Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 17

Тут я заметил волнистые каштановые волосы и темно-вишневый бумажный костюм. Управляющий? Мне пришлось подойти ближе, чтобы удостовериться. Такого рода лица вечно остаются незнакомыми.

Он увидел мое приближение и стал улыбаться без особого энтузиазма.

– О, здравствуйте, мистер… э… Вы нашли… – он не мог подобрать правильного вопроса.

– Да, – ответил я так или иначе на его вопрос. – Но я хотел бы кое-что выяснить. Оуэн Дженнисон прожил здесь шесть недель, не так ли?

– Шесть недель и два дня – до того, как мы открыли его дверь.

– А у него бывали посетители?

Брови собеседника поползли вверх. Между делом мы подошли к его кабинету, и я разобрал надпись на двери: “ДЖАСПЕР МИЛЛЕР, управляющий”.

– Разумеется, нет, – сказал он. – Любой бы заметил, что что-то неладно.

– Вы хотите сказать, что он снял комнату исключительно с целью умереть? Вы его видели только раз?

– Думаю, что мог бы… хотя нет, погодите, – управляющий глубоко задумался. – Нет. Он зарегистрировался в четверг. Разумеется, я заметил его загар, типичный для поясника. Потом, в пятницу он выходил. Я случайно увидел, как он прошел мимо.

– В этот день он приобрел дроуд? Нет, оставим, вы этого знать не будете. И это был последний раз, когда вы видели его выходящим наружу?

– Да, именно.

– Значит, в четверг вечером или в пятницу утром у него могли быть посетители.

Управляющий отрицательно затряс головой.

– Почему не могли?

– Видите ли, мистер, э…

– Хэмилтон.

– У нас на каждом этаже есть голокамера, мистер Хэмилтон. С ее помощью делают снимок каждого постояльца в тот момент, когда он входит в свою комнату – только раз. Приватность – это одна из услуг, которую постоялец приобретает вместе с квартирой, – сказав это, управляющий несколько подтянулся. – По этой же причине голокамера снимает любого, кто не является постояльцем. Таким способом жильцов защищают от нежеланных вторжений.

– И никаких посетителей любой из квартир на этаже Оуэна не было?

– Нет, сэр, не было.

– Ваши жильцы любят одиночество.

– Возможно, что и так.

– Полагаю, что постояльцев от гостей отличает центральный компьютер на первом этаже.

– Именно.

– Значит, шесть недель Оуэн Дженнисон сидел в своей комнате в одиночестве. Все это время на него никто не обращал внимания.

Миллер старался отвечать холодно, но он слишком нервничал.

– Мы стараемся обеспечить нашим гостям приватность. Если б мистер Дженнисон пожелал получить помощь любого рода, ему достаточно было только взять телефон. Он мог бы позвонить мне, или в аптеку, или в супермаркет.

– Хорошо, мистер Миллер, благодарю вас. Это все, что я хотел узнать. Я хотел понять, как Оуэн Дженнисон мог ожидать смерти шесть недель, и никто этого не заметил.

Миллер сглотнул слюну.

– Он умирал все это время?

– Ага.

– Мы не могли этого узнать. Как мы могли бы? Не вижу, в чем вы можете нас обвинить.

– Я тоже не вижу, – сказал я, протискиваясь к выходу.

Миллер стоял близко, и мне пришлось его отпихнуть. Мне стало стыдно. Этот человек был абсолютно прав. Пожелай Оуэн помощи, он получил бы ее.

Стоя снаружи, я смотрел на зазубренную голубую полосу неба между верхушками зданий. Показалось такси, я нажал кнопку вызова, и оно опустилось.

Я вернулся назад в штаб-квартиру АРМ. Не для работы – при таких обстоятельствах я не мог заниматься никакой работой, – а чтобы поговорить с Жюли.

Жюли: высокая девушка лет под тридцать, зеленые глаза, длинные волосы с рыжими и золотыми прядями. И две широкие коричневые отметины от хирургических щипцов над правым коленом; только их сейчас не было видно. Я заглянул в ее кабинет через стекло с односторонней прозрачностью и смотрел, как она работает.

Она сидела в контурном кресле и курила. Глаза ее были закрыты. Временами, когда она концентрировалась, ее лоб морщился. Временами она бросала взгляд на часы и снова закрывала глаза.

