Страница 80 из 85
Зиралекс принял Веслева холодно. У него уже был советник и новый не требовался. Советника звали Игнатий Друз, и он активно обучал молодого князя, как правильно дружить с могущественным соседом. Который теперь везде. И в Македонии, и в Этолии, и в Эпире — везде.
"Ступай-ка ты, Веслев, откуда пришел. Нечего тебе здесь делать. Отцу моему и деду глаза сладким медом заливал, они и рады были. Теперь со мной так хочешь? Иди-ка подобру-поздорову, пока цел".
Вот так вот.
Остемир рассказал побратиму, что в середине лета приезжал в Скапелу один фракиец, назвался посланником князя Дромихета. Склонял Зиралекса вступить в союз с дарданами и ударить по римлянам. Не учел присутствия возле резного княжеского трона Игнатия. Тот дал князю мудрый совет — посадить посланника на кол.
— Долго он орал и корчился. Давненько здесь подобного зрелища не видали.
— А что дарданы? Что-нибудь слышно было?
— Сходили в Македонию. Правда, что они там взять могли, ума не приложу. Там же шаром покати, второй год война идет. Говорили, будто Дромихет взял Гераклею-в-Линкестиде [117], крепко побив Бруттия Суру, полководца наместника.
— Князь Дромихет... Знаю одного такого, из ныне здравствующих, да только он не князь никакой, и уж вовсе не дардан.
— Не дардан. Пришлый фракиец. Говорят, сражался в войске Митридата, а когда римляне его побили, бежал.
— К дарданам, значит. И они его послушали, повести войско доверили?
— Выходит, послушали.
— А что римляне?
— Ничего. У Суры, похоже, сил совсем нету.
— Что-нибудь слышно про Суллу?
— Доходят слухи. Бьет Митридата Сулла. Митридат ему новое войско, а тот опять бьет.
— Короче, занят Сулла.
Веслев надолго задумался. Потом, не обращаясь к Остемиру, негромко произнес:
— Заболел шрам. Не зря спешил. Ой, не зря.
Дубы, буки и каштаны остались внизу. Здесь, недалеко от вершины, сосны и ели на редких открытых местах соседствовали с островками берез, уже сбросивших листву и выглядящих несколько инородно в этом царстве хвои.
Веслев присел на ствол поваленной ураганом старой сосны, расшнуровал ворот кожаной верхней рубахи и, сунув руку за пазуху, вытащил кусок вяленой оленины. Оторвал половину и протянул Остемиру.
— Надо бы сходить в Скопы [118]. Посмотреть, что там и как.
— Я с тобой, — пробасил Остемир.
— Не нужно, брат. Это не твоя война.
— Война?
— Да, я думаю, что Дромихет изрядно обидел Суллу. И тот не простит ему.
— Сулла повязан по рукам и ногам Митридатом.
— Я думаю, это ненадолго. В Диррахии говорили, что оба войска сходятся в Беотии. Наверное, сражение уже произошло.
— Вдруг победил Митридат?
— Возможно. Нельзя сбрасывать со счетов такое развитие событий. Однако я в этом деле поставил бы на Суллу.
— Если Сулла победит, то нагрянет к дарданам. И ты собираешься идти туда один?
— Да. Тебе там нечего делать.
— Ты представляешь, какая каша там заварится?
— Вполне, именно поэтому мое присутствие необходимо.
— Для чего?
— Чтобы остудить эту кашу.
— Я не пущу тебя одного.
— А я не хочу рисковать твоей жизнью, брат.
— Почему рискуешь своей?
Веслев не ответил.
— Душно тут стало, — после продолжительного молчания сказал Остемир, — как будто чья-то рука на горле.
— Понимаю. Сынок, значит, не в батюшку пошел. Проморгал я.
— Ты-то при чем здесь? Все мы хороши. Зиралекса с пеленок нянчили. Да, видать, неуклюже как-то. Вот и выросло дитятко...
