Смерть в экстазе

Я начал в “Луау”, где струилась вода и все было залито холодным голубым светом. Снаружи было три тридцать дня, а внутри – вечер на Гавайях многовековой давности. Помещение уже наполовину заполнилось. Я выбрал угловой столик с достаточным простором вокруг и заказал грог. Он прибыл – холодный, коричневый, пьянящий, с соломинкой в конусе льда.

На церемониальной попойке по Кубсу Форсайту, в одну черную ночь на Церере четыре года назад нас было трое. Веселенькая была компания – Оуэн, я и вдова нашего третьего члена экипажа. Гвен Форсайт винила нас в смерти мужа. Я только что вышел из больницы, с правой рукой, кончавшейся у плеча, и обвинял всех – и Кубса, и Оуэна, и себя, всех вместе. Даже Оуэн сделался угрюмым и погруженным в себя. Мы не могли бы подобрать менее подходящей троицы и ночи.

Но обычай призывал, и мы собрались. Тогда, как и сейчас, я углубился в собственную душу, в которой зияла рана, нанесенная гибелью напарника, гибелью друга. Обратился мыслями вспять.

Джилберт Хэмилтон. Родился в семье плоскоземельцев, в апреле 2093 года , в Топике, штат Канзас. Родился с двумя руками и без всякого следа невероятных талантов.

Плоскоземелец. Так жители Пояса называют землян, особенно землян, никогда не бывавших в космосе. Я не уверен, что мои родители когда-либо всматривались в звезды. Они управляли третьей по размеру фермой в Канзасе – десять квадратных миль пахотной земли между двумя широкими полосами города и двумя лентами скоростных шоссе. Мы были горожанами, как и все плоскоземельцы, но когда толпы надоедали мне и моим братьям, у нас имелись обширные пространства, чтобы побыть наедине. Игровая площадка в десять квадратных миль, и ничего нас не стесняло, не считая посевов и автоматической техники.

Мы глядели на звезды – братья и я. Из города звезд не видно, огни их скрадывают. Даже в полях их не разглядеть над освещенным горизонтом. Но прямо над головой они были на месте – черное небо с рассыпанными яркими точками, а иногда и с плоской белой луной.

К двадцати годам я отказался от гражданства ООН и стал поясником. Я жаждал звезд, а правительство Пояса управляло большей частью Солнечной системы. Среди скал таились баснословные богатства, принадлежавшие разбросанной цивилизации из нескольких сот тысяч поясников; и я жаждал своей доли.

Это было нелегко. Получить лицензию на одноместный корабль я мог только через десять лет. А пока я должен был работать на других и учиться избегать ошибок прежде, чем погибну из-за них. Половина плоскоземельцев, отправившихся в Пояс, погибают в космосе до получения лицензии.

Я добывал олово на Меркурии и редкостные химические соединения в атмосфере Юпитера. Я сгребал лед в кольцах Сатурна и ртуть с Европы. Как-то пилот ошибся, причаливая к новому астероиду, и вернуться домой мы смогли бы разве что пешком через космос. Тогда с нами был Кубс Форсайт. Он умудрился починить коммуникационный лазер и навести его на Икар, откуда за нами прислали помощь. В другой раз механик, обслуживавший наш корабль, забыл заменить поглотитель, и мы все дико охмелели от алкоголя, накопившегося в воздухе. Через шесть месяцев трое из нас поймали этого механика. Я слышал, что он выжил.

Почти все это время я входил в экипаж из трех человек. Члены его менялись постоянно. Когда к нам присоединился Оуэн Дженнисон, он сменил парня, наконец заработавшего свою лицензию на одиночный корабль, и которому не терпелось начать гоняться за камнями самому. Ему слишком не терпелось. Позже я узнал, что он выполнил один полный рейс и половину следующего.

Оуэн был мой ровесник, но более опытен, будучи рожден и воспитан в Поясе. Его голубые глаза и светлый хохолок, как у какаду, контрастировали с темным загаром поясника, резко обрывавшимся там, где шейное кольцо срезало проходивший через гермошлем солнечный свет открытого космоса. Он всегда был ловок, а в невесомости это выглядело так, будто он родился с парой крыльев. Я перенял его привычку двигаться, к немалой потехе Кубса.

