Из тупика

Пикуль Валентин

Из тупика

Пикуль Валентин Саввич

Из тупика

{1}Так обозначены ссылки на примечания. Примечания в конце текста книги.

Аннотация издательства: В романе отражен сложный период нашей истории, связанный с созданием Мурманской железной дороги и формированием флотилии Северного Ледовитого океана, из которого позже родился героический Северный флот. Русский крейсер "Аскольд" Начал боевую службу в Дарданелльской операции, а вошел в революцию кораблем Северной флотилии. Большая часть романа посвящена борьбе с интервентами на Мурмане, в Архангельске, в Карелии.

С о д е р ж а н и е

От автора

Книга первая. Проникновение

Очерк первый. Годы в броне

Очерк второй. Дорога в тупик

Очерк третий. Предательство

Книга вторая. Кровь на снегу

Очерк первый. Нашествие

Очерк второй. Преддверие

Очерк третий. Мой океан

Комментарии

Примечания

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего,

Мы, дети страшных лет России,

Забыть не в силах ничего.

Александр Блок

От автора

Эта книга - исторический роман-хроника. Необходимого для любого романа вымысла в этой книге столько, сколько требуется от автора, чтобы связать воедино людей и события.

Большинство героев романа - образы собирательные, и если кто-либо узнает себя в моих героях, то это будет лишь совпадением (совпадением случайным).

Приводимые в книге документы, записи отечественных разговоров, телефоне- и радиограммы (за исключением незначительных или сугубо частных) приводятся мною дословно, лишь иногда подвергнуты сокращениям, которые оговорены в тексте книги.

Хронологическая канва сохранена в романе, по возможности, в точности как можно ближе к фактам, потрясавшим тогда весь мир...

Я писал эту книгу, часто и подолгу думая о моем друге - Андрее Александровиче Хршановском.

Он был редактором моей первой книги и стал моим другом.

Его памяти, светлой для меня и для многих, я и посвящаю этот роман, который он уже никогда не прочтет.

Книга первая.

Проникновение

Очерк первый.

Годы в броне

Дорога первая

Вот этим затупленным ножом форштевня распороты страницы двух великих океанов; воющие за кормою винты накрутили на счетчиках сотни боевых дней. Пространство и время, время и пространство, часы и лаг. два круглых табло в ровном жужжащем свете. Правда, в этой стихии было еще и третье измерение глубина. Но корабельный лот, наотмашь кинутый в темную тайну, не может прощупать фунтовых хлябей, вечно утопающих в бездонном мраке.

От этого и шутки на крейсере злы, безнадежны:

- Да, в такой речке нашим пескарям делать нечего, одна хорошая мина от немца, и нырнем - как кирпичики...

Громыхающая орбита войны охватывала земной шар от Дувра до Гонконга, и по этой орбите - зигзагами! - двигался русский крейсер первого ранга "Аскольд". Изношенный корпус корабля-ветерана трясла окаянная вибрация, а команду трепали тропические лихорадки; матросов мутило от вератрина и салофена, от дурной пиши и дешевой банановой водки.

"Аскольд" болтало у черта на куличках - там, где Россией и не пахло, между Филиппинами и Японией, от Адена до Коломбо. В погоне за немецким рейдером "Эмден" дошли до Кокосовых островов; вожди диких племен дарили русским морякам свиней. А чтобы свиньи не подохли от голода, их снабжали и кормом - ананасами. По традиции (нигде не писанной, но святой) дары делились сословно: свиней отсылали на камбуз - матросам, в кают-компанию ананасы. Среди ночи, бывало не раз, крейсер едва не давил японские кавасаки. Сонные рыбаки в белых киримонэ махали "Аскольду" фонарями из промасленной бумаги:

- Русики матросики хоросо, хоросо... Банзай!

И темной, жарко дышащей громадой мимо проносился русский крейсер вперед, во мрак, в неизвестность. Не однажды блуждали и возле проклятой Цусимы, злобно сплевывая в шипящую воду. А назавтра, уже в притонах Сингапура, их встречали дешевые женщины; прически у них - в бамбуковых сеточках, на ногах - мужские носки из германского фильдекоса.

