Страница 81 из 85
Родосский наварх недолго раздумывал и с ходу атаковал. Пираты Мономаха наблюдали сражение с высоких утесов острова, оно оказалось столь быстротечным, что на помощь Угольку никто выйти не успел, хотя было видно, что родоссцев не слишком много.
Дамагор пленных не брал, у киликийцев спаслась одна триера и одна гемиолия, остальные отправились на дно. На триере улизнул Терей — старый лис оказался слишком хитер и проворен, чтобы дать поймать себя за хвост. Родоссцы, не догнав его, ушли.
Сразу после боя Мономах отдал приказ о выступлении. Но не в погоню за Дамагором, а в прямо противоположную сторону. Под вечер следующего дня к Тенедосу нагрянул весь флот Лукулла, но мышка улизнула. Так Эргину и не довелось встретиться в бою с ненавистным Волком.
Лукулл не слишком расстроился, поняв, что более ему опасаться киликийцев не следует. К Хиосу поспешил новый посыльный, везя весть уже о двух победах...
Луций Лициний, разом превратившись во властителя морей (о семидесяти триерах Архелая легату не было известно, да и они стояли довольно далеко, на Эвбее, привязанные к сухопутной армии, вернее, ее остаткам) осуществил задуманное и высадился в Абдерах. Там его ушей достигли вести о полном и окончательном разгроме Архелая. Узнав, что легионы Гальбы и Базилла идут в Фессалию, и все еще не имея сведений, где же стоит Сулла, Лукулл снова вышел в море и отправился в Гераклею, что в македонской Пиэрии, на самой границе с Фессалией. Он принял решение поставить флот в этом порту на зимовку: уже начинались осенние шторма.
Оставив в Гераклее заправлять делами Тимофея, Луций Лициний выехал к Сулле, взяв с собой примерно половину своих римлян, а так же Квинта Севера.
* * *
Воссоединение всех трех частей сулланской армии состоялось в Лариссе за три дня до ноябрьских календ. В этот день проконсул с тремя легионами прибыл к лагерю Гальбы и Базилла, в котором за неделю до того появился Лукулл, представлявший часть, хоть и самую меньшую количественно, но не менее прославленную победами. [120]
Встречать императора высыпали все солдаты, не занятые на работах или воинских упражнениях. Поскольку день был объявлен праздничным, таких оказалось немного и два легиона, почти в полном составе построились за лагерной стеной. Нестроевые, в числе которых толкался Север, выглядывали из-за частокола, заполонили сторожевые башни, возведенные по всем правилам фортификационного искусства. Лагерь строился, как зимний, долговременный, с внушительными укреплениями.
Стоял чудовищный шум и гам, приходилось кричать, чтобы услышать собственный голос. Солдаты всех пяти легионов и ауксилларии славили Корнелия Суллу, императора, чей вороной ступал по жидкой дорожной грязи величественнее, чем по мостовой Священной улицы, ведущей на Капитолий. Север подумал, что не иначе, как уже завтра, кое-кто, вооружившись кирками и лопатами, приступит к делу более привычному для любого легионера, чем собственно война — строительству очередной мощеной камнем дороги.
В лагере он, Барбат, Бурос и остальные участники злополучного посольства, коих в живых осталось общим числом семеро, пользовались полной свободой, но наружу их не выпускали. Сейчас, выбравшись в толчее на ту сторону стены, на внешний вал, Квинт подумал было о том, что неплохо бы попытаться незаметно бежать, но быстро отмел эту мысль. Ничего не выйдет, вся округа заполнена дозорами и фуражирами. Не скрыться. А когда поймают, вот тогда точно крест. Между тем сейчас есть неплохой шанс избежать подобного финала, как-никак, он в битве при Лекте проявил себя весьма неплохо. Будь, что будет.
Лагерь ликовал. Солдатам выставили вина и выплатили жалование за три месяца вперед. Сулла провел смотр легионов, награждая отличившихся. Вечером был устроен пир для старших командиров. Все важные разговоры отложились на следующий день.