До двадцати шести лет я не совершил ни одной ошибки.

Чтобы перегнать астероид на новую орбиту, мы использовали бомбы. Работа по контракту. Метод более старый, чем двигатели на термоядерном синтезе, применявшийся со времен колонизации Пояса, и все еще более дешевый и быстрый, чем тянуть скалу корабельным двигателем. Используются промышленные термоядерные заряды, небольшие, без радиационного заражения. Устанавливать их следует так, чтобы каждый взрыв углублял кратер, фокусируя отдачу последующих взрывов.

Мы уже произвели четыре взрыва. Четыре белых огненных шара раздулись и затухли. Когда грянул пятый взрыв, мы парили неподалеку, с противоположной стороны астероида.

Пятый взрыв расколол астероид.

Бомбу устанавливал Кубс. Мою ошибку повторили все. Надо было тут же делать ноги. Вместо того мы с проклятиями глазели, как ценный, богатый кислородом астероид превращается в бесполезные осколки. Мы наблюдали, как осколки постепенно расходятся, образуя облако… и, пока мы наблюдали, один быстролетящий осколок попал в нас. Он двигался все же недостаточно быстро, чтобы испариться при ударе, однако тем не менее пробил тройной корпус из кристаллического железа, срезал мою руку и пригвоздил Кубса Форсайта к стене, вонзившись в его сердце.

Вошла парочка нудистов. Они стояли, моргая, среди кабинок, пока их глаза не привыкли к голубым сумеркам, потом с радостными воплями присоединились к группе, сидевшей через два стола от меня. Я наблюдал вполглаза и прислушивался вполуха, думая, насколько нудисты-земляне отличаются от нудистов Пояса. Здешние все выглядели одинаково. У всех были накачанные мускулы, у них не было интересных шрамов, они носили свои кредитные карточки в одинаковых сумках через плечо и брили те же участки тела.

…На больших базах мы всегда ходили голыми. Во всяком случае, большинство. То была естественная реакция после скафандров, которые мы носили день и ночь среди астероидов. Поместите поясника в соответствующую комфортную обстановку, и он с презрением взглянет на рубаху. Но только ради комфорта. Коли надо, поясник с готовностью натянет рубаху и штаны.

Но только не Оуэн. После того, как он заработал тот метеорный шрам, я никогда не видел его в рубашке. Не только под куполами Цереры, а вообще везде, где было чем дышать. Он просто обязан был его демонстрировать.

Холодная голубая тоска опустилась на меня, и я вспомнил…

…Оуэн Дженнисон, присевший на угол моей больничной кровати и рассказывающий о возвращении. Сам я не мог припомнить ничего после того момента, как камень пробил мою руку.

Я бы истек кровью за секунды, не будь Оуэна. Рана был рваная; Оуэн аккуратно срезал ее у плеча одним взмахом коммуникационного лазера. Потом он туго перевязал руку куском занавески из стекловолокна. Он рассказал мне, что поместил меня в чистый кислород при двух атмосферах, чтобы заменить потерю крови. Он рассказал, как перенастроил термоядерный двигатель на четырехкратную тягу, чтобы доставить меня вовремя. Говоря по правде, мы скорее со славой закончили бы свой путь в огненном облаке.

– Вот как я заработал свою репутацию. Весь Пояс знает, как я переделал наш двигатель. И целая куча народу решила, что если я достаточно глуп, чтобы рисковать своей жизнью подобным образом, то могу рискнуть и их жизнями тоже.

– Так что с тобой небезопасно путешествовать.

– Вот именно. Меня стали именовать Дженнисон “Четыре Же” .

– Думаешь, только у тебя проблемы? Вот когда я выберусь из этой кровати, я уже представляю, как это будет. “Джил, ты опять делаешь какую-то очередную глупость?” К дьяволу, это действительно было глупостью.

– А ты немного соври.

– Угу. Можем мы продать корабль?

– Не-а. Гвен унаследовала от Кубса треть его стоимости. Она его не продаст.

– Тогда мы, в сущности, разорены.

– Не считая корабля. Нам нужен новый член команды.

– Поправка. Тебе нужны двое членов команды. Если только ты не хочешь летать с одноруким. Я не могу позволить себе трансплантат.