Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 51

Гард проснулся от запаха гари. Запах показался комиссару особенно отвратительным.

Недалеко от них, метрах в ста, полыхал костер. Костер был разложен под наспех сколоченным помостом, на котором лежал убитый римлянин.

Отряд и избитые в кровь разбойники уходили вдаль по дороге.

Запах горящего человеческого тела был настолько тошнотворным, что Гард испугался, что его сейчас вырвет. Александра бы это насторожило — к этому запаху и в Риме, и в Иудее уже привыкли. Так что пришлось комиссару терпеть.

— Ну что, пошли искать твою Весть? — предложил Александр.

У Гарда не было сил отвечать. Он отвернулся и отошел в сторону — просто подышать.

Александр ни о чем не спрашивал, но смотрел внимательно, изучающе даже.

Костер казался огромным, а сгорел быстро, превратившись в сверкающие угли, сквозь которые поблескивали белые кости погибшего.

— Эти ребята так торопились за своими сестерциями, что даже не похоронили кости погибшего в урне, — улыбнулся Александр.

«Сестерции — это, видимо, местные деньги», — решил Гард.

Александр внимательно оглядел маленькие деревенские домики и сказал:

— В этих домиках, похоже, никого нет. Но может, там найдется какое-нибудь подобие урны? Надо похоронить беднягу по-человечески. Он, конечно, римлянин, но, если вдуматься, не так уж сильно отличается от нас.

Перспектива копаться в пепелище комиссару совсем не нравилась.

— Ты как хочешь, — буркнул он. — А я пойду искать Весть.

— Весть так Весть, — согласился Александр.

В одном из пустых домов комиссар нашел факел, зажег его и спустился в убежище, вход в которое римляне даже не стали закрывать.

Все правильно. Вот пружинящий стол. Стулья.

Теперь прямо — там должна быть дверь.

Ага, вот она. Заперта?

Нет, открыта, слава Богу.

Помещение казалось совсем небольшим: четыре пустых стены, пол, потолок.

Даже если Весть была совсем крошечной, особо прятать ее здесь попросту негде.

Комиссар принялся за поиски.

Начал тщательно простукивать стены. Азгад никуда не залезал, значит, Весть может быть спрятана в стене примерно на уровне поднятой руки, не выше.

Одна стена, другая...

Было душно, Гард вспотел. К тому же погас факел, пришлось идти за следующим.

Третья стена...

Александр внимательно и молча наблюдал за комиссаром. Не помогал ему и не мешал — просто смотрел.

В четвертой, в самом низу, явно простукивалась пустота.

У комиссара перехватило дыхание.

— Нож! — крикнул он Александру. — Нож скорее!

Так же молча Александр протянул свой нож.

Гард ножом наметил полое пространство — оно было небольшим, примерно с ладонь величиной — и начал резать стену.

Из стены выпал какой-то предмет, завернутый в тряпку.

—Прежде чем разворачивать тряпку, Гард перекрестился.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил Александр. — Что за странные движения?

— Так... — замялся Гард. — Привычка.

— Странная привычка, — усмехнулся Александр. Гард развернул тряпицу.

В ней лежал нож. Обычный нож, явно принадлежавший небогатому человеку: лезвие, а вместо рукоятки намотана тряпка.

Гард тряпку развернул. Обычная. Никаких надписей, знаков. Ничего.





— Это и есть Весть? — удивленно воскликнул Гард. — Нет, она была совсем другой.

— А ты издалека? — неожиданно спросил Александр и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Ты не знаешь, что иудеи придумали такие убежища, чтобы иметь возможность тайно собираться. А римляне стали использовать их как тюрьмы и кидали сюда, естественно, иудеев. Тогда иудеи начали оставлять в стенах ножи и другие предметы, которые могли бы им помочь освободиться. Не хочется тебя огорчать, Гершен, но если это Весть, то я — патриций.

Гард еще раз внимательно рассмотрел тряпицу, служившую ножу ручкой. Ничего.

Комиссар прошел стену до конца. Затем проверил каждую ямку в полу, еще и еще раз меняя факелы.

Ни-че-го.

