Страница 79 из 85
В конце концов, все интересы Рима по обоим берегам Адриатики были защищены, но гость пришел, чтобы остаться. С Балкан Волчица больше не ушла...
Стены Серой Скалы видели возвышение и закат державы иллирийцев. Малый Торг достиг своего наивысшего расцвета при Агроне и зачах спустя полвека, ныне уже ничем не напоминая былого величия. Потемневшие от времени стены уже никому не нужной крепости, кое-где поросшие мхом, землянки, мазанки да старая скрипучая паромная переправа — вот и все, что осталось от некогда знаменитого торга варваров.
Алатрион с невозмутимым лицом, не удосужившись сойти с коня, въехал прямо на деревянную пристань и далее, на паром. Несколько вооруженных копьями варваров, охранявших причал, оглянулись вслед всаднику.
— Веслев... Веслев вернулся.
На пристань взошел варвар, по облику ничем не отличавшийся от стражников, разве что на шее его красовалась массивная серебряная гривна.
— Радуйся, Веслев, — варвар доброжелательно протянул руку, — давненько мы не видели тебя в наших краях.
Алатрион спешился и приветственным жестом сцепил с ним предплечья.
— И ты радуйся, Мукала. Приятно снова видеть тебя. Ты не меняешься, рука все так же могуча.
— Не та уже, — усмехнулся стражник, — да и в бороде седины прибавилось. Вот ты точно прежний, как вчера уехал. А ведь, сколько лет прошло.
— Пять, Мукала. Или шесть?
— Восемь, Веслев.
— Восемь?! Помилуйте боги. Летит время, не угнаться. Дома ли нынче князь?
Стражник ответил не сразу.
— Князь-то дома, да вот какого именно князя ты спрашиваешь, Веслев?
— Разве Турвид не правит больше в Скапеле?
— Князь Турвид, побратим твой, умер прошлой зимой. Вспоминал тебя перед смертью. Ныне сын его, Зиралекс, княжит.
Алатрион помрачнел.
"Вот что значила та игла необъяснимого беспокойства, кольнувшая той зимой. А я не понял, не различил... Кругом огонь, как в нем потухшую свечу заметить?"
— А Остемир?
— Живой, что ему сделается. Здесь он, в крепости. Обрадуется, увидев тебя.
"Да, радуйся, Остемир. Одна радость кругом, как я погляжу".
Треск разносится по округе на десятки стадий. Треск и рев. Привычные звуки, не дающие лесу уснуть. А он уже сонно зевает, сбрасывая свои расшитые золотом одежды, готовясь укрыться пушистым белым одеялом, таким уютным, теплым. Там, внизу, в речных долинах, на побережье, все еще царствует лето, ребенок, не спешащий расставаться с детством. Ребенку не нужно золото. Иной раз, он с радостью предпочтет невзрачную деревянную игрушку, если она покажется ему интереснее. А взрослые, подарившие красивую золотую безделушку, будут недоумевать. Как можно пренебречь красотой? Глупые они, взрослые, все забыли. "Вот вырастешь большой, тогда поймешь". Ага. Большой, как горы. Такой же старый и скучный. Горы любят золото. Несколько недель в году сверкает на склонах в лучах солнца золотое ожерелье, а потом исчезает без следа.
Лес засыпает под треск сталкивающихся рогов, под рев оленьих быков, сражающихся за право дать начало новой жизни. Лес засыпает, он стар и много повидал. Ничего нового в этой вечной битве, из года в год, одно и то же, пока стоит мир. Но молодые самцы его скуки не разделяют. Горячая кровь заставляет их спешить: жизнь коротка и надо успеть доказать, что именно ты достоин ее продолжения в другом, в своем ребенке. Кровь бурлит, а иногда и льется, самцы бьются насмерть, стараясь боднуть соперника в бок, но тот не дремлет и отражает удар. Его рога столь же прочны и ветвисты. Его рев не менее грозен, а мышцы могучи. И все же один из них бежит прочь, уступает сильнейшему, который горделиво вскидывает голову, он победил. Торжествуя, он забывает обо всем на свете, не видит опасности, таящейся на острие срезня, широкого наконечника охотничьей стрелы...
