Движение

— По ту сторону этого чудного дерева собаки учуяли злоумышленников, — мягким голосом сообщил он.

Даже придавленная к земле герцогиней, Каролина сохраняла натурфилософическую пытливость.

— Откуда вы взяли, что это не благонамеренная белка? — спросила она.

— По тому, как вели себя собаки, — ответил Мартин, явно раздражённый вопросом. — Они пробежали по следу от ограды, через которую эти люди, надо думать, перелезли, до соседней части сада, но тут я крикнул им искать госпожу. Когда я поворачивал сюда, то увидел, как по дороге со всех ног бегут двое.

— К нам?

— Прочь от нас, госпожа.

— Луки? Ружья?

— Ни того ни другого, госпожа.

Лишь теперь Элиза поднялась на ноги и потянула за руку Каролину, помогая встать. Лакеи продолжали рыскать вокруг с обнажёнными кинжалами.

— Необычная процедура, — заметила Каролина.

— В Константинополе — вполне заурядная.

— Где вы набрали слуг? — спросила Каролина.

— На палубе капера в Дюнкерке. У меня там был знакомый приватир, некий Жан Бар. Он был ко мне неравнодушен и пёкся о моей безопасности.

Элиза снова повернулась к Мартину.

— Ты узнаешь их, если увидишь снова?

— Госпожа, они были в чёрных балахонах, вроде монашеских, с опущенными капюшонами. Думаю, балахоны мы найдём брошенными не дальше, чем на выстрел отсюда.

— А убийцы смешаются с гостями раньше, чем мы доберёмся до дворца, — заметила Элиза.

— Вероятно, — согласилась Каролина, потом воскликнула: — Простите, вы сказали: «убийцы»?!

— Письмо принцессы Каролины ко мне было запечатано в присутствии Еноха Роота и вручено ему раньше, чем застыл воск. Мистер Роот поехал отсюда в Амстердам по западной дороге без особой спешки, но и без промедлений. Через два дня он был в Схевенингене, ещё через три — в Лондоне. На то, чтобы отыскать корабль и отплыть в Нью-Йорк, ушла неделя. Путешествие через океан не было особенно долгим. Проведя на острове Манхэттен всего ночь, он верхом отправился в Бостон и отыскал меня в день своего прибытия. Письмо оставалось при нём с той минуты, как было запечатано в Лейнском замке.

Странный англичанин кивнул на городские укрепления Ганновера, угадывающиеся в дымке на дальнем конце Герренхаузенской аллеи.

Молодой барон, приметив, что отстал, прибавил шаг.

— Скажите, а вы с Енохом — я называю его Енохом, потому что он старый друг нашей семьи…

— Мне казалось, что он числился её членом, очень давно, когда его звали иначе.

— Это другой разговор для другого дня, — ответил барон на хорошем английском. — Мой вопрос: обсуждали ли вы с Енохом ваше дело в Бостоне при посторонних?

— Да, в таверне. Однако мы были очень осторожны. Я не сказал, от кого письмо, даже собственной жене. Сообщил только, что меня вызвало в Англию влиятельное лицо.

— А само письмо?

— Мистер Роот показал нескольким людям печать. Они могли сделать вывод, что письмо из Ганновера.

— Будьте добры, продолжайте.

— Всё очень просто. Тем же вечером я был на «Минерве». В течение месяца нас удерживали у берега противные ветра. И вдруг на нас обрушивается целый пиратский флот! Чёрт возьми, это было нечто невообразимое! За всю свою жизнь…

Иоганн фон Хакльгебер, чувствуя, что рассказчик сейчас ударится в многословие, перебил:

— Говорят, пиратов у берегов Новой Англии больше, чем у собаки блох.

— Да, там были такие, — с неожиданным энтузиазмом произнёс Даниель Уотерхауз. — Жалкие разбойники на гребных суденышках. С ними мы расправились без труда. Я говорю о настоящем флоте под командованием бывшего британского капитана по имени Эдвард Тич.

— Чёрная Борода! — вырвалось у Иоганна раньше, чем он успел прикусить язык.

— Вы о нём слышали.