— Может быть, этот... как его?.. Азгад оставил Весть не здесь, а в похожем убежище? — предположил Александр.

— Может быть, — Гард устало опустился на пол. — Об этом нам скажет Михаэль. Надо идти в Эйн-Геди. Другого выхода нет.

Едва он договорил, мрак накрыл обоих. Кто-то закрыл крышку выхода, и от дуновения ветра погас догоравший уже факел.

— Выхода, боюсь, действительно нет, — вздохнул Александр. — Наверное, римляне что-то позабыли здесь. То-то они обрадовались, когда отыскали то, чего даже и не искали.

— Может, это не римляне? Александр усмехнулся:

— Какая разница, Гершен. Весть ты не нашел — это правда. Правда и то, что добрые люди не станут запирать никого в подземелье. Значит, нас здесь заперли недобрые люди. И так ли уж важно, в какого бога они верят?

«Что за жизнь? — подумал Гард. — В третий раз меня запирают в одном и том же месте. В третий раз!»

А вслух сказал:

— Ну ничего, ничего. Я ж говорил, что знаю, как отсюда выходить. Пошли. Нам надо попасть в ту комнату, где стоит стол. Над столом — выход... Ну, в общем, я тебе все объясню.

В темноте они добрались до стола.

Гард залез на него и начал шарить рукой в поисках той самой веревочки, за которую надо дернуть, чтобы открылся люк.

Шарил долго, бесконечно долго. Уже все понял, но верить не хотел и продолжал водить рукой по земляной стене.

Никакой веревочки не было.

Он подпрыгнул два раза на столе, взлетел — руки ударились о закрытую крышку.

— Я тогда еще не поверил, что ты знаешь какую-то тайну, — услышал он голос Александра. — А теперь убедился, что это так.

— Но кто, кто мог нас здесь замуровать? — закричал Гард.

— Какая разница, Гершен? Замуровать — это очень точное слово. Из иудейской тюрьмы выхода нет.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Никогда в жизни Барак не убивал людей. Никогда. Да, его жизнь была нелепа, бессмысленна, но он даже представить себе не мог, что когда-нибудь в его судьбе случится такое большое горе: он станет убийцей.

Тогда он действовал быстро: убил римского охранника, заставил Гершена покинуть убежище, сам скрылся, чтобы Гершен его не заметил.

Но потом всю ночь Барак не мог заснуть. Он смотрел на звезды и думал: где сейчас убитый римлянин? Учитель говорит, что душа человека не умирает, а просто перевоплощается во что-то другое.

Может быть, звезды — это глаза человеческих душ? Может быть, душа этого римского воина сейчас смотрит на него и спрашивает: «Куда ты дел мое тело? Зачем ты его уничтожил?»

Этот римлянин был ни в чем не виноват. Он просто делал свое дело — охранял. И за это погиб? Просто потому, что встал на пути Барака? Просто потому, что мешал Бараку? Разве может быть мир так устроен?

И, главное, что же теперь делать? Как помочь душе убитого им человека? И может ли помочь он — тот, кто оставил душу без тела?

Всю ночь мучался Барак над этим вопросом. Даже хотел плюнуть уже и на эту Весть, и на Гершена да и пойти к Учителю, который — единственный в мире! — знал ответы на любые вопросы.

Когда наступило утро и звезды растворились в небе, Барак почувствовал, что ему отчего-то стало легче, словно он и впрямь избавился от неприятного, пронизывающего взгляда.

Барак видел, как методично, беззлобно, но жестоко били римляне разбойников, а те даже не пытались сопротивляться.

Потом он смотрел, как сооружают ритуальный костер и кладут на него тело погибшего воина.

Потом слышал, как Александр сказал, что, мол, воины так торопились за сестерциями, что даже не похоронили кости убитого в урне.

И тогда пришло решение.

Конечно, Барак знал устройство иудейской тюрьмы. И пока Гард с Александром разглядывали нож, он отрезал веревочку.

Странное дело, но в тот момент Барака совсем не волновало, отыскал Гершен Весть или нет.

Барак принял решение и должен был его исполнить. Это — главное.