Страница 28 из 36
Работа внезапно стала для него механическим упражнением мозга, и даже честолюбие угасло. Он ждал, надеясь, что апатия окажется всего лишь временной реакцией на рошвенские события, но подобное душевное состояние не проходило, и наконец он отчетливо понял, что должен уехать подальше от Кембриджа, от Англии, а в первую очередь — от Ребекки. Они никогда не говорили о Рошвене, Ребекка избегала упоминаний о Чарльзе и Десиме, но Дэниэл, убежденный в том, что она убила их обоих из мести, в порыве безумной ярости, не мог чувствовать себя с ней легко и раскованно. Несколько раз он принуждал себя поговорить с ней обо всем, но всегда терпел неудачу. Она должна знать, думал Дэниэл, что он отвел от нее подозрения; она должна знать, что ему все известно... Но если она сознавала это, то, похоже, решила ни о чем не заговаривать, и напряженность между ними становилась все более ощутимой. Когда он собрался уехать за границу, Ребекка очень огорчилась и некоторое время уговаривала его остаться, но, увидев бесплодность своих усилий, прекратила удерживать брата и, похоже, смирилась с ситуацией.
Благотворительная организация, занимавшаяся образованием, ухватилась за возможность включить в списки своих сотрудников аспиранта, готового преподавать английский; через три месяца Дэниэл получил в Аккре класс, состоявший из сорока африканских детей. Он сам учился жить в стране, некогда названной Могилой Белого Человека.
Он обнаружил, что преподавание приносит ему больше радости, чем он предполагал; вопреки его прежним убеждениям, оказалось, что он предпочитает учить самых юных учеников. Когда я в конце концов вернусь в Англию, думал он, именно этим я и займусь. Открою свою собственную школу и буду учить малышей, а не юнцов из какого-нибудь большого университета, считающих себя взрослыми людьми, будущим цветом общества.
Решение обрадовало его; он был счастлив. Возможно, он задержался бы в Аккре и на большой срок, если бы не начал все чаше думать о Рэйчел Лорд. Он не знал, почему так часто вспоминал ее. Возможно, потому, что никогда не мог определить свое отношение к ней. Она казалась такой искренней, непосредственной, честной, чистой, неискушенной, что он неприятно изумился, обнаружив, что она способна подслушивать чужие разговоры и, потеряв голову от ревности к нему, сплетничать. И затем, позже... Это Рохан, сказала Рэйчел, я ничего не говорила Чарльзу. Это Рохан... Но Десима сказала, что именно Рэйчел сообщила обо всем Чарльзу. «Неужели ты не видишь, что она сходит с ума от ревности?— прокричала Десима Дэниэлу.— Что она втрескалась в тебя, как школьница, и ревнует, как сумасшедшая?»
Он никогда не допускал мысли о том, что это мог сделать Квист, однако сейчас Рохан показался ему человеком, способным порождать неприятности. Но почему лгала Десима? Потому что ревновала она сама — она, желавшая причинить боль Рэйчел, отплатить девушке за внимание, проявленное к ней им, Дэниэлом? Возможно, Рэйчел все же сказала правду, и, если это верно, она по-прежнему отвечает его первому представлению о ней. Чем дольше Дэниэл обдумывал ситуацию, тем сильнее склонялся к тому, что он ошибся насчет Рэйчел, и, по мере того как крепло это его убеждение, в молодом человеке росло желание увидеть девушку. Сейчас, через пять лет после его отъезда из Англии, он заметил, что думает о ней постоянно. Он думал о Рэйчел, когда ученики спрашивали его об Англии и англичанах, когда получал трехнедельной давности экземпляры «Санди Тайме», читал театральные новости и рецензии на книги; он думал о ней, знакомясь с женщинами, а главное — во время каждой очередной годовщины рошвенских событий. В эти мгновения он заново мысленно переживал то, что был обречен нести в себе до конца своих дней. Иногда Дэниэлу казалось, что ему достаточно закрыть глаза, чтобы вновь оказаться в Рошвене, возле открытого окна в комнате Десимы.
