Страница 1 из 42
A
Пять лет юная Перл скрывала страшную и печальную правду от Леонарда, своего маленького и беззащитного сына. Пять лет она пряталась и чуралась людей. Но все тщетно. Однажды Перл исчезла, и пятилетний Леонард остался один. Впрочем, не один — с Митчем. Они составляют странную и парадоксальную пару: молодой преуспевающий бизнесмен и пятилетний мальчик, голова которого полна странных мыслей. Вместе им предстоит пройти весь путь до конца, выяснить, что же сталось с Перл и что же сталось с ними самими.
«Любовь в настоящем времени» — завораживающий, трогательный и жесткий роман о человеческой любви, которая безбрежна во времени и в пространстве. Можно ли любить того, кого почти не помнишь? Может ли любить тебя тот, кого давно нет рядом? Да и существует ли настоящая и беззаветная любовь? Об этом книга, которую называют самым честным и захватывающим романом о любви.
Кэтрин Райан Хайд
ПЕРЛ, 13 лет
МИТЧ, 25 ЛЕТ
ЛЕОНАРД, 17 лет
МИТЧ, 37 лет
ПЕРЛ, 17 лет
ЛЕОНАРД, 5 лет
ПЕРЛ, 18 лет
МИТЧ, 25 лет
ЛЕОНАРД, 5 лет
ЛЕОНАРД, 17 лет
МИТЧ, 25 лет
ЛЕОНАРД, 5 лет
МИТЧ, 25 лет
ЛЕОНАРД, 5 лет
МИТЧ, 25 лет
ЛЕОНАРД, 5 лет
ЛЕОНАРД, 17 лет
МИТЧ, 25 лет
ЛЕОНАРД, 17/18 лет
ЛЕОНАРД, 5 лет
ЛЕОНАРД, 18 лет
МИТЧ, 37 лет
ЛЕОНАРД, 7 лет
МИТЧ, 34 года
ЛЕОНАРД, 14 лет
МИТЧ, 37 лет
ЛЕОНАРД, 18 лет
МИТЧ, 37 лет
ЛЕОНАРД, 18 лет
МИТЧ, 37 лет
ЛЕОНАРД, 18 лет
МИТЧ, 37 лет
ЛЕОНАРД, 18 лет
ПИСЬМО ОТ ЧЕТА МИЛБЕРНА
ЛЕОНАРД, 30 лет
МИТЧ, 50 лет
notes
1
2
3
4
Кэтрин Райан Хайд
ЛЮБОВЬ В НАСТОЯЩЕМ ВРЕМЕНИ
В память о моем друге Джоди, которого буду любить всегда
ПЕРЛ, 13 лет
Чему учит смерть
Мне было семь лет, когда однажды ночью я увидела, как человек умирает. Все происходило под окном комнаты, где я спала. Я стояла на коленях и смотрела на улицу. Меня разбудил шум. Окно было распахнуто, ведь в доме была духотища. Но ветерок и не думал дуть. Даже занавески не колыхались. В комнате было темно, и я знала, что с улицы меня не видать.
Мужчина, который должен был умереть, стоял на коленях. Как и я. Только он руки раскинул. Не поднял вверх, как при встрече с грабителями. А раскинул в стороны, как Христос на кресте. Только он на коленях стоял. Я называю его мужчиной, ведь мне самой тогда едва исполнилось семь. Взрослый для меня. Сейчас, когда я вспоминаю его лицо — до и после смерти, — я понимаю: ему было лет шестнадцать. Но мне он казался мужчиной.
Парни, которые убивали его, трое их было, стояли и ржали. Наверное, их гогот и разбудил меня. У одного из них было короткое ружье, и оно смотрело прямо мужчине в лицо. Мальчишке-мужчине. Ведь перед лицом такой смерти любой мальчишка повзрослеет.
И вот бедолага заплакал. Большими крокодиловыми слезами. Так их вроде называют, уж сама не знаю почему. Никогда не видела, как крокодил плачет. Я и крокодила-то никогда не видела. Зато я видела смерть. Вот о ней я кое-что знаю. Хотя лучше бы не знать ничего.
Потом этот наполовину мертвый мужчина принялся просить пощады. Прошу вас, сказал он. Подумайте о моей маме. Подумайте о моих детках, которых у меня еще нет. Не убивайте меня. Я сделаю все, что хотите. И тут плечи у него затряслись, будто случилось небольшое землетрясение, которое никто не заметил. Никто, кроме него. Его собственные семь баллов. Прямо у него под коленками.
Прошу вас, сказал он. И тогда парень с ружьем выстрелил ему прямо в лицо. Потом все трое быстро ушли. И все смеялись. Они уж за угол свернули, а хохот так и висел в воздухе. А я смотрела. Ведь не смотреть куда страшнее. А лечь в постель и совсем жутко. Мертвец-то вот он. Я его видела. И хорошо запомнила, какой он был. Но об этом не хочется подробно рассказывать. О совсем плохом рассказывать нельзя. А тут куда уж хуже. Я-то знаю.
