Время истинной ночи

— Ни одной осечки, — прошептал капитан. — Господи, вы можете себе такое представить? Если бы мы попробовали установить на борту полдюжины таких пушек, да каких угодно пушек… Нет, вы можете себе такое представить? — Он медленно покачал головой. — И все пять палят одновременно, секунда в секунду… — Его голос дрогнул. — Неужели такое возможно, преподобный? Неужели на такое способны люди?

— Мы полагаем, что способны, — ответил Дэмьен, тщательно подбирая слова. Он покосился на Расю, которая, судя по всему, была поражена ничуть не меньше, чем капитан. В отдалении он услышал голоса пассажиров. Они стонали. Они молились. Они достаточно понимали, на какой планете живут, чтобы уяснить значение столь стройно согласованной канонады: залпы свидетельствовали о предельном владении ситуацией и о бесспорном могуществе. Больший страх не могли бы нагнать на них и прямые попадания. — Церковь полагает, что такое станет возможным, когда в наше дело уверует достаточное количество душ.

Неужели здесь и впрямь произошло такое? Им хватило молитв, хватило религиозного рвения для того, чтобы исполнились предсказания Пророка? Значит, Фэа со всеми ее порождениями не представляет опасности для этих людей? Это было бы слишком хорошо, чтобы на такое можно было хотя бы надеяться. От одной мысли об этом у него закружилась голова.

«Полегче, Дэмьен, полегче. Ты ведь еще ничего не знаешь».

— Обратись к ним, — приказал Расе капитан. — Дай им знак, что мы пришли с миром.

Штурман ушла с носа, чтобы выполнить поручение. Немного погодя над головами, на средней мачте, замелькали сигнальные флажки. Красные и черные, слагаясь в прихотливые узоры. Дэмьен какое-то время следил за этим, а потом, когда текст сообщения пошел по второму разу, вновь перевел взгляд на чужой корабль. И затаив дыхание принялся ждать ответа.

Но никакого ответа не последовало.

— Кому-то придется отправиться к ним на шлюпке, — решил наконец капитан. — И поговорить напрямую. Другого выбора у нас нет.

— Это чертовски опасно, — пробормотал Дэмьен.

— Ага. А то я сам не понимаю.

Они помолчали.

— Ладно, — буркнул наконец Дэмьен. — Если кто-нибудь и может знать их язык, то только я. Просигнальте, что я плыву к ним.

— Они, скорее всего, не поймут…

— Или поймут, но сделают вид, будто не поняли. Так или иначе, просигнальте.

Он посмотрел на свою одежду, которая была сейчас в десять раз грязнее, чем когда он вышел из каюты.

— Мне нужна пара минут. Переодеться и… приготовиться.

— Я отправлюсь с вами.

— Черта с два!

— В конце концов, это мой корабль!

— Вот именно поэтому вам и надлежит оставаться на борту. Если со мной что-нибудь случится…

— Тогда мы все в любом случае погибнем, преподобный, а не все ли равно, где умирать, — здесь или там? Так что, поплыв с вами, я вроде бы ничего не теряю, верно? А может быть — это всего лишь допущение, — эти подозрительные ублюдки малость смягчатся, увидев, что мы полностью предаемся им во власть. Как будто мы и без того не находимся у них во власти. — Дэмьен промолчал, и капитан еще надавил на него: — Ну что, это звучит разумно?

— Разумно, — в конце концов признал священник. И в самой глубине души почувствовал облегчение из-за того, что капитан решил отправиться в опасный путь вместе с ним. — Но Расе и Тору это наверняка не понравится.

— Именно поэтому они и выполняют приказы, а я их отдаю.

Дэмьен многозначительно кивнул в сторону чужого корабля:

— Бывают ведь вещи и пострашнее смерти, не правда ли?

— Только не пытайтесь запугать меня, преподобный. — Слабая улыбка скользнула по высохшим на солнце губам. — На сегодня я уже нахлебался страху по самые уши. Что-нибудь еще?

Дэмьен посмотрел на иссеченное шрамами лицо капитана и невольно подумал: «А может, все эти шрамы получены вовсе не в пьяных драках? И слухи на этот счет неверны?»

— Ладно, — кивнул он. — Смелый вы человек, капитан. Этого у вас не отнимешь.