— Не надо, — Алатрион коснулся плеча Остемира, — он победил. Не надо.
Остемир опустил лук, с сожалением разглядывая широкогрудого быка. Его рога, с пятью отростками на каждом, как полагается зрелому самцу, были на самых кончиках окрашены кровью — ему удалось ранить соперника.
Олень задрал морду к небу и протяжно заревел. Эхо долго играло его победным кличем.
— Жаль, — сказал Остемир.
— Не жалей. Пойдем, это была хорошая охота.
Они закинули луки за спину, вместе с тулами [116]и пошли прочь, мягко и бесшумно ступая по желтому ковру.
— Это была хорошая охота, — повторил Алатрион, — а я, дурень, хотел отказаться.
— Почему? — прогудел Остемир, могучего сложения муж, на полголовы выше костоправа и почти вдвое шире того в плечах.
— Спешить стал в последнее время, чувствую — не успеваю. Словно водоворот затягивает.
Остемир не ответил, побратим всегда был молчуном. Двадцать лет назад они смешали свою кровь, он, Турвид и Веслев. Они были молоды, Турвид еще не был князем и незадолго до того стал отцом. Какое было время...
Турвид и Остемир родились здесь, а Веслев был чужаком. Очень необычным чужаком. Он назывался иллирийским именем, говорил чисто, словно язык тавлантиев впитан им с молоком матери, но никто не сомневался, что он — чужак. Он не говорил, откуда пришел и зачем. Просто, пришел и остался. Жил в Скапеле, других местах. Он был знахарем. Вправлял кости, унимал боль наложением рук, откуда-то знал местные травы лучше многих древних бабок-травниц. Сначала ему не доверяли — выглядел слишком молодо для того, чтобы зваться опытным знахарем, но выпал случай доказать искусство. Веслев вылечил Бардилея, отца Турвида, сломавшего ногу на охоте. Очень сложный перелом, бабки говорили, что князь останется хромым. Веслев опроверг их слова. Бабки затаили злобу на знахаря, а благодарный Бардилей ввел его в свой ближний круг, дружину. Веслев сблизился с его сыном и многими молодыми дружинниками, из которых особенно сошелся с парнем по имени Остемир, немногословным, добродушным и очень сильным. Вскоре Веслев стал давать советы, как поступать князю в отношениях с соседями. Однажды прислушавшись, Бардилей не прогадал и стал все чаще полагаться на мнение молодого знахаря.
Веслев помогал гасить конфликты и заключать союзы. Он посоветовал вновь приглашать эллинов-учителей для воспитания молодежи — обычай, угасавший в последние десятилетия вместе с постепенным разбеганием осколков державы Агрона. Он смог добиться того, что римляне, все сильнее укрепляющиеся в завоеванной Македонии, почти совсем перестали обращать внимание на тавлантиев.
Веслев прожил при дворе Барделея почти девять лет. Временами он уезжал, не говоря куда, но всегда возвращался. Каждый раз его уговаривали остаться, но не могли удержать, никаких клятв и присяг на верную службу князю он никогда не давал. И вот, в один прекрасный день тавлантии заметили, что уже год прошел, а знахарь так и не вернулся. Вскоре после смерти князя, знахарь вновь объявился. Турвиду тогда его помощь ой как помогла. Рисковал наследник не усидеть на троне: римляне, внезапно вспомнив про тавлантиев, собирались поставить в Скапеле своего подпевалу. Но не срослось у них. Стараниями знахаря, который через три года опять исчез.
И вот, снова вернулся, но на этот раз Сал-Скапела встретила его неприветливо. Турвид умер внезапно, в полном рассвете сил. Простудился зимой и сгорел за две недели. Ему не было и сорока пяти. Наследовал князю сын, Зиралекс, мальчишка еще, чуть за двадцать. Он, как и многие его предки уже не назывался царем. После того, как Скердилед стал другом Рима, царство иллирийцев довольно быстро распалось на лоскутки, в каждом из которых сел свой князь. Не все они последовали заветам царя-пирата. Многие, в том числе и стараниями Веслева, видели в квиритах не друзей, а хитрого, коварного врага. Но времена меняются.