Он не мог сказать точно, когда именно впервые осознал, что должен снова увидеть Рэйчел. Возможно, поворотной точкой стало получение письма от сестры, писавшей, что она случайно встретила в Лондоне Рохана Квиста, который собирался поехать работать в Нью-Йорк. «Рэйчел, кажется, тоже сейчас в Нью-Йорке,— сообщала Ребекка,— так что полагаю, они получат шанс возобновить их платоническую дружбу».
Именно тогда Дэниэл задумался о том, станут ли обсуждать при встрече Рохан и Рэйчел происшествие в Рошвене. Если Рэйчел не проявит сдержанности, такая дискуссия могла стать крайне опасной. Он размышлял об этом какое-то время, вспоминая мельчайшие подробности рошвенеких событий, и в нем нарастало ощущение тревоги. Если Рэйчел признается Квисту о том, что она знает об ошибочности заключения коронера... Квист любил Десиму... Если ему придет в голову потребовать нового расследования...
И тут у Дэниэла возникла потребность встретиться с Рэйчел и снова предостеречь ее от излишней болтливости; когда мысль о свидании с ней созрела окончательно, он уже не мог выбросить ее из своего сознания. Ребекка упоминала Квиста в нескольких письмах, пришедших после их случайной первой встречи в Лондоне, когда он сказал ей о планах перебраться к Рэйчел в Нью-Йорк.
«Звонил Рохан,— сообщила Ребекка в очередном письме,— он пригласил меня пообедать с ним. Уже почти отказавшись, я подумала: а почему бы и нет? Я приняла его предложение. Мы отправились в превосходный ресторан, и, к моему удивлению, я получила удовольствие. Рохан заметно возмужал, мне было трудно поверить в то, что он — тот самый Рохан Квист, которого мы знали в Рошвене... Он не заговаривал о Рошвене, Чарльзе и Десиме, но для меня, если не для него, воспоминания остались огромной разделяющей нас стеной...»
После этого Рохан несколько раз водил ее в ресторан. Она писала Дэниэлу:
«Вчера вечером снова встречалась с Роханом. У него был день рожденья, он сказал, что хочет сходить куда-нибудь и выпить несколько бокалов; мы отправились в «Дорчестер» и опьянели от мартини с водкой. После четвертого бокала он заговорил о Рэйчел, а после пятого — о Рошвене. «Странное дело,— сказал он,— но я уверен, что Рэйчел что-то знает». Я спросила: «О чем?» «О Рошвене,— ответил он.— Она не станет говорить об этом. Она никогда не говорит о Рошвене. Но я уверен, что ей что-то известно». «Почему ты так считаешь?»— спросила я. И он ответил: «Потому что я знал! Рэйчел на протяжении двадцати пяти лет. Я знаю ее лучше, чем большинство мужчин знает своих сестер. Мне видно, когда она то-то скрывает». И тут я не удержалась и спросил его, не был ли он всегда немного влюблен в нее. Он ответил: «Возможно, немного был». Мне показалось, что сейчас он скажет больше, но он замолчал. Тогда я спросила, почему он не женился на ней. Рохан лишь засмеялся. Он был сильно пьян. Затем он вдруг произнес: «Может быть, я это сделаю! Мне пора жениться». Рохан внезапно рассмеялся, словно он сказал нечто остроумное; он хохотал до тех пор, пока не опрокинул бокал., Вскоре после этого мы ушли. Он обещал позвонить мне до своею отлета в Нью-Йорк на следующей неделе, но я почему-то сомневаюсь в том, что он сделает это».
Ребекка оказалась права. Рохан не позвонил ей. Вскоре после этого письма Дэниэл начал готовиться к отъезду. Он не мог улететь немедленно, летняя четверть только началась, он должен был завершить ее, но немедленно по окончании этих трех месяцев Дэниэл попрощался со своими учениками из Аккры и сел на самолет, летевший в Лондон; так началось его длинное и опасное путешествие в прошлое.