Страница 18 из 28
Война в глазах обывателей должна выглядеть иначе, чтобы они не боялись идти на неё сами, не боялись отпускать своих детей, вынужденных погибать за непомерные амбиции тех, кто сам воевать никогда не пойдёт и своих детей в это месиво из человеческих тел не отправит.
Аккуратно выглядывая из-за бугра, особист показал примерное направление, откуда солдаты волоком тащили тело Любимова.
– Рвануло метрах в пятидесяти левее от того сгоревшего танка, видишь? – крикнул майор, перекрикивая грохот обстрела.
– Взрывной волной его отбросило метров на десять ещё левее, убило сразу.
– Так от планшета, может и не осталось ничего, – с некоторой надеждой прокричал Янычар.
– Нет, там он где-то, – отрицательно покрутил головой особист. – Один раненый солдат говорит, что видел его на теле Любимова, а когда его притащили, планшета уже не было. Так что надо будет смотреть по тому пути, как тащили тело, и до места взрыва. Может где-то там валяется.
Капитан молча выругался. Легко сказать: 'надо смотреть'. Это ж не прогулка по колхозному полю. Он пополз назад в тыл.
– Куда ты, капитан?! – взбесился особист.
– Щас, приду, не ори, всех фйдеров распугаешь, – махнул успокаивающе Янычар.
Добравшись ползком до первой БМП, укрывшейся в распадке, капитан постучал по броне прикладом. Высунулся механик водитель.
– Слушай, военный, надо съездить тут недалеко. Поможешь?
– Куда ехать-то? – спросил он с опаской.
– Командира моего убило, планшет где-то там потерялся, найти надо, пока он к фйдерам не попал.
Понимая, что отказаться всё равно не получится, – разведчики не тот народ, кому принято отказывать без видимых на то причин, механик-водитель покорно вздохнул:
– Ладно, товарищ капитан, поехали, покажете.
– Нет, я с тобой не поеду, пойду следом. Тебя под гранатомёты подставлять не стану, проедешь, сколько можно, потом вернёшься, а я дальше сам. Если повезёт, то планшет, может быть, найдём раньше.
БМП взревела двигателем и поползла из распадка. Янычар пристроился ей вслед, предварительно распахнув кормовую дверь десантного отсека, чтобы можно было таким образом перекрикиваться с механиком-водителем. Бьющие вверх дрожащие струи выхлопных газов сдуло порывом ветра, обдав капитана гарью сгоревшего топлива.
Механик-водитель, управляя машиной, обернулся, всем своим видом спрашивая: 'куда дальше'?
– Видишь вон ту сгоревшую 'восьмидесятку'?
– Да! – крикнул механик-водитель, на миг обернувшись назад.
– Давай к ней!
– Я до танка не поеду! Меня сожгут! – заорал парень, обернувшись на этот раз основательно.
– Не ссы в компот, военный, там повар ноги моет! – проорал в ответ Янычар и добавил, – до танка не надо. Метров за сто пятьдесят остановишься, дальше я сам.
Парень удовлетворённо кивнул и дал газу, машина уверенно поползла вперёд.
Янычар пристроился следом, зорко поглядывая по сторонам, ловя на себе настороженные удивлённо-испуганные взгляды перемазанных грязью чумазых солдат, продолжавших с завидным упорством окапываться. Берцы капитана вновь обросли пудовыми комками грязи, но он не обращал на это внимания, шёл, пригибаясь, не стесняясь кланяться каждому взрыву.
Опасно защёлкали, зачмокали, плющась о броню пули, завизжали рикошеты. Метрах в пятидесяти впереди грохнул разрыв от заряда гранатомёта: кто-то из фйдеров решил, видимо, проверить, достанет гранатомёт до БМП или нет, хотя козе понятно, что нет, на таком расстоянии не достанет, зато этот взрыв обозначил механику-водителю предельное расстояние, до которого он может проехать относительно безопасно. Янычар мысленно перекрестился, настраиваясь на работу без прикрытия. Страх всё сильнее холодной змеёй заползал в душу. Каждый его шаг, каждый отлетевший комок грязи с ползущих лязгающих траков бронированной машины приближал его к этому страшному рубежу. Так бывало всегда в минуты реальной опасности. На войне всем страшно, даже дуракам, хоть и принято считать, что нет.
– Всё! Дальше не поеду! – заорал парень.
По его тону было понятно: даже если ему прикажут, он откажется, он скорее пойдёт под суд, отбудет срок и проживёт до старости, но сейчас лишний раз рисковать жизнью не станет ни за что.
Пули непрерывно плющились о броню, словно кто-то упорный решил из автомата непременно пробить защиту. Несколько разрывов один за другим грохнули уже гораздо ближе, осыпав машину грязью и рубанув плетью осколков.
– Давай, чеши отседова! – махнул Янычар рукой, напрягая в крике голосовые связки.
Он вывалился из-за БМП, по чавкающей грязи прополз немного вперёд, чтобы механик-водитель увидел его и смог сдать назад.
Парень воспользовался этой возможностью немедленно, спешно уводя машину, увозя себя из опасной зоны.
– Пить… – попросил он. – Пить…
– Нету, братишка. Прости, – выдохнул виновато Янычар, чувствуя, что и сам вдруг захотел пить. Так захотел, что даже сквозь грохот боя мысленно услышал журчание чистой водички.
– Пить… – просил офицер.
Капитан обогнул раненого и пополз дальше. Вот и та сгоревшая 'восьмидесятка'. На броне лежат два убитых танкиста, не успели выпрыгнуть, застрелили… Их тела порядком обгорели, сквозь прогоревшие комбинезоны видно обгоревшее до черноты мясо.
Так… Как говорил особист, рвануло метрах в пятидесяти левее от танка, тело отбросило метров на десять ещё левее.
Тут капитан чертыхнулся. Всё это время как он вывалился из-за БМП, он неосознанно полз к танку, ища укрытия, то есть, сбился с предполагаемого курса, по которому тащили тело Любимова. Может быть, планшет уже где-то позади, а он всё это время зря полз вперёд? Захотелось немедленно вернуться. Янычар подавил это желание и пополз левее от танка туда где, по словам особиста взрывом убило Николаича. До сих пор не верилось, что его уже нет. Может, особист ошибся? Хотя вряд ли. Не стал бы он тогда поднимать шухер из-за планшета.