Полужизни

— Да, я видела вывеску. Мастерская у реки, недалеко от бара, как же его…

— Да, там.

— И давно вы работаете на Эйдена?

— С августа.

— А прежде где работали? Сразу после переезда в Спиллинг?

«Скоро все это кончится, — успокаиваю себя я. — Даже пытки не длятся вечно».

— Сразу после переезда я не работала, а потом устроилась в Галерею Спиллинга.

— Багетчицей?

— Нет! — Я чуть не плачу. Как же мне надоел этот бессмысленный допрос! — В то время я понятия не имела, как делают багеты и рамы вообще. Этим занимался мой босс. Я была менеджером — общалась с посетителями и продавала картины. Когда перешла к Эйдену, он всему меня научил.

— И теперь вы умеете делать багеты! — Шарлотта Зэйлер явно рада моим успехам. — А в Линкольне чем занимались?

— У меня был собственный бизнес.

— Рут, я же не ясновидящая! — ободряюще улыбается Шарлотта.

— У меня было свое маленькое агентство по ландшафтному дизайну. Называлось оно «Райские кущи», — быстро отвечаю я, надеясь избежать дополнительных вопросов.

— От ландшафтного дизайна к багетам — вот так перемены! А как звали вашего босса в Галерее Спиллинга?

— Сол Хансард, — безжизненным голосом отвечаю я.

Шарлотта откладывает ручку с блокнотом и смотрит на меня, крутя кольцо на безымянном пальце левой руки. Кольцо золотое с бриллиантиком, обрамленным тонкими золотыми зубцами. «Помолвочное», — догадываюсь я.

Ее личное счастье меня не касается, и я отлично это понимаю. Это прекрасное доказательство того, как сильно меня изменила памятная поездка в Лондон.

Чем лучше себя знаешь, тем проще измениться, — именно так пишут в моих книгах по психологии.

— Значит, вы с Эйденом Сидом вместе делаете багеты в мастерской у реки. Вас как, не затапливает там? — бодро спрашивает Шарлотта Зэйлер. — Бар-то затапливает периодически. «Звезда» — вот как он называется! Я и вашу вывеску видела, «Багетная мастерская Сида», но решила, что бизнес заглох. Сколько ни проезжаю мимо, у вас постоянно закрыто и табличка висит.

Я пристально смотрю на Шарлотту Зэйлер. Все, мое терпение иссякло! Вскочив, я неловко толкаю столик и проливаю чай — больше из ее кружки, чем из своей.

— Эйден считает, что убил женщину по имени Мэри Трелиз, — во второй раз объявляю я. — Но мне точно известно: это не так.

— Скоро дойдем и до этого, — обещает Шарлотта Зэйлер. — Пожалуйста, Рут, сядьте и ответьте на мой вопрос: «Багетная мастерская Сида» еще не закрылась?

— Нет, не закрылась, — пунцовая от унижения, цежу я. — Мы с Эйденом работаем по шесть, а то и по семь дней в неделю. На табличке написано не «Закрыто», а «Прием по записи». Мелкие заказы нам неинтересны. Порой люди по часу выбирают раму и паспарту для одной-единственной картины. Если выслушивать каждого, много не заработаешь!

— Понятно, — кивает Шарлотта Зэйлер. — И кто ваши клиенты?

— Господи, какое это имеет значение?! Местные художники, музеи, галереи… Есть несколько корпоративных клиентов…

— Как давно Эйден занимается изготовлением багетов? Его мастерская появилась сравнительно…

— Шесть лет, — перебиваю я. — Что вас еще интересует? В каких школах учились мы с Эйденом? Девичьи фамилии наших матерей?

— Это — нет, а вот где сейчас живет Эйден, интересует. Он живет с вами?

— Да, фактически.

— Как давно?

— Два… нет, уже два с половиной месяца, — отвечаю я, а про себя добавляю: «С той ночи в лондонском отеле». — У Эйдена есть и своя квартира, совсем маленькая, при мастерской, хотя она больше похожа на склад. — Все, хватит, и так наговорила больше, чем нужно!

— Многим холостякам и в грязной пепельнице уютно! — ухмыляется Шарлотта Зэйлер. — Эйден снимает эту квартиру или он владелец?

— Снимает. — Я решительно откидываю волосы с глаз. — Предвосхищая следующий вопрос, сообщу: арендную плату он вносит своевременно.

Шарлотта скрещивает руки на груди и улыбается.

