Страница 33 из 42
— Перл, — говорю, — я так скучал по тебе.
— Леонард, — произносит она. — Только пойми меня правильно. Я люблю тебя и все такое, но ты сделал глупость.
Ей лет восемнадцать, столько ей было, когда я видел ее в последний раз. Волосы тщательно уложены. Ни волосок не шелохнется, хотя ветер со стороны океана довольно сильный. Вот почему я знаю, что она — не всамделишная. Только ведь все равно она здесь.
Слышу свой собственный голос:
— Но почему? Почему это так уж глупо?
— Тебе дана жизнь, — отвечает она. — И у тебя никто не пытается ее отнять. Ты сам постарался покончить с ней счеты. И напрасно.
— Я подумал, это может нас сблизить.
И тут я понял, что повторяю в бреду наш разговор с Митчем, когда он, чтобы лучше понять меня, решил попробовать, каково это — быть слепым. Только роли поменялись.
— Добровольная смерть — это не то, — громко говорю я. — Никому не пожелаю.
Это сказал я.Значит, я подаю реплики и за ту, и за другую сторону. Наверное, и за Перл тоже.
Открываю глаза. Перл исчезла.
А может, ее и не было.
Неглубоко и часто дыша, все-таки поднимаю голову и смотрю на ногу. Сломана, сразу видно. И болит, наверное, нещадно. Только мне все труднее оценить свое состояние. Голова откидывается назад, глаза сами закрываются. Правда, теперь мне известно о себе самом такое, о чем я раньше и не подозревал.
Я знаю, что я человек, такой же, как все, а вовсе не бесплотный дух, который может, как по волшебству, покинуть этот мир и отправиться к своим. Нет, я земной человек, как и все прочие люди. Просто Перл умерла, и мне очень хотелось к ней — вот и вся причина.
Начинается прилив.
На камни набегает первая волна — холодная, прямо ледяная. Ребра и ногу пронзает боль. Издаю пронзительный крик — и Глюк в ответ лает еще отчаяннее.
Надо выбираться отсюда. А то подохну от холода.
Накатывает еще несколько волн, и я понимаю, что окоченение — это еще цветочки. Волны так и норовят подхватить мое искалеченное тело и шарахнуть о камни. Тогда уж все мои переломанные косточки повылезут наружу.
Не успеваю я об этом подумать, как очередная волна приподнимает меня и опускает на камни. Холод приглушает боль.
Я не понимаю до конца, чем мне все это грозит, пока волны не начинают перехлестывать через меня. Вот придет волна побольше, приложит о скалу и унесет в море. Пытаюсь ухватиться руками за камни, но они скользкие, как следует не уцепишься. А со сломанными ребрами и разбитой головой особо не поплаваешь.
Руки соскальзывают, и волна уносит меня в море.
Вот оно. Только я понял, насколько хочу жить, как борьба оказалась проигранной.
Выныриваю на поверхность, разжмуриваю глаза и снова вижу Перл. На камне, у кромки воды. Лицо у нее безмятежное. Пытаюсь поднять руку, чтобы помахать ей на прощанье, но что-то не пускает.
Это ремни.
Искалеченный, перекореженный дельтаплан основательно застрял между двумя камнями. А я крепко привязан к нему ремнями. И ремни выдерживают. Вода все выше, волны все больше, и мне уже хочется, чтобы дельтаплан наконец смыло. Но он вцепился в камни. И держит меня.
Опять океан кидает меня на камни, терзая переломанные кости. Пытаюсь ухватиться за дельтаплан. Промахиваюсь. Все сначала.
Летательный аппарат опять устоял.
И опять, стоит мне открыть глаза, я вижу Перл. Она смотрит на меня, и я понимаю, что прилив только начался. До утра еще масса времени. Поединок с двумя волнами — лишь небольшая часть долгой битвы. Целой войны. И драться придется не на жизнь, а на смерть.
Еще один удар о камни. Хватаюсь за какую-то стойку своего дельтаплана и держусь изо всех сил. Никогда ни во что так не вцеплялся.
Перл теперь сидит — или не сидит? — у моего левого локтя.
— Думаешь, я хотела умереть? — спрашивает она.
— Нет, — отвечаю. — Ты хотела, чтобы мы были вместе.
— Верно. У меня не было выбора. А у тебя есть выбор.
— Я тоже не хочу умирать.
— Ой, не ври мне.