— Смелые люди трудно живут и рано умирают. — Капитану вновь удалось улыбнуться. — Будем надеяться, что на этот раз дело ограничится трудной жизнью, верно, преподобный? Я отдам распоряжения по кораблю. А вы идите переоденьтесь.

Дэмьен, кивнув, собрался было уйти. Затем кое о чем вспомнил.

— Вам необходимо напомнить экипажу…

— О том, что с настоящей минуты и вплоть до отбытия из здешних мест мы являемся преданными адептами Святой Церкви? Не беспокойтесь, преподобный. — Его темные глаза сверкнули. — Я уж прослежу за тем, чтобы все эти поганые безбожники вели себя как следует.

«Начиная с меня самого» — это можно было прочитать у него на лице.

— Вот и отлично, — прошептал Дэмьен.

Оставалось надеяться на то, что так оно и будет. Купцы, находившиеся на борту, были людьми верующими, в той или иной степени, но за команду он бы поручиться не мог. Он рассчитывал, что люди хотя бы на время забудут религиозные предрассудки. Здесь, на Эрне, за недолгую историю освоения планеты, прошло немало религиозных войн — и ему не хотелось становиться зачинщиком еще одной.

Он и впрямь собрался уйти, но на этот раз его остановил сам капитан.

— Преподобный Райс!

Пораженный таким обращением, Дэмьен повернулся к капитану.

А тот навел подзорную трубу теперь на него самого, рассматривая в нее Дэмьена точно так же, как чужой корабль.

— Перед отплытием я не спросил у вас, каковы ваши истинные намерения, — напомнил капитан. — Во всяком случае, не расспросил об этом во всех деталях. Мне казалось достаточным знать то, чем вы изволили со мной поделиться, а если, высадившись на берег, вы наметили осуществить персональный крестовый поход, то это меня не касается. Верно? И это меня по-прежнему не касается. Поэтому я у вас и не спрашиваю. Но мне ясно, что многое остается недосказанным, а сейчас, когда мы отправляемся туда… — он мотнул головой в сторону чужого корабля, — вы и сами должны признать, что мы все чувствовали бы себя в большей безопасности, если бы я знал, что, собственно говоря, происходит. Трудно играть в игру, если тебя не ознакомили с ее правилами, верно, преподобный? Так что поразмыслите об этом на досуге!

Его ряса так и лежала там, куда он положил ее, — под всеми остальными пожитками, на самом дне маленького, обитого железом сундучка. Священник осторожно и трепетно извлек ее — и не из-за страха порвать нежную ткань (пустившись в путь, он взял с собой не шелковую, а шерстяную рясу), но из преклонения перед ее ритуальным и духовным значением. Осторожно расправил наряд, прикинул, не надевая, на себя. Отлично выделанная и обесцвеченная до молочной белизны шерсть; вбирая в себя солнечные лучи, она удерживала их и начинала слабо фосфоресцировать. По вороту рясы вилась изубранная драгоценными камнями лента, провозглашавшая принадлежность к Ордену и иерархическое положение в рамках самого Ордена. Разумеется, ряса была не лучшей работы — но лучшая изо всех, что он смог раздобыть в Фарадее, причем заплатить за нее ему пришлось из собственного кармана. Да и не мог же он послать кого-нибудь за лучшими своими нарядами в Джаггернаут, не известив об этом Патриарха и не подвергнувшись в связи с этим ненужным расспросам. Золотое шитье уже чуть-чуть разлохматилось, под ним здесь и там проступила шелковая подкладка, но в целом ряса так и сверкала в лучах солнца, и едва ли кто-нибудь в ходе формальной встречи обратил бы внимание на столь незначительные погрешности.

Он накинул одеяние через голову: шерсть и впрямь была такой тонкой, что казалась шелком, струясь по голове и плечам, а потом по талии к ногам. Края доставали ему до щиколотки. «Слишком длинная», — подумал он, представляя себе трудности предстоящего плавания в шлюпке, но подрезать, конечно, не стал. Потом Дэмьен снял со стены панцирь, боевой меч и все остальное и поразмыслил над тем, как ему в данном случае поступить. Традиционно члены его Ордена носили оружие на всех церемониях — даже там, где это было запрещено всем остальным, — но на борту чужого корабля могли не знать о привилегиях Ордена, а он не мог решиться на жест, который там вполне могли бы расценить как враждебный. В конце концов он отцепил с оружейного пояса кинжал, решив взять с собой только его, а полы рясы подвернул до колен. Вот так будет гораздо лучше.