Страница 17 из 28
– … ты в рот!!! Ты, б…, семь человек задавил нах…!!!
– Как задавил??? – округлил глаза механик-водитель.
– А х… тебя знает!!! Нах… ты назад поехал??? Там отделение залегло и взводный с ними!!!
– Мне показалось, траки перебило!!! Я не думал, что за машиной кто-то есть!!! – начал оправдываться механик-водитель.
– А кого это теперь е…??? Ты вылезь, посмотри!!! Кровища по тракам течёт, как из ведра плеснули, кишки, кости размолотые!!!
Прямое попадание снаряда в БМП убило кричащего, экипаж, сотрясло машину, объяв её пламенем.
На поле горели ещё несколько машин, чадящий дым низко стлался, заволакивая всё чёрным саваном, создавая неплохую завесу. Атака захлебнулась. Остатки полков, понеся ещё бульшие потери к уже имеющимся, измазанные с ног до головы размокшей грязью, начали отступать, продолжая отстреливаться.
Янычар со своей группой пятился, как и все, матеря в душе бездарность штабников, погнавших полки мотострелков в лоб фйдерам без артподготовки. Наверняка эти стратеги посчитали, что предыдущего массированного артобстрела будет достаточно. Но это оказалось не так. За их просчёты люди платили своими жизнями. Мотострелки и разведчики тащили своих раненых и убитых.
На поле всё ещё выли на подлёте мины, ухали взрывы, заставляя уцелевших падать ничком в слякоть; трещали автоматные и пулемётные очереди, кричали раненые, надсадно гудели двигатели не сожжённых противником машин, вышедших из боя. Но вслед им ударила артиллерия фйдеров, земля заходила ходуном, взметнувшись огромными чёрно-огненными столбами ввысь, взрывной волной сметая всё живое. Началась паника. Все побежали, кто куда, лишь бы подальше от этого кошмара.
Янычар, энергично работая локтями, расползающимися в сырой каше, пополз под танк с развороченной прямым попаданием башней и перебитыми траками. Бронежилет здорово стеснял движения. Нырнув под осевшую машину, почувствовал себя немного увереннее, ощущая, как содрогается от взрывов земля. На его счастье взрывы ухали уже где-то в стороне, иначе укрытие в виде танка вряд ли спасло бы его от разрушительного воздействия мощного артобстрела.
Кто-то пристроился рядом, тяжело сопя. Капитан отстранился, глядя на нежданного соседа. Каково же было его удивление, когда он увидел особиста собственной персоной в каске, бронежилете, с автоматом. Уж чего-чего, а этого от него Янычар никак не ожидал.
– Какими судьбами, товарищ майор? – выпучил глаза Туркалёв.
– Такими, – по-простому ответил тот. – А ты думал, особист – трус, может только кровь пить?
– Ну… Где-то рядом…
– Ладно, хватит лирики. Любимов убит.
– Но это ещё не всё. Его тело вытащили, а вот планшет в суматохе потеряли. А там – дислокация войск, минные поля, пароли. В общем, всё, понимаешь?
– Чего ж не понять… Понимаю, – с досадой ответил Янычар.
– Ну, раз понимаешь, значит что? – спросил особист и, не дожидаясь, добавил, – значит, надо идти, искать.
– Сейчас?! – не поверил своим ушам Туркалёв.
– Нет, через неделю, – огрызнулся особист.
– Майор, ты чё, ё…ся? – отчётливо спросил капитан, прожигая собеседника взглядом.
– А где ты тут нормальных видел?
– За всех не скажу, но у меня котелок пока варит и не хочет обзавестись ненужной дыркой.
– Так ты чё, не пойдёшь, что ли? – поинтересовался вроде как равнодушно особист.
– Оба-на! – удивлённо воскликнул капитан. – Ты мне предлагаешь идти?
– А кто тут ещё есть? – спросил особист всё с тем же показным равнодушием, за которым пряталась готовая в любой момент выскочить амбиция старшего по званию.
– Знаешь, что, майор, – медленно произнося слова, начал Янычар, – иди ты на хуй с такими креативными идеями, хочешь, сам сходи, проветрись.
– Не гони волну, разведка, обосрался, уже со страху?
– Не всем же такими орлами быть, как наши доблестные особисты, – парировал Туркалёв. – Тебе чего, подвигов захотелось? Ты не видишь, что творится?