— Спасибо, Рут, спасибо за терпение! А сейчас, пожалуйста, расскажите об Эйдене и Мэри Трелиз.

Выдержала я этот странный экзамен или завалила — непонятно. Ллихорадочно беру себя за шиворот и уверенно сообщаю:

— Эйден ее не убивал.

— Позвольте уточнить еще раз: вам известно, что ни Эйден, ни кто другой не убивал женщину по имени Мэри Трелиз, верно?

Я киваю.

— Она цела и невредима?

— Да, можете проверить…

— Проверю непременно.

— …и убедиться.

— Тогда почему Эйден считает, что убил ее?

— Не знаю… — Из груди вырывается тяжелый вздох. — Он не говорит.

— Это что, шутка? — Шарлотта недоуменно вскидывает брови.

— Увы, нет. Страшная нелепость, которая превращает нашу жизнь в ад.

— Так, мне нужны подробности! — Шарлотта решительно хлопает ладонью по столу. — Кто такая Мэри Трелиз? Чем занимается? Где живет? Сколько ей лет? Где вы с Эйденом с ней познакомились?

— Мэри — художница, живет в Спиллинге. А насчет возраста не могу сказать точно… Вероятно, ей, как и мне, под сорок, может, чуть больше.

Все мои ответы только вредят нам с Эйденом. Шарлотта Зэйлер это еще не поняла, но скоро поймет, и тогда… Страшно подумать, но тогда она махнет на меня рукой.

На Шарлоттином лице написано чувство, давно ставшее моим вторым «я», — полное замешательство.

— Попробую разобраться… — наконец говорит она. — По вашим словам, Эйден… Кстати, как давно вы вместе?

— С августа.

— То есть роман начался, как только вы стали у него работать.

Я киваю.

— Эйден считает, что убил Мэри Трелиз, а вам точно известно, что она не только жива, но и невредима?

— Верно. — Я откидываюсь на спинку стула, довольная тем, что меня наконец поняли.

— Не знаю, может прозвучать глупо, — Шарлотта Зэйлер прищуривается, — но вы говорили Эйдену, что Мэри Трелиз жива?

— Конечно. — По щеке сползает слеза. — Не просто говорила, а до мозоли на языке повторяла.

— А он что?

— А он… Он лишь качает головой и твердит, дескать, Мэри не может быть живой, потому что он ее убил.

— Вы искренне пытались ему втолковать?

— Сотни раз. Говорила, где она живет, предлагала ему съездить туда и собственными глазами убедиться, но он не желает. И сам не едет, и меня не слушает. Честное слово, руки опускаются!

Шарлотта Зэйлер тыкает ручкой себе в щеку.

— Рут, ваша история звучит очень странно. Надеюсь, вы понимаете, как странно она звучит?

— Разумеется, я же не идиотка!

— Где познакомились Эйден и Мэри?

— Не знаю…

— Великолепно! — бормочет Шарлотта. — Вдруг Эйден вас разыгрывает? Он вам про это убийство не первого апреля рассказал? — Наверное, выражение моего лица красноречивее любых слов, потому что она вмиг перестает ерничать. — Когда он вам рассказал? При каких обстоятельствах? Простите, Рут, но история кажется… едва ли не фантастической.

— Про убийство я услышала тринадцатого декабря прошлого года во время поездки в Лондон.

— Почему вы отправились в Лондон именно в тот день?

— Чтобы сходить на выставку.

— Ясно, продолжайте, — кивает Шарлотта.

— Случилось все в отеле. Было поздно, мы поужинали в городе, вернулись в номер около половины десятого, и… Эйден рассказал про убийство.

— С бухты-барахты? Взял и выложил: знаешь, Рут, я хладнокровно убил человека.

— О «хладнокровно» речь не шла. Эйден просто сказал, что убил Мэри. И не с бухты-барахты. Он переживал, что если мы не раскроем друг другу все секреты, то наши отношения не сложатся. Раскрывать этот секрет ему явно не хотелось. Я чувствовала: он боится. И сама тоже боялась.

— Почему? — Шарлотта Зэйлер подается вперед. — Как правило, откровения близких, особенно любимых, страх не вызывают. Многим женщинам даже нравится их слушать! У вас были причины думать, что Эйден способен совершить тяжкое преступление?

— Никаких причин не было! — качаю головой я. «Многим женщинам…» Шарлотта явно имеет в виду тех, для кого слово «секрет» ассоциируется с чем-то заманчивым и соблазнительным, а не с болью и муками.