— Я полагаю, Архелай совершенно уверен, что Митридат примет мои условия.
— Почему? — поинтересовался Лукулл, жадно внимавший рассказу проконсула о случившемся с армией за почти годичное отсутствие легата.
— Он уже начал выводить свои гарнизоны из городов, где они еще оставались, тем самым избавляя нас от ненужных хлопот.
Сулла облачился в тогу, чего с момента высадки в Греции делал не более десяти раз, и потягивал хиосское из позолоченного кубка, возлежа возле стола, заваленного отчетами. Походная обстановка надоела, хотелось ощутить себя в привычной, мирной атмосфере, поэтому доклады подчиненных Луций Корнелий выслушивал не за столом походной канцелярии, а здесь, в заднем отделении претория, своих личных покоях. Раб-массажист стоял за спиной и разминал плечи хозяина прямо через одежду.
Лукулл тоже ничем не напоминал подчиненного, отчитывающегося перед начальником: он пребывал в той же позе, с таким же кубком в руке.
— Значит, война окончена?
— Не думаю, — Сулла жестом отослал массажиста и поманил замершего в темном углу виночерпия, указав на свой почти пустой кубок, — царь вряд ли согласится. Мы загоняем его обратно в Понт. Это неприемлемо для Митридата.
— Почему ты так считаешь, Луций Корнелий?
— Я изучал его. Расспрашивал пленных, из тех, кто обретался поближе к трону. Не такой он человек. Не смирится.
— Не смирится... — медленно, словно взвешивая эти слова на весах судьбы, протянул легат, — значит, война продолжится.
— Да, но теперь уже только весной. Все его войска здесь разбиты, новых морем не перебросить. Испортилась погода, да и мы теперь больше такого не позволим. Твоими стараниями, Луций, ты отлично справился, пью за твое здоровье, — Сулла поднял кубок.
Лукулл с достоинством кивнул и тоже отпил вина.
— Уже увиделся с Марком? — спросил Сулла.
— Мельком. Обнялись и тут же разбежались по делам.
— Успеете еще наговориться. Полагаю, ему не терпится услышать повесть о твоих подвигах из первых уст.
— Как ты оцениваешь его службу?
— Все Лукуллы рядом со мной — в первых рядах по доблести, Марк не исключение. Хоть он и зовется Теренций Варрон, родная кровь говорит сама за себя. Я назначил его квестором в Первом легионе, и он прекрасно справляется со своими обязанностями. [121]
— Приятно слышать. Собственно, я никогда не сомневался в его способностях.
— Твой брат далеко пойдет. Вот увидишь, он станет консулом. Так же, как и ты.
— Для этого надо еще вернуться в Рим и выгнать марианскую шваль поганой метлой.
— Выгоним, не сомневайся. Но прежде надо разобраться с одним делом в Азии.
— Ты сейчас о Фимбрии?
Сулла выпил еще.
— Да, о нем.
— Он предлагал мне союз. Если бы я согласился, мы могли бы захватить Митридата живым.
— К чему мне Митридат? Провести его по улицам Города в цепях во время триумфа, как Югурту?
— Почему нет?
— Если так, мне пришлось бы потратить втрое больше времени на улаживание всех азиатских дел. Как-то решать с Тиграном, который, несомненно, озлобился бы из-за казни своего тестя. Всю эту мелочь, недоцарьков, разводить по разным углам, чтобы не подрались и не путались под ногами. Живой Митридат, конечно же, опять поднимется, но думаю, сейчас его смерть принесла бы хлопот больше, чем выгоды. Если лев будет мертв, кто-то из шакалов непременно постарается занять его место. Митридат предсказуем. Я ему не доверяю и буду за ним пристально следить. Остальные претенденты будут уверять нас в своей дружбе, а при первом же удобном случае пырнут ножом исподтишка.