– Если планшет попадёт к фйдерам, то тогда нам всем точно придёт пи…ц. Неужели ты не врубаешься, капитан? Пока вся наша военная машина провернётся со всеми согласованиями, пока начнут менять дислокацию войск, фйдеры накроют нас огнём. Никто не уцелеет. А потом они пройдут через наши минные поля и устроят Варфоломеевскую ночь. Короче, надо идти.
Янычар молчал, стиснув зубы. Он понимал всё не хуже майора, но вот это неожиданное 'предложение' выбило его из равновесия. Одно дело получать приказы от своего начальства, и совсем другое от офицера особого отдела, которому напрямую он вроде как и не подчиняется, но любому дураку понятно, что на деле всё обстоит иначе. И потом, не отправлять же за этим грёбаным планшетом пацанов, они после такого артобстрела и на солдат-то не похожи, пока не оклемаются от страха. А пока они – просто-напросто насмерть перепуганное обоссавшееся мясо, которое очень хочет жить. Приказать он, конечно, может, и они пойдут. Но как им смотреть в глаза после того, как он сам отказывается от такой затеи, перекладывая всё на них, безответных?
– Где погиб Николаич? – спросил Туркалёв.
– Отсюда не видно, надо переползти вон к тому бугру, оттуда более-менее можно показать. Ползём, что ли?
– Так ты, майор, со мной? – удивился Янычар.
– Ох, и вредный ты, капитан, – вздохнул особист. – Что ж ты, совсем за мужика не считаешь меня, а?
Янычар первым выполз из-под уничтоженного танка, сразу во много раз сильнее ощутив свою уязвимость. Федералы продолжали обстрел, земля ходила ходуном. Из-за расширившегося обзора стало понятно, что панике поддались не все. Многие залегли, стараясь по возможности окопаться, кто пустыми автоматными рожками, кто касками, кто сапёрными лопатками, таскать которые постоянно солдаты не очень-то охочи; кто сполз на дно дымящихся воронок, надеясь на старую примету, говорящую что, будто бы снаряд два раза в одно и то же место не попадает. Попадает, ещё как…
Повсюду лежали тела погибших солдат, многие изувечены, какие-то просто разорваны в клочья, представляя собой жуткое зрелище, какого никогда не покажут по информационным каналам, потому что война для обывателя должна выглядеть иначе. Обыватель должен быть уверен, что на войне, – да, стреляют, да, убивают, но никто не гибнет, что называется зазря, каждый что-то совершает, прежде чем погибнуть, ведь должен же быть смысл в смерти солдата. И никаких разорванных тел с разбросанными ошмётками кишок, не переваренной пищи и кала, оторванных конечностей, обожжённых до состояния запеченной в костре картошки тел, лишь отдалённо напоминающих тела людей. И никакой чужой кисло пахнущей блевотины от вида этого ужасного зрелища.
Обязательно должно быть красивое ухоженное кладбище, скорбящие фотогеничные родственники в чёрном одеянии от кутюр, чёрные лимузины, выстрелы почётного караула над дорогим гробом, укрытым государственным стягом. Всё достойно, чинно, как и должно быть, когда прощаются с героями.
Просевшая халупа в совхозе 'Большое дышло' или тесная 'хрущёвка' в каком-нибудь Мухосранске или Козоёбовске, замордованные жизнью родители, у которых забрали последнее и самое дорогое, швырнув их кровинушку в зубастую пасть войны; чёрствая похоронка, в лучшем случае – закрытый гроб, который раздолбаный УАЗ везёт по ухабам на местный не обихоженный погост с покосившимися крестами и дешёвыми надгробиями на кочках могил заросших травой летом или заваленных сугробами зимой с кучами мусора тут же в контейнерах и рядом; пьяные могильщики, матерясь, что не успевают, наспех докапывают яму; совсем не фотогеничные родственники в китайском ширпотребе ну никак не похожие на тех киношных приятной наружности в строгом чёрном одеянии, – это всё остаётся за кадром. Точно так же, как и тысячи инвалидов, при виде которых обыватель торопливо опускает глаза и проходит мимо, чтобы не потревожить своё душевное равновесие. А они сидят годами дома, не в состоянии даже выбраться на улицу; в подземных переходах, на помойках и в притонах доживают свой век всеми забытые, никому не нужные. В качестве компенсации за утраченное здоровье и сломанную судьбу – жалкая подачка от страны, которую они защищали. Они на своей шкуре осознали, что война – это не пиф-паф на полном героизма и пафоса мероприятии типа 'зарницы', а тяжёлая, на пределе человеческих возможностей работа. И побеждает тот, кто эту работу делает лучше.