Репетиция

- Дай в руки игрушку - и никакой алкоголь не нужен, - тихо сказал Федя.

- Так что же мы собираемся делать? - так же тихо спросил Раевский.

Ответ Феди после всех приготовлений показался ему неожиданным.

- Да ничего особенного. Постреляем, побултыхаемся в речке, рванем пару пакетов. Все развлечение...

5

Черные, будто обугленные яблони, черный зубчатый лес вдалеке. Розовая полоска заката. Ася в лиловом платье и с пистолетом в руке, Вера в синем. Здесь, на лугу, туман поднялся почти до бедер. Девушки путались в отсыревших подолах, но упрямо шли вперед.

Федя нес рюкзачок со взрывпакетами и пульками для пистолета, Раевский - плоскую стальную фляжку с коньяком.

-- Когда был Иван Купала? - спросила Вера.

-- Седьмого, - отозвался Раевский.

Закричала какая-то птица, с шоссе донесся треск мотоцикла.

-- Тише, - сказал Федя.

Они пересекли кочковатую низину и вошли в ельник. Как провода высокого напряжения, гудели комары. В глубине леса было совсем темно.

Внезапно Ася остановилась. Раевский определил это по смутно белевшему во тьме воротничку. Когда Раевский оказался от нее на расстоянии вытянутой руки, в живот ему уперся пистолет.

-- Руки вверх!

Принимая правила игры, Раевский поднял руки. Впереди раздался треск, чертыхнулась Вера, кто-то - надо думать, Федя, с шумом побежал прочь. Продолжая касаться Раевского кончиком ствола, Ася обошла его, подтолкнула пистолетом в спину.

-- Иди!

Раевский двинулся вперед, напрягая зрение и пытаясь не потерять из виду тропу. Поравнялись с Верой.

-- Блин, - сказала она. - Убег. А я не помню дороги.

-- Шагаяй, шагай! - подтолкнула остановившегося было Раевского Ася.

-- Шагай! - в свою очередь, Вера кольнула его чем-то острым.

"Интересно, что же мы все-таки репетируем?"- подумал Раевский.

Недалеко, на сей раз сбоку от тропы, громко хрустнула ветка.

-- Забери у него фляжку, - сказала Ася. Верина рука скользнула вдоль бока Раевского, спустилась к бедру, залезла в карман, извлекла флягу.

-- Поберегли бы лучше напиток, - сказал Раевский. - Между прочим, еще река впереди.

-- Тихо! - свистящий шепот сквозь зубы, толчок стволом пистолета, укол ножом.

В этот момент метрах в пяти от всей компании, искря, как бенгальский огонь, на тропинку вылетел взрывпакет.

-- Берегись! - крикнул Раевский.

Девушки отшатнулись, Раевский успел стать вполоборота, прикрыв рукой лицо, когда с оглушающим грохотом взрывпакет лопнул, озарив оранжевым светом испуганные, совсем детские лица девушек, пистолет в руке Аси, перочинный нож в руке Веры, колонны елей, подпирающие сводчатый мрак.

Прежде чем глаза снова привыкли к темноте, на девушек, все еще жавшихся друг к другу, упал мощный луч фонаря.

- Сдавайтесь, вы окружены! - произнес из темноты глухой, как через вату, голос Феди.

"Молодец," - подумал Раевский.

-- Ну, блин, ты даешь, - сказала Вера.

-- Оружие сдать Раевскому! - продолжал командовать Голубков.

Прежде чем девушки, ослепленные лучом фонаря, хотя бы пошевелились, Раевский ласково, но крепко взял Асю за запястье, другой рукой разжал ей пальцы и отобрал пистолет. Ножика в руках у Веры уже не было, и Раевский забрал коньяк.

-- Пошли, - сказал Федя, выходя на тропу. - Постреляем у реки, пока там не совсем стемнело.

6

Еле ощутимый ветерок донес слабый запах пороха - недавно Федя рванул еще один взрывпакет. Тяжелые от влаги платья - цвет их терялся в сумерках, висели на суку. Одежда Раевского и Феди была свалена на бревне, за которым тлел небольшой костерок, дымом разгоняя комаров. Пришпиленный к стволу ели, ветви которой были обломаны по крайней мере на высоту двойного человеческого роста поколениями отдыхающих, смутно белел лист бумаги - мишень. Посередине угадывался контур - пока Ася светила фонарем, Вера изобразила фломастерами зеленую лысую голову гуманоида с красными глазами. Угадывалась сыпь многочисленных пробоин.

