Из тупика

- Растрепать! - кричали. - Рви его... контру...

И вдруг в этой толпе, обуянной бессмысленной жестокостью, отчаянно заскрипела кожа новенькой портупеи. Чья-то рука в лосиной перчатке схватила Небольсина за воротник и рванула в сторону.

- Не сметь прикасаться к этому человеку! - взывал поручик Эллен. - Он будет осужден народным судом революции... (Толпа раздалась). - Шире, шире, шире! - кричал Эллен, патетически вздымая длинную руку. - Не прикасаться к врагу революции...

Дотащил до крыльца барака и, обмякшего, словно мешок, вбросил Небольсина в бокс "тридцатки". За спиною звонко лязгнули запоры, и поручик Эллен спокойно сказал:

- Садитесь, дорогой Аркадий. Вот вы и - дома... Небольсин рухнул грудью на стол, разрыдался. От боли, стыда и отчаяния.

- Какие скоты... - говорил он. - А этот мерзавец... убью!

Эллен поднес к его лицу стакан. Небольсин жадно выглотал до дна, как воду. И только потом понял, что это была водка.

- Легче? - спросил Эллен.

- Спасибо. Отлегло...

- Все мы, - заговорил Небольсин потом, - так или иначе, каждый по-своему, но ждали революцию. Романовы - вырожденцы! Я же видел, какая мочка уха у Николая Романова, - он явный вырожденец. Она, эта династия, уже ничего не могла дать народу. И вот революция пришла. А меня... какой-то спекулянт... меня, честного русского инженера...

Он не выдержал - снова заплакал.

- Еще? - спросил Эллен, берясь за графин.

- Нет. Спасибо. Не нужно. Это пройдет...

- Это никогда не пройдет, Аркадий Константинович, внушительно ответил Эллен, маятником двигаясь по боксу. - Казалось бы, с образованием нового правительства можно и поставить точку; но точка переделана в запятую... большевиками, и продолжение революции следует. И никто не думает об отечестве. Все, как помешанные, орут только о свободе. А у нас, на Мурмане, и того проще: отсутствие дисциплины принимают за революцию... Так-то вот, господин Небольсин!

Из кармана френча, пошитого в британском консулате,вынул Эллен кольт, плоский, как черепаха. Спрятал в стол.

- Кто в Совжелдоре? - спросил его Небольсин.

- А вас интересует политическая окраска или?..

- Да.

- Совжедцор поделили правые эсеры и меньшевики.

- Мне тоже рекомендовали.

- Кто?

- Лейтенант Басалаго.

- Напрасно отказались, - заметил Эллен с умом. - Рабочие были бы довольны, видя в составе Совжелдора вас, а не Каратыгина...

Несколько дней мучился потом Небольсин, бессильный от неудовлетворенного мщения. И наконец нашел выход. Запросил в бухгалтерии конторы всю калькуляцию на поставку продуктов и товаров, проделанную Каратыгиным. Уличить мерзавца в воровстве было совсем нетрудно. Каратыгин умудрялся посылать на разъезды бочки с кислой капустой, в которых лежали... мокрые тряпки, пересыпанные вшами, погибшими в огуречном рассоле.

С этим Небольсин и навестил начальника гражданской части на Мурмане Брамсона, который разместился под боком у капитана первого ранга Короткова.

- Посмотрим, - сказал Брамсон и заточил карандаш, как шило; вчитался в доношение Небольсина.

- Да, - сказал он, смигивая с кривого носа пенсне, - но все это было возможно при старом рухнувшем режиме. А сейчас, когда Каратыгин столь активно представляет северную дистанцию в Совжелдоре...

- Борис Михайлович, - придержал его Небольсин, - режим старый, режим новый. А люди на дистанции по-прежнему голодают. Совжелдор пишет воззвания, но подметки износились. А в школе на станции Тайбола (вот кстати вспомнил) совсем нет карандашей и чернил. И детишки пишут на полях старых газет.

- Хорошо, - ответил Брамсон серьезно, - я разберусь. Появился как-то в конторе прораб Павел Безменов, долго околачивался по коридорам, читая бумажки, расклеенные по стенам. Потом, улучив момент, когда в кабинете начальника никого не было, протиснулся к Небольсину, сказал:

- Доброго здравьица вам, Аркадий Константинович!

- А-а, Безменов, здоров, друг. Откуда?

- До Званки ездил.