Немного погодя приехала полиция, и наткнулась на покойника, и принялась рыскать по округе. А я устала совсем и заснула.
Никто над тобой не сжалится. Никуда не денешься. Даже не проси.
Когда придет мой черед, я не буду просить пощады, решила я. Я буду вести себя достойно. Говорят, ничего земного с собой туда не заберешь. Ни денег, ни машин, ничего такого. Но гордость-то, наверное, пребудет с тобой. Вот уж чего тебе будет не хватать, если оставишь ее на земле.
Во всяком случае, все мы верим, во что хотим. А во что я верю, я сказала.
Когда тебе воздается по заслугам, сохраняй гордость. Не притворяйся и не крути. Да, я застрелила этого парня. Все верно, все так и было. Я ничего не скрываю. Я выстрелила ему между глаз, на кухне Розалиты, когда он стоял без штанов. Я убила его из его собственного пистолета. Так я отпраздновала свой день рождения. Мне тринадцать исполнилось.
Да, я знала, он — коп. Ну и что с того? Ты твердо знаешь, что когда-нибудь умрешь, но ведь не это главное. Главное, что умрешь не сейчас. Жизнь не заставляет тебя выбирать: умирать тебе или не умирать. Она другое заставляет выбирать: сейчас умереть или попозже. Это меня Розалита научила. «Всегда разберись, твой черед настал или не твой. Пусть он умрет сегодня, а ты — завтра. А когда придет твоя очередь, ты уже будешь знать наверняка. Только для этого нужен опыт».
Я согласна с Розалитой. Но его я застрелила не поэтому.
И уж совсем мне было не до смеха. Позабавилась, нечего сказать.
Мне было плохо из-за того, что я натворила. Но это потом. А тогда… уж не знаю, что и сказать. Наверное, я должна была сильно переживать. Но я почти ничего не чувствовала. А ведь я не равнодушный убийца. Я живой человек, как и все вы, и мне хочется еще пожить на этом свете.
Думаю, мне было так плохо из-за того, что не бросила пистолет. Если бы я не вцепилась так в этот пистолет, он бы не выстрелил. Если бы я отдала ему оружие, уж наверное, он не сделал бы мне ничего плохого. Но когда не знаешь наверняка и все-таки пытаешься что-то сделать, все выходит наперекосяк. Иногда я думаю: может, я застрелила его, потому что он меня не любил и никогда бы не полюбил? Но ведь я не собиралась его убивать. Просто иногда я вижу, как люди страдают из-за пустяков, и сама начинаю страдать и задавать себе дурацкие вопросы. Нет, не хотела я его убивать. Если бы я стала убивать всех, кто меня не любит и никогда не полюбит, на Земле живой души бы не осталось. Ну разве что Розалита и Леонард, мой малыш. Который, само собой, тогда еще не родился.
Вот как все случилось.
Чуть ли не весь день напролет я разыскивала маму. Ведь нынче был мой день рождения. Зачем мне понадобилась мама именно сегодня, сама не знаю. Никакого праздника все равно бы не получилось. Уж теперь-то это ясно. Но я все равно искала ее.
Да тут еще Розалиту арестовали. Только на этот раз не отпустили. Я понять не могла почему. Обычно проходит два-три часа — и Розалита уже дома. Вроде как прямо из участка. Только на самом деле копы отвозят ее совсем в другое место, и она их обслуживает за бесплатно. Для того и забирают. За что забрали, за то и выпускают. Потом высадят где-нибудь на перекрестке, и привет.
Сегодня Розалита дома не появлялась. Может, какой коп и впрямь ее посадил. Может, ему от нее ничего не надо. Или у него жена и дети, и он не хочет провиниться перед ними. Или Розалита не в его вкусе. Да мало ли что могло стрястись? Я-то ведь не знаю.
Я подошла к Малышу Джулиусу, который вечно сидел на своем крылечке, и спросила, не видал ли он мою маму.
— Может, и видал, — сказал Джулиус. — А может, и нет. Ты подойди ко мне поближе, и мы все обсудим.
Я не двинулась с места. Малыш Джулиус — огромный жирный мужик, бритый и весь в татуировках. Улыбка у него золотозубая. Красиво, да? — все передние зубы золотые. А вот фигушки. Ужасно гадко — сама не пойму почему. Джулиусу страшно нравится, какого цвета у меня кожа. Я ведь наполовину негритянка, наполовину кореянка. Джулиус как-то сказал, я красивая. Уж давно сказал. Теперь даже если он молчит, что-то мерзкое прямо в воздухе висит.