Я не прерывал ее. Я знал важность того, чем она занималась.

Жюли. Она была некрасива. Ее глаза были слишком широко расставлены, подбородок слишком квадратный, рот слишком широкий. Неважно. Жюли могла читать мысли.

Она была идеальной подружкой. Она была всем, что нужно мужчине. Год назад, на следующий день после того, как я в первый раз убил человека, я был в ужасном расположении духа. Но Жюли каким-то образом обратила это настроение в маниакальное веселье. Мы как дикие метались в подконтрольном парке анархии , накрутив в итоге огромный счет. Мы отшагали пять миль, никуда не направляясь, и в конце концов вернулись к скользящему тротуару в центре города. Мы были совершенно измочалены, слишком устали, чтобы думать… А две недели назад была теплая, нежная, спокойная ночь. Двое людей, счастливых в обществе друг друга, ничего более. Жюли была тем, в чем ты нуждался, всегда, везде.

Ее гарем мужчин был, наверно, самым большим в истории. Чтобы улавливать мысли сотрудника АРМ, Жюли должна была любить его. К счастью, в ней хватало места для любви. Она не требовала от нас верности. Добрая половина из нас имела семьи. Но любовь к каждому из мужчин была необходима Жюли, иначе она не могла защищать его.

Она защищала нас сейчас. Каждые пятнадцать минут Жюли входила в контакт с одним из агентов АРМ. Обычно на паранормальные способности полагаться нельзя, но Жюли была исключением. Попади мы в переделку, она всегда придет к нам на помощь… если какой-нибудь идиот не помешает ей за работой.

Так что я оставался снаружи в ожидании и с сигаретой в моей воображаемой руке.

Сигарета была для практики, чтоб поднапрячь мысленные мускулы. В своем роде моя “рука” была так же надежна, как контакт с сознаниями у Жюли, возможно, как раз в силу своих ограничений. Усомнись в своих паранормальных способностях – и они исчезнут. Четко определенная третья рука была куда вразумительнее, чем умение какого-нибудь колдуна двигать объекты по желанию. Я знал, каково ощущать руку, и что ею можно сделать.

Почему я так много времени проводил, поднимая сигареты? Потому что это самый большой вес, который я могу поднять, не напрягаясь. И есть еще другая причина… этому меня научил Оуэн.

Без десяти три пополудни Жюли открыла глаза, вывернулась из контурного кресла и подошла к двери.

– Привет, Джил, – сказала она. – Неприятности?

– Угу. Только что скончался мой друг. Я подумал, что тебе лучше бы знать об этом, – я передал ей чашку кофе.

Она кивнула. На сегодняшний вечер у нас планировалось свидание, и случившееся изменило бы его характер. Зная об этом, она слегка прощупала меня.

– Господи! – воскликнула она, отшатнувшись. – Как… как ужасно. Я страшно сожалею, Джил. Свидание отменяется, не так ли?

– Если только ты не хочешь присоединиться к церемониальной попойке.

Она решительно покачала головой.

– Я его не знала. Это было бы неправильно. Кроме того, ты будешь барахтаться в собственных воспоминаниях, Джил. Большая их часть будет личной. Тебя будет коробить сознание того, что я рядом и зондирую тебя. Вот если б здесь был Гомер Чандрасекхар, другое дело.

– Мне хотелось бы, чтоб он был рядом. Он бы устроил попойку в собственном стиле. Может даже с какой-нибудь из девушек Оуэна, будь они поблизости.

– Ты знаешь, что я чувствую, – сказала она.

– То же, что и я.

– Я хотела бы помочь тебе.

– Ты всегда приходишь на помощь, – я глянул на часы. – Твой перерыв на кофе почти окончен.

– Надсмотрщик за рабами, – Жюли ущипнула меня за ухо двумя пальцами. – Окажи честь другу, – добавила она и вернулась в свою звуконепроницаемую комнату.

Она всегда приходит на помощь. Ей даже нет необходимости разговаривать. Одно лишь сознание того, что Жюли прочитала мои мысли, что кто-то меня понимает… этого достаточно.

Наедине с собой, ровно в три пополудни, я начал мою церемониальную попойку.

Церемониальная попойка – обычай новый, еще не связанный условностями. Нет установленной продолжительности. Не следует произносить каких-либо определенных тостов. Участники должны быть близкими друзьями покойного, но их число не определяется.