, как беженцы из поселения смогли зайти так далеко и сумели вполне сносно обустроиться в совершенно диких местах.
Маршрут разведчиков пролегал через непролазную чащу, лишь изредка сменяющуюся относительно проходимыми участками. Они вплавь и вброд переправлялись через бесчисленные реки и речушки, вода в которых и так не была тёплой, а с приходом сентября стала холодать день ото дня. Им приходилось мокнуть под осенними затяжными дождями, страдать от нескончаемых орд гнуса, огибать обширные болота и немалые озёра, пролезать через буреломы, подниматься на крутые сопки, с гребней которых открывалась панорама бесконечного зелёного покрывала; идти по мёртвому выжженному лесу с торчащими обугленными палками, заботливо укрываемыми молодым подлеском, тянущимся вверх, залечивающим страшные язвы на теле бескрайней тайги, уже заигравшей красками осени.
У всех уже отросли приличные бородки, а всегда короткие стрижки на крепких головах перестали быть уставными. Янычар успокоился по поводу возможной погони, но никто в группе не расслаблялся, продолжая соблюдать максимальную осторожность, нарушая её лишь вечерами, когда приходилось жечь костерки, для приготовления всё той же рыбы, ставшей их привычным рационом, и кое-как согреваться возле них. Они уже шутили, что скоро в темноте будут светиться фосфором. Все разведчики были приучены к сыроедению, но по общему согласию в крайности решили не впадать. Конечно, это было нарушением, в любой момент поблизости могли оказаться враги, но реальная ситуация всегда вносит свои коррективы в многочисленные инструкции выживания в условиях, приближенных к боевым. Они тащили оружие и боеприпасы, оставшиеся с акции, регулярно следили за их состоянием и были готовы к любым неожиданностям.
Знакомый шум винтов они услышали на рассвете в середине четвёртой недели пути от таёжного поселения беженцев. Тайга уже не была такой безнадёжно непролазной, но и признаков цивилизации в виде каких-нибудь дорог, троп, бытового мусора, поселений и тому подобного пока не встречалось.
Все подорвались, вмиг сбросив с себя поверхностный сон, а бодрствующий на часах Мамба стоял, расставив ноги, подняв голову вверх к пасмурному небу, жмурясь от капель нудного затяжного дождя, пытаясь определить направление шума винтов. По всему выходило, что идёт он как раз с той стороны, куда они всё это время с методичным упорством двигались.
Где-то поблизости находился аэродром подлёта, база или что-то ещё. Хотя не факт. До них может быть не близко, ведь вертолёт способен преодолевать немалые расстояния от места базирования. В любом случае половину пути группа миновала, следовало быть осторожнее: теперь никаких костров.
Тот самый аэродром подлёта открылся на второй день пути после того, как разведчики услышали шум винтов. Он представлял собой обычную большую лесную поляну с длинным ангаром на ней, крытым рифлёным оцинкованным железом с небрежно натянутой маскировочной сеткой, с большой бочкой с четырьмя столбами по бокам, поддерживающими крышу всё из того же рифлёного металла, опять же с маскировочной сеткой. В бочке – наверняка топливо для вертолёта, который доставляют сюда наземным транспортом: с противоположной от разведчиков стороны поляны в просеку уходила колея первой со времени засады дороги с буйной травой между углублениями. Выезд из просеки на заросшую той же травой поляну перегораживал самодельный шлагбаум из не ошкуренного соснового ствола.
Так называемый шлагбаум больше походил на кривую жердь, лежавшую на двух рогатинах, вкопанных по обеим сторонам просеки. Чтобы пропустить транспорт, часовому приходилось брать жердину посередине и оттаскивать её в сторону, а потом снова класть на рогатины. Учитывая, что автомобильное движение здесь было крайне слабое, часовые, должно быть, особо не напрягались, время от времени таская жердь.
Рядом с импровизированным шлагбаумом стоял обычный строительный вагончик без маскировочной сетки, просто выкрашенный в зелёный цвет. Тут же у вагончика под навесом располагалось кострище, где что-то кашеварил местный шеф-повар, мешая половником парящее варево в котелке средних размеров, подвешенном на перекладине над плохо горящим костром по причине сырых дров, затяжного дождя и вообще повсеместной сырости. Шеф-повар то и дело аккуратно плескал на тлеющие дрова какую-то горючую жидкость из консервной банки, снова наполняя её из двадцатилитровой канистры. Огонь тут же ярко вспыхивал, быстро опадая, а повар снова плескал подпитку.
Почти вплотную к шлагбауму торчал 'грибок' очень напоминающий подобные сооружения, имеющиеся во всех войсковых частях. Под 'грибком', укрываясь от нудного моросящего дождя, стоял всамделишный часовой, в не застёгнутом бушлате вооружённый автоматом Калашникова, висящим на плече, к автомату примкнут штык-нож.