— Сейчас я не хочу умирать.
— Хорошо. Самое время.
Волны все выше. Вот в эту секунду одна из них приподнимет дельтаплан и смоет обломки в море — вместе со мной.
Но пока я держусь.
— Ты мой сын, — говорит Перл. — Значит, ты сильный.
Я весь закоченел. Слабость разливается по телу. Слова выговариваются с трудом, но передо мной Перл. Возможно, это наш последний разговор. И если молчать, я просто разожму пальцы и утону.
— Ты боролась? — спрашиваю.
— Нет, — отвечает Перл.
— А зачем тогда мне бороться?
— Твоя гордость ничем не уязвлена. Ведь за свою жизнь можно отдать все, кроме собственного достоинства. Это единственное, за что можно умереть. А теперь молчи и держись покрепче.
Когда я снова открыл глаза, Перл не было.
Я совсем один. Даже лая Глюка не слышу.
Как бы мне не потерять сознание. И не сойти с ума. Ведь время растягивается прямо на глазах. И я начинаю петь. Это как-то само собой получается. Я пою ту самую песенку, которой баюкала меня Перл. Если бы она спела ее сейчас вместе со мной… Но где она, Перл?
Вскоре я выдыхаюсь и уже не могу петь.
Связь с телом слабеет. Я вижу самого себя меж камней, вцепившегося в дельтаплан. Не с высоты птичьего полета, но все-таки с некоторого расстояния. Интересно, что это значит? Дух покидает тело?
Проходит несколько минут — или часов? — и очередной вал цепляет дельтаплан. Вся конструкция приподнимается и с легким скрипом высвобождается из расселины между камнями. Отступая, волна несет нас с собой.
Я вернулся в свое тело. Надеюсь, это хороший знак.
— Как я устал, — говорю я Перл, хотя знаю, что ее нет рядом. Хуже того, ее со мной и не было. Правда, не всегда. Она приходила ко мне и в пламени свечи, и в воробье. Только на камнях сейчас она вряд ли сидела.
Меня уносит в море. Вода накрывает с головой. Задерживаю дыхание сколько могу. Когда выныриваю, вокруг одни волны. Вот битва и закончилась. Похоже, я проиграл, и гром орудий стихает.
Можно позволить себе потерять сознание и обрести покой.
Никак не могу решить, вред или пользу принесет мне дельтаплан, унесет меня с ним в море или выбросит на сушу. Решу немного погодя. А пока… я ведь собирался отрубиться.
Расстегиваю застежки на ремнях. Решаю: поплыву к берегу.
Мне даже не холодно. И боль куда-то пропала. И стало так спокойно на душе.
При первом же движении боль обрушивается на меня. Стараюсь плыть. Захлебываюсь. Замираю и жду, когда океан сам подхватит меня и понесет к берегу.
Про себя еще раз зову Перл.
Смотрю на Луну. Внезапно она чернеет.
И все вокруг тоже.
МИТЧ, 37 лет
Чем заняты взрослые
Вот я и дома. Проведал Джейка и Мону и вернулся. Зачем? Мне бы сейчас заняться поисками. Да где искать?
Мы ведь даже не уверены в том, что он улетел на дельтаплане. Это только наши страхи, прямых улик нет.
Предположим, он хотел опробовать свой планер. В таком случае он может оказаться далеко от дома. Интересно, сколько здесь холмов в радиусе пятидесяти миль? Наведаться на каждый из них? Нет, пожалуй, от меня будет больше пользы, если я останусь на телефоне.
Вставляю ключ в замочную скважину, но дверь открывается, стоит к ней прикоснуться. Странно. Ведь я ее закрывал. Я всегда закрываю дверь на замок.
Распахнувшись, дверь скрипит. Я вхожу.
И сразу понимаю — в животе у меня холодеет, — что в доме у меня кто-то есть.
Храбрюсь.
В комнате полутьма. Еще ведь раннее утро, и солнце светит не на полную катушку.
Закрываю за собой дверь и оглядываю гостиную. В углу кто-то сидит. Сердце у меня так и екает. Однако очертания у темного силуэта совсем не страшные. Похоже, это всего лишь Гарри.
— Гарри? — спрашиваю. — Это ты?
— Кто же, на хер, еще? — слышу ответ.
Голос какой-то не такой. То есть это Гарри, сомнений нет. Но в словах его мне слышатся совершенно новые, необычные ноты.