Закон Девяток

Господин Мартин кивнул. "Ваша часть составляет 14 тысяч 400 долларов после комиссии."

Без отлагательств он начал высчитывать счета на сотни долларов. Алекс был слегка ошарашен и просто стоял, пока мужчина считал деньги. Когда все было закончено, владелец галереи глубоко вздохнул. Казалось, он был рад избавиться от денег. Алекс расправил толстую пачку сто долларовых счетов перед тем как вернуть их обратно в конверт. Он свернул его пополам и запихал в передний карман джинс.

Алекс не мог понять, почему мужчина кажется таким нервным. Господин Мартин часто продавал картины и в более удачных сделках. Одна из картин Р. С. Диллона могла бы уйти с доходом, который Алекс получил бы лишь за шесть картин. Возможно из-за того, что все деньги были наличными.

"А что потом?" - спроси Алекс, его подозрение росло. "Тот человек сказал еще что-нибудь?"

"Еще одна небольшая история". Господин Мартин поправил оранжевый узел на своем горле. "После того, как он заплатил - наличными, теми самыми, которые я Вам отдал - он сказал, 'Они мои теперь, ведь так?' Я сказал: 'Да, конечно'".

- Тогда он взял одну из своих картин, вытащил из кармана жирный чёрный маркер-ну, знаешь, несмываемого типа- и начал писать на ней. Я был ошарашен. Я не знал, что делать. Когда он закончил, он проделал то же самое с каждой картиной по очереди. Полностью исписал их.

Мистер Мартин сжал свои руки в замок.

- Мне ещё не приходилось бывать в такой ситуации. Я спросил у этого человека, что, по его мнению, он делает. В ответ на это он сказал, что эти картины принадлежат ему, и что он может делать с ними всё, что захочет.

Мистер Мартин подошёл ближе.

- Алекс, я остановил бы его, клянусь, что остановил бы, но… ну, картины принадлежали ему, и он был очень… настойчив в том, что делал. Его поведение так резко переменилось, что я начал бояться того, что могло случиться, если бы я вмешался. Поэтому я не сделал этого. В конце концов, у меня были деньги-причём наличные.

Алекс стоял с отвисшей челюстью. Его очень радовало то, что он получил деньги с продажи, но в то же время он был разгневан, узнав, что его работа была обезображена.

- Значит, он закончил с обезображиванием моих работ, а затем просто взял свои испорченные картины и ушёл?

Мистер Мартин поскрёб челюсть, отведя взгляд в сторону.

- Нет. Он оставил их и сказал, что хочет, чтобы я вернул их тебе. Он сказал "Верните их Александру Ралу. Мой подарок."

Алекс тяжело вздохнул.

- Дайте мне на них посмотреть.

Мистер Мартин указал на картины, стоящие напротив в углу офиса. Они были расставлены лицом к лицу без рам.

Когда Алекс поднял первую, держа ее в обоих руках, он потерял дар речи. Черная жирная надпись, растянувшаяся по диагонали картины, гласила "Пошел ты в жопу, козел".

Вся картина была покрыта разными омерзительными, низкими, грубыми именами.

- Алекс, я не хочу, чтобы они находились здесь.

Алекс стоял с трясущимися руками, глядя на свою прекрасную картину, покрытую мерзкими словами.

- Ты слышишь меня, Алекс? Я не могу держать их здесь. Что, если покупатель увидит их? Ты должен забрать их с собой. Прямо сейчас. Забирай их. Я не хочу, чтобы они оставались здесь. Я хочу забыть о том, что произошло.

В ярости он смог лишь кивнуть. Он понимал, что мистер Мартин боялся, не того что их увидят посетители. Многие из художников мистера Мартина регулярно говорили также прямо перед покупателями. Посетители принимали "цветастую" речь за признак социальной чувствительности и художественной рефлексии. Чем чаще художник употреблял красное словцо в предложении, тем мудрее казался он им.

Нет, мистер Мартин не был оскорблён словами- он привык слышать их в галерее-он был напуган человеком, который написал их, и контекстом самих слов - жгучей ненавистью.

Мистер Мартин прочистил горло."Я много размышлял над этим и решил, что лучше нам не вывешивать сейчас твои работы".