- Что у тебя там?

- Баба.

- А у меня вот, - вздохнул Небольсин, - невеста в Питере, ты не можешь представить, какая дивная женщина Но с этой вот революцией, чтоб она горела, не могу в Питер даже на день выбраться... Тебе что? - вдруг спросил он прораба.

Безменов поскреб в затылке, глядя на Небольсина из-под рысьего малахая узкими щелочками глаз.

- Пишут тут, - сказал. - Занятно пишут... Хотите читануть?

- Да смотря что читать...

- Званка-то, - говорил прораб больше намеками, - недалече от Питера. Не дыра, как у нас. Вести туда доходят.

- Чего ты крутишься? - спросил Небольсин. - Говори дело.

- Дело тут такое. Почитайте, что большевики пишут... - И выложил на стол газету. А в ней черным по белому было сказано, что член Совжелдора "некий г-н Каратыгин" дает взятки Брамсону ("в прошлом царскому сатрапу и прокурору, который ныне возглавляет гражданскую часть на Мурмане").

Небольсин поступил далее с горячностью, присущей большинству честных людей: с этой газетой в руках навестил Брамсона.

- Борис Михайлович, - спросил для начала любезно, - прояснилось ли что-либо с теми пройдошествами мсье Каратыгина, о коих я вам уже имел честь докладывать?

- Вы, - четко ответил Брамсон, - ошиблись в своих наветах на гражданина Каратыгина, который ныне...

Тут зашуршала газета, и палец Небольсина припечатал прискорбное место в колонке строк, где большевики говорили о взятках, которые берет Брамсон.

- Кажется, про вас? - спросил Небольсин. - Поздравляю.

- Возможно, - согласился Брамсон и хорошо натренированным лицом отразил премудрое спокойствие. - Только у меня теперь вопрос к вам, любезный Аркадий Константинович.

- Пожалуйста!

- И вы уже давно... большевик?

Небольсин сочно расхохотался:

- А если я большевик, то, пардон, что вы со мной сделаете? Сейчас, после революции, каждый волен сходить с ума как ему хочется... Не посадите!

- Я никого еще не сажал, - сказал Брамсон, с ненавистью рассматривая красивое молодое лицо путейца. - Но для вас, голубчик, могут быть неприятности. Учтите это.

Между ними на мгновение встала тень усатой Брамсихи, которая каталась по тундре в вагоне молодого инженера, и об этих ночных катаниях многие на Мурмане знали...

- Взяткобравцы! - выговорил Небольсин и выскочил прочь.

Дело происходило при свидетелях. Был вечерний час, и молоденькая секретарша Короткова, взвизгивая, смеялась. Присутствовал и сам Коротков монархист чистой воды, но, в общем, человек тихий и безобидный.

Брамсон рвал и метал:

- Этот пьяница, живущий в своем вагоне с девкой, на которой пробы уже негде ставить...

- И-и-и-их! - взвизгивала секретарша, вся в диком восторге от подробностей скандала.

- Этот грязный распутник, который покушался даже на честь такой порядочной жены и матери, как моя Матильда Ивановна... И он вдруг смеет! Нет, вы подумайте...

Коротков взялся утешать (очень неумело):

- Ну что вы, Борис Михаилович, - говорил каперанг. - Разве про вашу Матильду Ивановну кто скажет дурного?

- И-и-и-и-их! - радовалась секретарша.

В это время под окнами управления прошли табуном юные мичмана с миноносцев, во всю глотку распевая:

Ванька Кладов - негодяй,

Ванька Кладов - не зевай,

Тильда Брамсон - первый сорт,

Ты прими ее на борт...

Брамсон, побледнев, опустил руки вдоль жидких чресел.

- Ванька Кладов? - еле слышно прошептал он. - Это еще что за новость? Кто такой Ванька Кладов?

- Да успокойтесь, Борис Михайлович, - утешал его каперанг.

- Нет! - осатанел Брамсон. - Я должен знать... правду!

- И-и-и-их!

Тогда каперанг Коротков обстоятельно объяснил:

- Ванька Кладов - мичман с крейсера "Варяг". Крейсер ушел в Англию, а он спьяна здесь остался. Оказалось, мастак сочинять драмы и критиковать. Печатался где-то... Вот и поручили ему редактировать "Известия Мурманского Совета". Не понимаю, Борис Михайлович, что вас так взволновало?..