Матросы пьяно рвали на себе рубахи, кисло и неумно плакались:

- Слышь, косая? Платочек-то - во... Грунькин ишо! Кады прощались, Грунька-то и грит: "Ждать, мол, стану, родима-ай..." Доколе ждать-то? Весь я, как есть, моряк Тихого океану, и нету мне никакого спасения. Держи, косая, платочек тебе на память... Он еще не засморкатый!

Команда "Аскольда" состояла из людей послуживших. Пора бы домой вчистую, когда грянул нелепый выстрел в Сараеве, и - прощай, сундуки и чемоданы, на которых намалеваны гордые надписи: "МОРЯК ТИХОВА ОКЕАНУ". Теперь же, в составе особой Эскадры Китайской Станции (под русским флагом, но под британским командованием), ходили в кильватере заодно с хищными японскими крейсерами "Ибуки", "Чикума" и "Накасима". Одно плохо: туго доходят письма из заснеженных деревенек России до тропической Манилы... Ай как туго!

Российский посланник в Токио заверил командира крейсера, что почта нагонит "Аскольд" на заходе в Коломбо. Но разве можно верить дипломатам? На Цейлоне было все, что душе угодно для разгула (мичмана Женьку Вальронда даже нагишом с берега привезли). Но вот писем... увы, не было. Потом консул в Бомбее сообщил, что французский угольщик уже вышел в порт Носси-Бэ, очевидно, союзная служба доставит туда же, вместе с углем, и почту.

Будем надеяться... И три винта снова взорвали воду за кормою крейсера.

Раскаленный тропический купол, пронизанный выстрелами, искрами радиопередач и воплями тонущих экипажей, зыбко нависал над дрожащей палубой. Задраенные в броневых коробках, вахты задыхались. А в кубриках шуршащие полчища тараканов ползали по влажным от пота телам матросов лезли в рот, в уши, в ноздри. Отвращение давно притупилось в людях, и тараканов давили пальцами - на хлебе; хрустели они под пятками - на палубном линолеуме. Зато шесть обезьян-лемуров, купленных офицерами по пьяному делу, стали друзьями матросов: они беспощадно уничтожали легионы прусаков. Самца-лемура, охотно крывшего самок на вантах под небесами, матросы прозвали точно - Гришкой Распутиным... Постыло все. Окаянно!

Далеко в океане стали выплескивать миски с супом. Причина тому "потемкинская": суп плох, приготовленный из аденских запасов верблюжатины. Командир крейсера каперанг Иванов-6 разволновался:

- А что они хотят после захода в Аден? Не марципаны же будут подавать нам союзники. Впрочем, постройте команду на шкафуте по малому сбору. Офицерам явиться тоже...

Построились. Высохшие от жары. Настилы палуб, словно раскаленные сковороды, обжигали босые пятки. С кормы крейсера, где стояли походные курятники, вдруг запел петух. Так хорошо, так сладко вспомнились русские прохладные рассветы... В белых пробковых шлемах, в прозрачных сетках на голом теле, под покровами тентов сгрудились офицеры. Иванов-6 развернул в руках бумагу, и ее сразу же скомкал ветер океана.

- Претензии команды, - прокричал он зло, - да, основательны: верблюд еще не скотина! Но вы желаете бунта на корабле? В такой час, когда весь мир потрясен варварством новых гуннов... Слушай приказ! Приказ германского кайзера, обращенный к немецким солдатам на Восточном - на русском же, нашем! - фронте...

Ошалело дрогнули ряды. Вытянулись шеи матросов.

Ветер рвал и уносил в безбрежие слова бесноватого кайзера: "...помните, что вы, немцы, избранный народ. Дух божий сошел на Меня, ибо Я - император великой германской нации, Я - орудие Всемогущего, его Мен и Воля... Уничтожение, и смерть всем, кто противится, всем, кто не верит в Мою божественную миссию... Да погибнут все враги германского народа! Бог, вещающий ныне через Меня, требует от вас исполнить Его святую волю!.."

А в группе офицеров были и такие природные "русаки", как фон Ландсберг, барон Фитгингоф фон Шелль и прочие. Что они думали, слушая приказ кайзера, это пусть останется между ними. Иванов-6, пустив бумажку по ветру, кричал уже о своем - кровном, русском, наболевшем: