Гросспираты

«Я твердый приверженец идеологического воспитания. Выполнение долга солдата само собой разумеется, но долг выполняется до конца и полностью только тогда, когда сердце и дух принимают участие в деле... Поэтому нам совершенно необходимо подго­товить солдата так, чтобы он стал идеологическим приверженцем нашей Германии... Мнение о том, что солдат или офицер не должен иметь политических убеждений, яв­ляется вздором».

Таков был первый, но далеко не последний документ о «непричастности» Деница к нацистской политике и идеологии.

15 февраля 1944 года. В недрах вермахта уже зреет заговор против Гитлера. Весь мир глубоко потрясен омерзительными преступлениями нацистского режима. Мир по­лучил достаточные доказательства того, как фашистская идеология способствовала созданию в Германии целого слоя палачей. «Третья империя» идет к своему закату. Именно в это время Дениц вновь выступает с речью, обращенной к офицерам нацист­ского флота. И вновь гросс-адмирал подчеркивает, что «весь офицерский состав должен быть настолько пропитан идеями, чтобы чувствовал себя полностью ответственным за национал—социалистское государство. Бессмысленная болтовня о том, что офицер — не политик, является вздором».

Настает весна 1944 года. Гитлеровская Германия потерпела жесточайшее пораже­ние на полях России. Нацистские армии ведут бои в Польше и Румынии. Италия ка­питулировала. На западе вот—вот откроется второй фронт. Германские города в резуль­тате воздушных бомбардировок лежат в развалинах — союзную авиацию не остановили хвастливые заверения Геринга, что ни один вражеский самолет не появится в небе третьего рейха. И опять Дениц решил напомнить немецкому народу о «величайших заслугах» нацистской партии. В так называемый «день героев» — 12 марта 1944 года, об­ращаясь к населению Германии, он говорит:

— Что стало бы с нашей Родиной, если бы фюрер не объединил нас под знаменем на­ционал—социализма? Разбитые на различные партии, осаждаемые распространяющим­ся ядом еврейства и не имея никаких средств защиты, мы давно бы уже надломились под тяжестью этой войны и передали бы себя врагу, который нас безжалостно уничто­жил бы...

Так занимался витийством тогда этот человек, начисто утративший совесть.

20 июля 1944 года заговорщики организовали покушение на Гитлера. Нацистский главарь выжил, а заговорщиков повесили. Мы уже видели, как Дениц повел себя в это время. Но вот фюрер наконец понял, что пора самому покинуть этот бренный мир, ина­че найдутся другие более унизительные способы, которые приведут к тому же резуль­тату. И своим преемником фюрер назначил не Геринга и не Геббельса, не Риббентропа и не Бормана, а гросс—адмирала Деница.

Новый глава германского государства начинает свою деятельность с уже извест­ного читателю выступления по радио, насквозь пропитанного нацистским духом. Заяв­ляет, что Гитлер пал «смертью героя», пройдя «безошибочный» жизненный путь.

«Смертью героя»? И это говорится о том, кто, трепеща перед Судом Народов, ушел из жизни как презренный трус!

«Безошибочно»? И это — о жизни того, кто вверг германский народ в пучину ужас­нейших страданий и жертв, кто своим упрямством обрек на уничтожение германские города!

Но, может быть, приняв власть от Гитлера, сам Дениц проявил больше чувства реальности и меньше упрямства, чем его предшественник? Ведь тогда советские войска уже овладели Берлином, уже встретились с союзниками в Торгау. Совершенно оче­видно было, что каждый лишний день войны — это тысячи новых, и притом совсем на­прасных человеческих жертв. Как поступил в такой обстановке новый глава госу­дарства?

Дениц призвал немецкий народ «продолжать борьбу». И этот его призыв занял свое зловещее место в длинном списке преступлений нацистского режима.

Карл Дениц не посмел ослушаться даже мертвого Гитлера. Он выполнил «завеща­ние». И в своих воспоминаниях пытается объяснить необъяснимое: «Неожиданные изменения в политике, и некоторые военные события могут, однако, как учит история, изменить даже самое безнадежное положение». Вот, оказывается, почему гросс-адмирал гнал немецкую молодежь в огонь в те последние дни явно безнадежной войны.

