Страница 65 из 77
Но это не отец, это — Альфред Хичкок. И он кричит: «Убейте полицейского! Убейте полицейского!»186
Затем Кей видит за шарами и колясками, среди колонн галереи, хорошо знакомый тучный силуэт диктатора. На его правой руке сидит сокол, за его спиной — сундук, из которого торчит конец веревки. Освещенный ярким светом красно-желтый автомат фейерверком разбрасывает попкорн.
Кей должна ставить сцену, но у нее нет сценария, и она ничего не знает о персонажах. Неожиданно она видит Сантомассимо с револьвером в руке, высматривающего в толпе убийцу и не замечающего, что клоуны, которые швыряют в разные стороны пирожные с кремом и свистульки, вооружены ножами.
ОБЩИЙ ПЛАН. САНТОМАССИМО. ДЕНЬ
Ничего не подозревающий полицейский входит в спальню. Она полна клоунов. Полицейский не видит убийцу, притаившегося за дверью
Внезапно клоуны отбрасывают пирожные, вынимают ножи и накидываются на Сантомассимо. Под их ударами он корчится от боли, течет кровь и окрашивает конфетти в багровый цвет. Кей кричит: «Нет!»
Но Хичкок настаивает на том, чтобы повторить сцену и прикончить этого чертова полицейского, как того требует сценарий.
КАМЕРА НАПРАВЛЕНА НА САНТОМАССИМО
Под ударами ножей клоунов Сантомассимо судорожно дергается, падает на пол и пытается ползти по скользкому от крема полу. ЗВУЧИТ НАДСАДНАЯ МУЗЫКА. Сантомассимо в агонии. Клоуны продолжают неистово наносить удары
«Еще раз! — кричит Хичкок. — Ударьте его в живот! Как в сценарии!»
Кей проснулась в холодном поту, с острым ощущением реальности привидевшегося ей кошмара. Это был даже не сон, а некая галлюцинация. Кей посмотрела на свое отражение в зеркале, висевшем на стене. Вид собственного лица испугал ее: выпученные от ужаса глаза, всклокоченные волосы, перекошенный рот, смертельно бледные щеки…
В панике она кинулась звонить Сантомассимо. Ответа не было. Она спросила у оператора, нет ли повреждений на линии. Линия была в полном порядке. Кей повесила трубку.
В тишине комнаты ночной кошмар возвращался. Он стремился ожить в кричащих цветах жестокости и сюрреализма. Кей не знала, каков тайный смысл этого кошмара. Она больше не хотела смотреть. Она не хотела оставаться в Нью-Йорке. Она не хотела совершать тур по местам преступлений, изображенных в хичкоковских фильмах. Она хотела только одного — оказаться сейчас рядом с Сантомассимо.
Было ровно четыре часа утра. Кей умылась, оделась, оживила лицо тенями и губной помадой и спустилась в ночное кафе. В ушах у нее все еще стоял крик Хичкока.
Почему Хичкок — или тот, кто принял его облик, — хотел убить Сантомассимо? И где Сантомассимо? Почему его нет дома? Кей пила кофе, пытаясь прогнать сон. Мигавшие флюоресцентные лампы делали ее лицо болезненно-серым. В кафе было пусто, официант лениво протирал бокалы, за стойкой бара стояла девица, напоминавшая проститутку, в конце коридора шваброй мыли пол.
Однажды в Лондоне она едва не довела себя до умопомешательства. Три с половиной месяца, почти не отдыхая, она работала в Британском музее, никого не видела, ни с кем не общалась, а по вечерам ужинала в своей крошечной квартирке в полном одиночестве. Она фанатично отдалась работе над диссертацией о Хичкоке, и это пагубно отразилось на ее здоровье. И в это время ей позвонили из Лос-Анджелеса и сообщили, что с отцом случился удар. Она не отходила от телефона, не могла спать, постоянно ждала нового звонка. Это ожидание было изматывающим. Ей непрерывно рисовались картины отцовской смерти, они маленькими монстрами наполняли ее комнату, доводя Кей до отчаяния. Она воображала, как доктора ставят над ним опыты, обкалывают наркотиками, засовывают разные трубки во все отверстия, словно в какой-то порнографической шараде. Затем пришло сообщение о его смерти, но Кей осталась в Лондоне. Мама считала, что ей не стоит прилетать на похороны.
Постепенно эти видения, порожденные страхом и расстроенными нервами, рассеялись. Прошло время, она успокоилась.
До сегодняшней ночи.
Приснившийся ей кошмар оставил ощущение, что она попала в зону испепеляющей враждебности. Казалось, земля вот-вот разверзнется и ее поглотит бездна.
Кей помешала ложечкой кофе. Она любила кофе со взбитыми сливками и тертым шоколадом. В Лондоне он успокаивал ее. Но сейчас тревога и дрожь не хотели отступать.
Чуть позже, в 4.20 утра, когда начало светать и бездонно-черное небо окрасилось в цвет индиго, многое уже казалось не таким страшным.
Все еще дрожавшими руками она обхватила кофейную чашку, безразличная к тому, что подумают о ней девушка за стойкой и официант.
Когти сокола… колокольня… гротескно увеличенное лицо Нормана Ллойда… скрип кроссовок за ее спиной, раздающийся все ближе… и крик: «Убей, как написано в этом долбаном сценарии!»