Остемир поскреб густую рыжеватую бороду.
— Нет, Веслев, не пойдешь ты один. Я с тобой. И других сманю. Мукалу, Дурже, еще кого. Тошно нам тут, брат. Как чужое все стало. Зиралекс, похоже, крепко к римлянам повернул. Этот Игнатий, не один тут. Еще шныряют, гадюки.
— Не гадюки, Остемир — волки.
— С волками у меня разговор короткий.
— Боюсь, этой зимой волков в горах будет слишком много. Давай возвращаться, Остемир.
Глава 17
Фессалия
После победы над Неоптолемом флот Лукулла два дня стоял в небольшой бухте в двадцати стадиях от места сражения, приводя себя в порядок, а потом отправился в путь. Легат, давно не имея никаких вестей от Суллы, не зная даже о битве при Орхомене, направился на север, к Абдерам. В сражении у Лекта союзники потеряли около пятнадцати кораблей, уничтожив при этом больше двадцати вражеских и почти столько же захватив. В Абдерах Лукулл рассчитывал пополнить прореженные ряды своих воинов фракийцами-одрисами. Для того чтобы вести захваченные корабли, часть гребцов пришлось перевести со своих. Пленные, хотя некоторые согласились служить римлянам, по большей части были ненадежны. [119]
Выступая, Лукулл отправил небольшое посыльное судно с вестью о победе на Хиос, который считал в настоящий момент своей основной базой.
К концу первого дня пути на горизонте был замечен одинокий парус. Сначала на него никто не обратил внимания, это мог быть купец, однако парус быстро приближался. Тимофей, который никогда не пренебрегал мелочами, отправил навстречу триеру.
Вести, которые пришли вместе с, так и не добравшимся до Хиоса, посыльным, заставили Лукулла прекратить движение и спешно собрать военный совет.
В дне пути от Лекта на юг, у острова Тенедос было обнаружено множество кораблей. Это мог быть только противник, та самая неизвестная величина, которой опасались Лукулл и Тимофей. Киликийские пираты.
Предстояло решить, сражаться или постараться уклониться от столкновения. Дамагор, отряд которого пострадал меньше других, рвался в бой, Тимофей был задумчив, а Леохар хранил высокомерное молчание.
Драться или нет?
Посыльный не сообщил, сколько у противника кораблей, уверяя, что их много, однако они довольно разношерстны. Последнее несколько обнадеживало, ведь количество не означает качество. Тимофей высказался за проведение разведки боем и Дамагор со своими двадцатью триерами отправился к Тенедосу.
Во флоте Эргина царили разброд и шатание. Эвдор, который всегда появлялся столь же неожиданно, как и исчезал, принес весть о разгроме Неоптолема, повергшую пиратов в уныние. Терей рвал волосы на голове и требовал возмездия. С налитым кровью изуродованным лицом, брызгающий слюной, он напоминал ожившего мертвеца. Эргин помалкивал, а Драконтей глушил вино кувшинами, казалось, поплевывая на всё и вся.
Стояние у Тенедоса затянулось еще на один день, а на утро обнаружилось отсутствие Змеиного, отплывшего ночью в неизвестном направлении с шестнадцатью кораблями, причем некоторые из них прежде числились шакалами Мономаха. Вместе с Полиадом бесследно исчез и Мышелов. Начались метания. Терей бесновался, убеждая немедленно выступать. Эргин не говорил ни да, ни нет, однако объявил, что дезертиров отправит искупаться с камнем на шее. Бездарно прошел еще один день. Миновала ночь и выяснилось, что на угрозу Мономаха наплевало пяток пиратов. Флот таял на глазах.
Уголек ждать больше не стал и, взяв пятнадцать гемиолий с парой триер, отправился на разведку. Тенедос еще не успел скрыться за горизонтом, как киликийцы повстречали Дамагора.