Страница 91 из 115
Кичливых Кикнов выводя, Мемнонов-пустозвонов. 380
Теперь его учеников с моими вы сравните.
Его — отпетый Меганет и рукосуй Формизий,
Удар-ярыго-дракуны, трескун-ревун-редеди.
Мои же — умник Клитофонт и Ферамен глумливый. 381
Да, Ферамен — премудрый ум и мастер на все руки,
Пускай товарищи в беде, пусть поскользнется ближний, —
970Сухим он выйдет из воды, за грош алтын получит.
Умело их я обучил,
Пример для жизни показал,
В поэзию науку ввел
И здравый разум. Рассуждать
Теперь способны все про все,
И в государстве, и в домах,
Хозяйничать на новый лад
Способен всяк, и всяк кричит:
Уж я задам, уж я вас!
980Да, Зевс свидетель мне. Теперь
Афинянин, в свой дом войдя,
На домочадцев и на слуг
Кричит: подать сюда горшок!
Кто голову у пескаря
Отгрыз? На рынке прошлый год
Кувшин купил я, он погиб.
Позавчерашний где чеснок?
Оливку кто тут надкусил?
А домочадцы-дурачки,
Как фатюки, как малюки,
990Сидят, разинув глотки.
(Эсхилу)
Антода
Это видит твой взор, блестящий Ахилл, 382
Что же ты на это скажешь?
Но держи себя в поводьях,
Чтобы грохочущий гнев
Не умчал тебя за вехи.
Издевался враг ужасно.
Ты же, милый, воздержись,
1000Не плати за ругань бранью.
Паруса свернувши, в море
Осторожно выплывай!
Бег ускорив понемногу,
Зорко бодрствуй,
Чтоб устойчиво и ровно
Легкий ветер вел корабль!
Хор пляшет.
Ты ж, средь эллинов первый, кто важных речей взгромоздил величавые башни,
Кто трагедию вырядил в блеск золотой, дай излиться ключу красноречья!
Антэпиррема
Эта встреча ярит меня. Злоба горит, распаляется сердце от гнева.
Неужели с ним спорить я должен? Но все ж, чтоб меня нe считал побежденным,
Отвечай мне: за что почитать мы должны и венчать похвалою поэтов?
За правдивые речи, за добрый совет и за то, что разумней и лучше
1010Они делают граждан родимой земли.
Если ж ты поступал по-иному,
Если честных, разумных, почтенных людей негодяями низкими делал,
Так чего ты тогда заслужил, говори!
Лютой казни! Не спрашивай дальше!
Погляди, поразмысли, какими тебе передал я когда-то сограждан.
Молодцами двужильными были они, недоимок за ними не знали,
Шалыганами не были, дрязг не плели, как сейчас, не водились с ворами.
Нет, отвагой дышали они и копьем и шумящим султаном на шлемах,
Как огонь были поножи, панцирь как блеск, бычье мужество в пламенном сердце.
Заварилась беда, завелась болтовня! Ведь не в лавке мы здесь оружейной,
Расскажи нам толково, как добрыми ты и достойными делал сограждан.
1020Объясни нам, Эсхил, своенравным не будь, не упорствуй, не важничай чванно!
Создал драму я, полную духа войны.
Но какую же?
«Семь полководцев». 383
Кто увидит ее, тот о львиной душе затоскует и сердце отважном.
В этом очень ошибся ты. Сделал фиван и воинственней всех, и храбрее,
И в осадах сильнее, — обида для нас. Получай поделом пораженье!
Вы могли бы сравниться, героями стать не слабей, не хотите, однако.
Я трагедию «Персы» 384поставил потом, чтоб вложить в вас стремленье к победе,
К превосходству великую волю вдохнуть. Я одел ее в блеск и величье.
До упаду смеялся я, помню, тогда, про покойника Дария слыша,
Вышел хор и в ладони захлопал, завыл и протяжно заплакал: «Иайой!»
1030Вот о чем мы, поэты, и мыслить должны, и заботиться с первой же песни,
Чтоб полезными быть, чтобы мудрость и честь среди граждан послушливых сеять.
Исцеленью болезней учил нас Мусей 385и пророчествам. Сельскую страду,
Пахотьбу, и посевы, и жатвы воспел Гесиод. А Гомер богоравный
Потому и стяжал восхваленье и честь, что прославил в стихах величавых
Битвы, воинский подвиг, оружье мужей.
У Гомера напрасно учился
Пантаклей 386, злополучный левша. Прошлый год, выступая на праздниках в хоре,
Шлем сперва он навьючил, а после султан навязать собирался на гребень.
Но припомни о многих, о славных других! О воителе Ламахе 387вспомни!
1040По заветам Гомера в трагедиях я сотворил величавых героев —
И Патроклов и Тевкров, 388с душой как у льва. Я до них хотел граждан возвысить,
Чтобы вровень с героями встали они, боевые заслышавши трубы.
Но, свидетель мне Зевс, не выдумывал я Сфенебей или Федр 389— потаскушек.
И не скажет никто, чтоб когда-нибудь я образ женщины создал влюбленной.
Ну, еще бы, тебе незнакома была Афродита!
Пускай незнакома!
Но зато и тебе, и всему, что с тобой, она слишком уж близко известна.