Сквозь разрывы облаков поблескивали звезды. Самолет пролетал над Ютой. Сантомассимо взял предложенный стюардессой бренди, поблагодарил, откинулся на спинку кресла и, закрыв глаза, сделал глоток.
Перед отлетом он наказал Бронте при необходимости связываться с капитаном Перри. В Нью-Йорке сейчас было 2.56. Через пять часов Кей со своими студентами отправится от причала Бэттери к Статуе Свободы.
Сантомассимо повернул голову к иллюминатору. Юта исчезла под толщей густых облаков. Теперь все зависело от того, успеет ли нью-йоркская полиция перехватить их прежде, чем они окажутся в особняке на Пятой авеню или прибудут к Статуе Свободы. «Если Кей жива», — подумал он и тут же отогнал эту мысль. Она должна быть жива! Но дьявол внутри него вертелся и нашептывал: «А почему она должна быть жива? Если Крис Хайндс собрался задушить ее галстуком, зачем ему ждать до утра? Это удобнее сделать ночью, в темной безлюдной аллее, а не средь бела дня, находясь в центре города на глазах у множества людей. Кто ночью услышит? Кто заметит и придет на помощь? Манхэттен славится своим равнодушием к человеку. Кто найдет тело Кей среди спящих на улице бездомных и сообщит о ее смерти в полицию?»
— Господи, — молился Сантомассимо, — спаси ее! Сохрани ее! Для меня!
Он незаметно перекрестился, подозвал стюардессу и заказал еще бренди. На этот раз двойной.
В крохотной комнате вдоль стен стояли четыре узкие кровати. Неоновую вывеску над входом в «Христианскую ассоциацию» давно выключили. В окно проникал лишь ровный голубоватый свет с автостоянки. Брэдли Бауэрсу не спалось, он сидел на кровати, одетый в грязный полосатый халат, и читал «Истории, которые мне не дадут поставить на телевидении»187 Альфреда Хичкока.
Тед сидел за журнальным столиком, подогнув пальцы босых ног. На нем были только черные брюки, рубашку он снял и засунул в пакет для стирки. Напротив него, закрываясь от света лампы веером карт, сидел Майк Риз.
Было 3.15. Несмотря на усталость, они никак не могли уснуть.
— Джин, — объявил Майк, выкладывая на столик тузы и несколько карт червовой масти.
— Да ты мухлюешь, Майк, — проворчал Тед.
— Фортуна не любит ворчунов и неудачников, — засмеялся Майк, принимаясь считать очки. — Итого с тебя двадцать восемь долларов, Тед. Если так и дальше пойдет, то моя поездка полностью окупится.
— Это не смешно. Не надо было садиться играть с тобой, ты просто жулик.
Майк довольно рассмеялся, собрал карты и принялся их тасовать. Дверь открылась, и вошел Крис Хайндс. Ворот его рубашки был расстегнут, в руках он держал пакет с продуктами. Тед посмотрел на карты, которые ему сдал Майк, поморщился и бросил их на стол.
— Черт! — выругался он. — Что мы как каторжные сидим в этой комнатушке? Мы же не где-нибудь, а в Нью-Йорке! Пошли развлекаться, здесь полно интересных мест!
— А зачем куда-то идти, можно развлекаться и не выходя из комнаты, — сказал Крис.
Он подошел к столу и вывалил принесенные пакеты с чипсами, печеньем, орехами, попкорном, упаковку из шести банок пива «Будвайзер», присовокупив ко всему этому две бутылки текилы, которые извлек из дорожной сумки.
186
…Альфред Хичкок… кричит: «Убейте полицейского! Убейте полицейского!» — Помимо очевидной связи с событиями романа, эта фраза может быть интерпретирована как гротескное развитие хорошо известного страха Хичкока перед полицией, укоренившегося в нем с раннего детства (когда его отец с помощью своего знакомого — начальника полицейского участка — устроил сыну десятиминутный арест в воспитательных целях) и определившего сквозную тему его фильмов — преследование невинного человека блюстителями закона. «Я не против полиции; я просто боюсь ее», — признавался Хичкок, беседуя с Трюффо на эту тему, и добавлял: «Может быть, это отражает мои собственные потаенные страхи, но я всегда особенно остро чувствовал драматизм ситуации, в которой обыкновенный человек внезапно лишается свободы и оказывается запертым с закоренелыми преступниками… Мне не составляет труда полностью отождествить себя с человеком, которого берут под стражу, везут в участок и который через решетку полицейского фургона смотрит на людей, спешащих в театр, выходящих из бара, наслаждающихся радостями жизни. Я рисую себе шутливый треп водителя с полицейским, и от всего этого у меня волосы встают дыбом… Когда это происходит с отъявленными нарушителями закона, мне это малоинтересно» (Трюффо Ф. Указ. соч. С. 57, 100, 120).
187
«Истории, которые мне не дадут поставить на телевидении» — антология «страшных» рассказов, составленная Хичкоком и опубликованная в 1957 г. с предисловием «маэстро саспенса» и подзаголовком, одноименным его телевизионному шоу; удостоилась многочисленных переизданий. Среди авторов 25 рассказов, включенных в сборник, — такие известные писатели, как Монтегю Родс Джеймс, Саки (Гектор Хью Манро), Леонид Андреев, Джером К. Джером, Роальд Даль, Рэй Брэдбери, Роберт Блох. Вопреки названию антологии некоторые входившие в нее произведения впоследствии были экранизированы в рамках цикла «Альфред Хичкок представляет».