Полужизни

— Почему полицейские решили поговорить с тобой? — вслух удивляюсь я, чувствуя, что голова работает поразительно четко.

Мэри убирает волосы за уши, но непослушные пряди снова падают на глаза. Лицо у нее худое, бледное, и волосы кажутся иссиня-черными.

— Когда Шарлотта Зэйлер сказала, что ты живешь с Эйденом Сидом, я не поверила. Но из «Экстренного вызова» поступило подтверждение, и у меня сердце упало. Взяв себя в руки, я поехала к багетной мастерской, остановилась неподалеку и стала ждать. Через некоторое время появилась Зэйлер с уже знакомым мне копом, детективом Уотерхаусом. Он был у меня в субботу и тоже расспрашивал об Эйдене. Они с Зэйлер вошли в мастерскую.

— Я при этом присутствовала, — говорю я.

— Вскоре они вышли и расселись по машинам. Уотерхаус далеко не уехал — притаился в конце улицы, а когда через пару минут появился Эйден Сид, сел в машину и покатил прочь от мастерской, Уотерхаус двинулся следом, а я — за Уотерхаусом. Таким нелепым конвоем мы добрались до Лондона. До Масвелл-хилл. — Мэри выжидающе на меня смотрит, явно рассчитывая на какую-то реакцию. — Тогда я вроде бы догадалась, куда направляется Сид, только логики в его плане не видела.

— Куда он направлялся? — сдавленно спрашиваю я. Уезжая, Эйден уверял, что ему нужно в Манчестер. Он врал, он каждый раз врал…

— Я знала, что Стивен Элтон и Джемма Краудер получили условно-досрочное освобождение. Мой приятель из «Экстренного вызова» потрудился на славу — раскопал и сообщил мне, где они теперь живут, где работают…

— И где они работают?

— Ты правда хочешь знать? — хмурится Мэри. — Стивен Элтон — механик в килбернском представительстве «Форда», а Джемма Краудер работает, то есть работала в Свисс-коттедже. Там есть центр альтернативной медицины под названием «Комнаты здоровья». Мой приятель сходил к ней на стоунтерапию. — Наверное, Мэри говорит о том собачнике в красной шапке с помпоном. «Мой приятель… Я и прежде пользовалась его услугами…» — О посещении центра он рассказывал, сияя от радости. Вот это работа! Сахар в меду! Еще бы, чек за лечение этот наглец мне принес!

— Стоунтерапия — это же массаж камнями? — бесцветным голосом спрашиваю я. — Камнями…

Мэри открывает рот, но не издает ни звука. Она ведь даже не подумала…

Джемма Краудер — целительница…

— Стивен был аптекарем, фармацевтом. А она — учительницей начальных классов.

— Ну, после тюрьмы прежние должности им не светили, а вот авторемонтная мастерская и шарлатанский медцентр — пожалуйста. Вероятно, в одних местах потенциальных сотрудников проверяют тщательнее, чем в других. — Мэри выбрасывает окурок в окно и обеими руками растирает поясницу.

— Они поселились в Лондоне?

— Да, в доме номер двадцать три «Б» по Раскингтон-роуд. Туда и направлялся в понедельник Эйден Сид.

— Но ведь он не знал о том…

— Знал, Рут, знал.

Ни за что в это не поверю! Эйден тайком от меня встречался со Стивеном и Джеммой? Быть того не может!

— Эйден свернул на Раскингтон-роуд, а Уотерхаус проскочил мимо. Когда он понял свою ошибку и вернулся, Эйден уже поставил машину у дома номер двадцать три. Совершенно не таясь. Я припарковалась вторым рядом в конце улицы. Такая участь постигла и многих других автомобилистов, поэтому Уотерхаус меня не заметил. Его внимание приковал Эйден, который чуть ли не бегом бежал к Масвелл-хилл-роуд.

— Зачем? — вырывается у меня. — Зачем Эйдену ставить машину у дома и куда-то идти?

— Понятия не имею! — раздраженно отвечает Мэри. — Знаю лишь, что Уотерхаус поспешил следом за ним.

— А ты?

— Нет. Пешком чересчур рискованно: мои волосы издалека видны. Едва оба скрылись из вида, я осмотрела дом. У кнопки звонка в квартиру Джеммы и Стивена стояли лишь их фамилии — Краудер и Элтон, те же, что и в газетах.

— «Динь»… Звонок на двери в «Приюте ангелов» называли «Динь».

В глазах Мэри вспыхивает отвращение.

— Под фамилиями бисерным почерком было написано слово «Мрачнолес».