— О нём пишут в авантюрных романах, которые бочками продаются на Лейпцигской книжной ярмарке. Не то чтобы я стал такие читать…

Иоганн замер в напряжённом ожидании, боясь, что Даниель Уотерхауз не способен оценить иронию и примет его за чванливого барончика. Однако старик поймал шутку на лету и отбил, как мяч:

— Выяснили ли вы в своих исследованиях, что Чёрная Борода связан с якобитами?

— Я знаю, что его флагман зовётся «Месть королевы Анны», и могу из этого заключить, на чьей он стороне.

— Он атаковал корабль, на котором я находился, «Минерву», и потерял одно или два судна в попытке меня захватить.

— Вы имеете в виду «захватить «Минерву», или…

— Я сказал то, что имел в виду. Он назвал моё имя. И любой другой капитан меня бы выдал, но Отто ван Крюйк не отдаст пиратам червивого сухаря, не то что пассажира.

— Если позволите, я сыграю роль скептика. В Бостон, который с ваших слов представляется лагерем поселенцев в лесной глуши, приезжает Енох и начинает размахивать конвертом с ганноверской печатью. Это не могло не возбудить любопытства. Ваш отъезд наверняка обсуждал весь город.

— Как пить дать, обсуждает до сих пор.

— В каждом порту есть люди, которые передают такого рода сведения пиратам и другим преступникам. Вы сказали, что штиль задержал вас на целый месяц.

— Я скорее употребил бы слово «шторм»…

— За такой срок весть наверняка облетела все пиратские бухты Новой Англии. Тич мог сделать вывод, что вы — важная особа, за которую заплатят большой выкуп.

— В этом я убеждал себя всю дорогу через Атлантику, чтобы успокоить свои страхи, — сказал Даниель. — Я даже приучил себя закрывать глаза на главный недостаток этой гипотезы, а именно, что за пределами Берберийского побережья пираты редко берут пленников с целью получить выкуп, особенно стариков, которые, того гляди, отдадут концы. Однако, едва я въехал в Лондон, меня или кого-то, находившегося рядом со мной, попытались взорвать. За последующие два месяца я получил сведения из двух разных источников, одного высокого и одного низкого, что здесь, в Ганновере, есть шпион, связанный с лондонскими якобитами.

— Об этом я хотел бы услышать поподробнее. — Минуту назад Иоганн пытался успокоить нелепые опасения старого англичанина; теперь сам встревожился не на шутку.

— Мой старый знакомый…

— Знакомый, но не друг?

— Мы такие старые друзья, что порой не разговариваем по двадцать лет кряду. Взорвалась адская машина, начинённая порохом. Убить хотели либо меня, либо его, либо нас обоих. Он начал расследовать эту историю, используя свои возможности, которые превосходят мои практически во всех отношениях. Он узнал, что высокопоставленные якобиты…

— Болингброк?

— …высокопоставленные якобиты получают сведения из источника, близкого к курфюрстшему двору. От кого-то, кто, судя по оперативности и точности депеш, вхож и в Лейнский дворец, и в Герренхаузен.

— Вы сказали, что кроме высокого источника у вас был ещё и низкий?

— Я знаком с человеком, у которого обширные связи на лондонском дне — среди воров, монетчиков и тому подобного люда, то есть той самой публики, из которой Чёрная Борода вербует свою команду.

— И вы доверяете такому субъекту?

— Безотчетно, иррационально, вопреки логике — доверяю. Я его пастырь, он — мой ученик и телохранитель, но это другой разговор для другого дня.

— Склоняю голову.

— Он навёл справки и выяснил, что приказ захватить меня поступил Эдварду Тичу из Лондона.

— Вот уж не знал, что пираты исполняют приказы Лондона.

— О, напротив, это древняя, освящённая веками традиция.

— Итак, исходя из полученных данных, вы остановились на гипотезе, что некий здешний шпион узнал о письме, которое её высочество отправила вам с Енохом Роотом, сообщил об этом высокопоставленным якобитам в Лондоне, а те отправили депешу Эдварду Тичу, используя в качестве Меркурия кого-то из лондонских преступников.

— Такова моя гипотеза, превосходно изложенная.

— Гипотеза хороша. У меня только один вопрос.

— Да?

— Почему мы гуляем по Герренхаузенской аллее ни свет ни заря?

— Помилуйте, солнце взошло много часов назад!

— Мой вопрос остаётся в силе.