В действительности же если Дениц на что—то и рассчитывал, то только на возмож­ность сговора с западными державами. Но и этот расчет в майские дни 1945 года был, конечно, безнадежным.

Пытаясь замести следы, новоявленный фюрер порывает с Гиммлером, дает приказ об аресте Геббельса и Бормана. Он стремится доказать союзникам свое отрицательное отношение к нацистской клике. Дается даже предписание германскому имперскому су­ду начать расследование о военных преступлениях гитлеризма, привлечь к ответствен­ности лиц, виновных в совершении злодеяний в концлагерях. Гросс-адмирал спешно сообщает об этом генералу Эйзенхауэру!

Дениц явно торопится в эти десять дней пребывания на посту главы правительства. Старается предстать перед союзниками человеком, с которым можно иметь дело. Но история сняла грим с его лица. На Нюрнбергском процессе Карл Дениц предстал перед всем миром во всей своей неприглядности.

Пройдет еще десять лет, и он сам отбросит в сторону маску аполитичного вояки. В своих мемуарах вчерашний гросс-адмирал не забудет подчеркнуть, что с детства был воспитан в монархическом духе:

«Я исконный пруссак... Еще ребенком я знал, что мой отец, как он сам выражался, позволил бы разорвать себя на куски за «старого короля Вильгельма».

А дальше следуют излияния о воспитанном с детства чувстве повиновения, которое так помогло ему потом на службе во флоте.

Уже в 1924 году Деница прикомандировывают к управлению военно—морских сил. «В мои служебные обязанности, — пишет он, — входило тогда заниматься разбором всех дел, связанных с внутриполитическими событиями... В процессе работы мне при­ходилось сталкиваться с рейхстагом и его отдельными комитетами. Многопартийность в правительстве, частое и открытое противопоставление партийных интересов госу­дарственным во время голосований в рейхстаге, затяжные дебаты... мне не нравились».

Дениц откровенно заявляет, что ему больше было бы по душе, если бы и в рейхста­ге к решению всех вопросов «подходили по-солдатски».

До 1933 года, как повествует гросс—адмирал, в Германии были две крупнейшие пар­тии — национал—социалистическая и коммунистическая. Рейхсверу надлежало принять ре­шение — какую из них поддержать. «Тo, что он не мог стать на сторону коммунисти­ческого интернационала, было очевидно. Поэтому … рейхсвер приветствовал назначение Гитлера рейхсканцлером». И гитлеровский преемник уже не в силах скрыть своего вос­торга нацистским режимом: «Тот общий подъем, которым характеризовалась жизнь Германии с момента прихода Гитлера к власти, наполнял меня... чувством гордости и радости».

Да, время — великий маг и чародей. На какие превращения оно способно! Если в 1945 году Дениц убеждал всех, что он противник нацистских доктрин, то в 1956 го­ду гросс-адмирал гордился ими.

На суде глаза Деница почти всегда были прикрыты большими темными противо—солнечными очками. Так, видимо, спокойнее, когда лжешь; порой упрямо, бессмыс­ленно, вопреки неотразимым фактам и логике, но всегда настойчиво, а иногда и нагло. Создается впечатление, что все это говорит не живой человек, а некая маска. Маски же, как известно, не краснеют от стыда, на них не проступает растерянность. В положе­нии Деница это было удобно.

Однако в те редкие моменты, когда гросс-адмирал расставался с очками, можно бы­ло рассмотреть его лицо — худое и несколько продолговатое, с резкими, не по возрасту, складками, идущими наискосок от углов рта до подбородка. Высокий лоб изрезан сетью поперечных морщин. Сильно поредевшие волосы небрежно зачесаны назад и слег­ка набок без претензии создать иллюзию прически. Тонкогубый рот, если Дениц мол­чит, плотно сомкнут. Близко посаженные неопределенного цвета глаза смотрят не ми­гая прямо и колюче, как бы стараясь проникнуть в самые тайники того, на кого они устремлены; профессиональный взгляд опытного детектива или бывалого тюремщика. Аскет с военной выправкой. Человек, пренебрегший житейскими радостями и погло­щенный одной целью. Типичный фанатик.