Раевский докурил, по песчаному откосу спустился обратно к реке. В одиночестве он чувствовал себя неловко.

У воды было гораздо теплее, чем наверху. Над широким плесом тихо клубился пар.

Феди и девушек не было видно. Но из-за поворота реки донесся неожиданно звонкий голос Веры.

- По мне, так сейчас самое время этим заниматься. Через пять лет у нас никакой жизни не будет от СПИДа.

Подул ветерок, колыхнулись испарения над черной водой, зашелестела листва, и ответных реплик Раевский не услышал. Он зашел в воду поглубже, поплыл.

Миновав излучину, Раевский увидел остальных. Над водой выступали только головы, хотя глубина реки в этом месте, как он успел уже убедиться раньше, была отсилы по пояс.

-- Привет, - сказал Раевский.

-- Привет, - откликнулась Ася.

Вера просто выставила два пальца из воды. Буквой V, "victory".

Эти ничтожные знаки внимания отозвались в интеллигентской душе Раевского жаркой волной благодарности. Его психологическое состояние вообще заслуживало особого анализа.

Ведущим, пожалуй, было чувство доверия. Доверяли и доверялись ему, доверял и доверялся он. Что могло быть более убедительным знаком этого, чем свободное от повседневного прикрытия и защиты, по лягушачьему голое человеческое тело в сумерках на берегу медленной реки - ведь даже те тряпицы, которые носят на пляжах, прикрывают все-таки наиболее уязвимые места. Эротика, которую в таких обстоятельствах не следовало подчеркивать (кто поступил бы иначе, выставил бы себя на посмешище), будучи загнана вглубь, тысячекратно усиливала другие эмоции. Доверие, так то просто достигало степени восторга.

Тем не менее даже тогда какая-то часть "Я" Раевского продолжала рассуждать и задавать вопросы.

... Федя, думалось, относился ко всему просто. Девчонки вообще не размышляли, в их возрасте живут эмоциями. Но каков переход! От колючей игры в террор, там, в глубине леса, от спортивного азарта на берегу, к этому пароксизму взаимного доверия и любви к ближнему! Пока нас отделяет друг от друга только упоительно-теплая вода, да тонкая пленка кожи, мы - почти одно, словно вода, текущая между нами - это волшебный клей, который может соединить в одну семью разобщенное человечество.

Раевский не мог не задуматься о связи своих переживаний с терроризмом. До тех пор, пока в террористическом подполье не было женщин, оно влачило жалкое существование. И лишь когда они появлялись (не важно, какую роль при этом играя - всеобщей жены, сестры или матери) организации становились по-настоящему страшными. Возникала Семья, которая могла противостоять всему миру...

-- Куда впадает эта река? - спросила Ася.

-- В Лугу, - ответил Федя.

-- А Луга?

-- В Балтийское море.

-- Значит, если плыть по течению, можно доплыть до моря?

Ася, оттолкнувшись ото дна, скользнула на более глубокое место и, перевернувшись на спину, попыталась плыть в таком положении. В пресной воде ее тело, однако, тонуло, и ей пришлось заработать ногами. Вдруг, точно отзываясь на шум, недалеко, может быть, метрах в тридцати или пятидесяти, за следующим поворотом реки, взревел мотоцикл. Ася от неожиданности встала. Здесь тоже было не слишком глубоко.

-- Что это?

-- Это местные. Нам, пожалуй, пора... - сказал Федя.

Сердце Раевского колотилось. Он с детских лет не любил грубого насилия. Нечто подобное, наверное, испытывали и остальные. Плыть, да еще против течения, в таких обстоятельствах было бы слишком долго, поэтому все четверо выбрались на берег и, ругаясь шепотом, когда босая нога попадала на сучок или шишку, поспешили к своей одежде.

Одевшись, они в какой-то мере успокоились, тем более, что местные, как заметил Федя, скорее всего находились на противоположном берегу. Ася предложила пойти разведать, что же все-таки творится ниже по течению. Согласие было общим, хотя и молчаливым. Взяв пистолет и два еще не использованных взрывпакета, пошли смотреть.