— В Линкольншире они жили на Мрачнолес-лейн, — откашлявшись, поясняю я. — Иначе говоря…

— Иначе говоря, они решили назвать съемную квартиру в честь той улицы.

— Да, это в их духе. Точнее, в ее духе.

— Я позвонила в дверь, — продолжает Мэри. — Поражаюсь собственной отваге! Не спрашивай, как бы я поступила, если бы дверь открыли! Понятия не имею. Только дома никого не оказалось. Справа от двери там выступающее окно. В него я и увидела фотографию в рамке, одну из тех, что ты в письме описывала, — он целует ее в щеку.

Во рту вкус желчи. Та фотография… Я в белоснежной гостиной «Приюта ангелов», Стивен пытается меня поцеловать…

— Я сразу поняла, кто передо мной. Приятель из «Экстренного вызова» снабдил меня газетными вырезками со статьями о процессе, фотографиями и так далее. Лица я узнала без труда. Неудивительно, что тебе захотелось спасти Стивена от неволи, у него же вид потерявшегося ребенка!

— Они по-прежнему вместе… Он дал показания против нее, она пыталась взвалить вину на него, а они вместе! С теми же фотографиями на стенах…

— Стены украшали не только безвкусные фотографии, — зло объявляет Мэри. — Я разглядела кое-что еще.

— О чем ты? — Надо же, она заставила меня написать то письмо, хотя прекрасно все знала.

— Я осталась ждать в машине. Не для того ведь в Лондон приехала, чтобы просто так сдаться! Через некоторое время вернулся Саймон Уотерхаус.

— Он тебя видел?

— Нет, — качает головой Мэри, — его интересовал лишь дом Краудер и Элтона. Уотерхаус ходил вокруг, заглядывал в окна, а потом сел в машину. Совсем как я! Около половины десятого к дому подошли Джемма Краудер и Эйден Сид.

Надеюсь, я не вздрогнула от ужаса!

— Он открыл багажник, что-то достал и понес в дом. Что именно, я не увидела, была слишком далеко, а за машиной Эйдена стоял большой белый фургон, загораживая обзор. — Мэри наматывает длинную прядь на руку — В окнах зажегся свет, и Краудер задернула шторы. Тогда Уотерхаус и решил: с него хватит. — Улыбка Мэри полна презрения к человеку, не проявившему должную настойчивость.

— А ты нет? — угадываю я.

— Нет. Между шторами осталась щель, так что я прямо с улицы видела, что творится в доме.

Эйден был наедине с Джеммой Краудер!

Мэри ждет вопроса, но я не задаю. Вернее, не могу задать.

— Я услышала стук молотка. Эйден вбивал в стену крюк, чтобы повесить картину. Угадай какую!

И гадать нечего. Вариант только один. Мэри считает виноватой меня…

— «Аббертон», — отвечаю я. — Эйден вешал «Аббертона».

— Мой «Аббертон», — бесцветным голосом повторяет Мэри. — Моя работа оказалась у чужаков. И не просто у чужаков…

— Я отдала ее Эйдену в доказательство того, что он не мог тебя убить. Он как заведенный это повторял, никаких доводов не слушал. На «Аббертоне» стояло твое имя и дата — 2007 год, а Эйден сказал, что убил тебя много лет назад.

— Откуда ты знала про имя и дату? В июне, когда я принесла картину в галерею, их там не было.

Я рассказываю о «Вратах в искусство», стараясь излагать понятнее.

— Боже милостивый! — шепчет Мэри и кусает губы так, что проступает кровь. Когда она затягивается, фильтр краснеет, как от помады.

— Я отдала картину Эйдену и больше ее не видела. Он не объяснил, что с ней сделал. Мэри, пожалуйста, прости…

— Ну, подарок есть подарок, — звенящим голосом говорит Мэри. — Я подарила «Аббертона» тебе, ты — Эйдену, Эйден — Джемме Краудер.

— Что ты сделала? Ну, когда увидела картину?

— А что я, по-твоему, могла сделать? Села в машину и рванула домой. Когда уезжала, Джемма Краудер осталась наедине с Эйденом Сидом, живой и невредимой. Думаю, это многое говорит о твоем… сожителе.

— Почему полиция разыскала тебя, а не меня? — Впрочем, может, они и пытались. Вчера в дверь мастерской стучали несколько раз. Вдруг это из полиции приезжали?

— Какая-то местная кошелка заметила меня и давай расспрашивать. Следовало соврать, да я не сориентировалась. Хотя любопытная дура мне даже помогла: она видела, как я уезжаю, а потом услышала два выстрела. Уотерхаус к тому времени уехал, я тоже уехала, в квартире остались те двое. Уверена, тут даже копы разберутся!