Алекс поднял глаза.

- Что?

Мистер Мартин указал на картины. "Посмотри. Этот человек может стать опасным. Он выглядел так, будто готов мне шею сломать, если я хоть пальцем пошевелил бы , чтобы остановить его".

Сначала Алекс подумал, что это дело рук Бетани, но сразу же отбросил эту идею. Он был вполне уверен, что она не потратит столько денег просто из обиды.

"Как выглядел этот парень? Опишите его."

"Ну," - сказал мистер Мартин, немного сбитый с толку теплыми интонациями Алекса, - "он был высоким и довольно крупным - примерно как вы. Он был одет обычно, недорого. Коричневые брюки, какая-то мягкая рубашка, не заправленная. Она была бежевой с какой-то вертикальной голубой полоской внизу слева."

Узнать человека по этому описанию Алекс не смог.

Его мутило от злости. Он ободрал холст с рамы, затем сделал то же с остальными пятью. Он только мельком взглянул на оскорбления и ругательства, которыми были осквернены изображенные красоты. Его тошнило от масштабов кощунства, не столько от самих слов, сколько от неприкрытой ненависти, исходящей от них.

Это были просто красивые картины. Не более того. Нечто, поднимающее настроение тем, кто на него смотрит, нечто, помогающее людям лучше относиться к жизни и к миру, в котором они живут. Втайне ненавидеть красоту - это одно, а тратить значительные суммы только для того, чтобы выразить эту ненависть, - это совсем другое.

Алекс понял, что мистер Мартин был прав. Такой человек мог легко впасть в ярость.

Алекс надеялся встретиться с ним.

Со свёрнутыми испорченными холстами под одной мышкой, и картиной, бережно обёрнутой им в коричневую бумагу, под другой, Алекс покинул галерею мистера Мартина без споров. Несмотря на то, как сильно он сердился, никаких причин для споров не было. Мистер Мартин был напуган.

Алекс не мог и в самом деле винить этого человека. При его постоянном одиночестве он был лёгкой добычей в галерее. Незнакомец мог вернуться в любой момент. Что мистер Мартин должен делать в такой ситуации? Алекс не думал, что владелец галереи способен разобраться со спором, который мог повлечь за собой насилие.

Противоречивые эмоции заполняли мысли Алекса, в то время как он выходил в элегантные залы. Он был подавлен и разъярён. Ему хотелось бежать домой и запереться от мира, в котором такие люди разгуливали на свободе. Ему хотелось найти этого парня и засунуть чёрные маркеры ему в глотку.

Когда Алекс поднял глаза, знакомая женщина стояла недалеко впереди него, следя за его приближением. Он замедлил шаг и остановился.

Она была в том же самом черном платье, с той же самой зеленой шалью, драпированной по плечам. Он подумал, что он видит облачки испарений - намек на пар или дым - поднимающийся от ее ниспадающих светлых волос и ее плеч, но как только он сосредоточился на этом, это ушло.

Каким бы невозможным это ни казалось, она выглядела даже лучше, чем в его воспоминаниях.

- Ты часто здесь бываешь? - спросил он.

Она не сводила взгляда с него, медленно покачав головой.

- Я здесь всего второй раз.

Серьёзность черт её лица заставила его задуматься. Он знал, что она пришла сюда не за покупками.

Избитая фраза его дедушки, Неприятности найдут тебя, эхом отозвалась у него в голове.

- Ты в порядке, Алекс? - спросила она.

- Ну да. - Звук её голоса привёл его в порядок. - Ты знаешь моё имя, но я не знаю твоего.

Слабая улыбка смягчила ее черты, когда она проскользнула шагом ближе. - Меня зовут Джакс.

Её имя было таким же необычным, как и всё остальное в ней. Ему с трудом верилось, что он видит её снова.

Я отдал бы все что угодно, чтобы рисовать тебя Джакс, - сказал он шепотом себе.

Она улыбнулась его словам, улыбнулась так, будто приняла их за комплимент, но не выдала свое мнение или желание быть объектом картины.

Он, наконец, оторвал от неё свой взгляд, чтобы посмотреть, не было ли кого-нибудь поблизости.

- Ты слышала новости по телевизору?