Проект «Повелитель»

Только страх неизвестности пугал нас. Время было раннее ближе к полудню и предлога, чтобы оттянуть неизбежное и переночевать в этих развалинах не было. Город обрывался внезапно, слева и справа ещё были видны останки жилья. Но впереди возвышались покатые и частые холмы. Им не было числа и тянулись они кажется до самого горизонта.

Сережка быстро поднялся на ближайший холмик, и крикнул:

— Там дальше ещё дома… И деревьев много!

Все облегченно вздохнули. Да же Хаймович повеселел.

— Это дачный поселок, — пояснил он, — там думаю много фруктовых деревьев..

Перевалившись через холмы, оказавшиеся городской свалкой, мы подошли к маленьким дачным домикам. Деревья и вправду были усыпаны мелкими красными яблочками рыхлыми и сытными. Мы принялись рвать их целыми горстями и рассовывать по карманам.

Дед Моисей радостно описывал, как они полезны для здоровья и полны витаминами особо ценными для кормящих мам и девушек в положении. Девушки принялись энергично уписывать витамины за обе щеки. Вдруг Марта зашлась кашлем и стала отплевываться.

Струйка крови побежала у неё в уголке губ. Я обмер. Мне на миг показалось, что она умирает.

— Что? Что это за горечь? — возмущенно и перепугано вскрикнула Марта.

— Это деточка, называется — Калина. Она всегда горькая. Обычно её собирают после первого морозца. Нынче морозов нет. Но должен честно сказать, что и после мороза она слаще не становилась.

— Дед! Ты можешь быстро сказать, её жрать можно? — Прервал Хаймовича Миша.

— В яблоках много железа, в калине витамина Ц. Что собственно способствует..

— Дед! — Наступил на него Мишка, — Я тебя русским языком спрашиваю! Мы от неё с катушек не слетим, и ласты не склеим?

— Да не бойся ты Миша, она хоть и не мед… И хоть люди и не врут, от неё бывает мрут… Но какие выживают, те до старости живут.

Видя как бледнеет, лицо Марты и Мишки — Ангела, Хаймович не выдержал и гомерически рассмеялся. Просто загнулся от смеха.

— Съедобная она… — выдал он через смех, утирая слезы, — пошутил я…

Обстановка разрядилась. Хотя смеялся только дед. Все как-то осторожнее стали относиться к тому, что висит на ветках, и спрашивать у старого, прежде чем отправить себе в рот.

Но я Марту такой и запомнил. В память врезалась именно эта картинка. Когда в уголке рта сбегает тонкая струйка крови… Почему мне никогда не нравились её бледно голубые глаза? Наверное потому, что именно такими они и остались, застывшими стеклянными глазами смерти… Случилось всё когда мы уже прошли большую часть дачного поселка. Зверьё было со всех. Много зверья. Зайцы прыгали по дачным зарослям, и по их недоуменным взглядам было видно, что людей они никогда не встречали. Встречалась и более крупная дичь. Она пряталась по кустам и как правило разбегалась задолго до нашего появления. Чувство опасности притупилось. Наверное, потому, что мы чувствовали себя детьми попавшими в страну изобилия, в рай, поправил бы меня Хаймович. Меж тем количество зверья резко уменьшилось. Нужно было насторожиться, но я не сразу обратил на это внимание. А когда они стали сжимать кольцо, было уже поздно. Собаки появились сразу со всех сторон. Прижав женщин к добротному высокому забору, оставив их за спиной, мы ощетинились автоматами. Странные были собаки. Здоровенные серые псы с черной полосой вдоль хребта. Они не боялись ни нас, ни нашего оружия. Молча, без лая и рычания они перекрыли узкую дорогу спереди и сзади, перекрывая нам пути отступления. Косой дал очередь. Пес чуть увернулся и прыгнул вперед. И вдруг в страшном молчании они рванули на нас одновременно со всех сторон. Мы палили без остановки. Кажется, удалось сбить одного или двух. Когда сзади закричали женщины. Я обернулся и увидел, как невесть откуда взявшийся пес, сбил с ног Марту и одним махом вырвал ей горло. Кровь брызнула во все стороны. Мишка, боясь зацепить Марту выстрелом, бросил никчемный автомат и, зарычав, с ножом прыгнул на пса. Они покатились по дорожке грязным комом. Я, взявшись за горячий ствол, принялся орудовать им как дубиной, круша головы и спины с черной полосой посередине. Все время старался не упускать Розу из виду, но всё же прозевал. Зажмурив глаза, она щёлкала разряженным пистолетом, а в руку ей впился зубами пес. Тут сознание моё померкло. Пришел в себя я в незнакомом месте.

Весь в крови и грязи, и абсолютно голый. Я стоял на четвереньках и тяжело дышал. Напротив меня стоял черный пес. Он тоже дышал, на боку его зияла открытая рана, через которую вываливались кишки. Мы смотрели друг другу в глаза. Он отвел взгляд и вдруг развернувшись, бросился бежать, волоча по грязи кишки. В одном прыжке я настиг его и рывком сломал ему шею. Развернувшись, я увидел в конце улочки наших, и побежал к ним. Точнее поплелся, бежать не было сил. Всё было кончено. Я подошёл и уперся взглядом в ствол направленный мне в брюхо.

— Стой!

Поднял глаза и увидел Сережку — Шустрого, очень напуганного Сережку, перепачканного в грязи Сережку, с большими круглыми глазами, в которых вот-вот готовы были навернуться слезы. Ты, что? — Хотел я сказать ему, но язык не хотел мне подчиняться.

— Какого хрена?! — выдавил я.

— Ты один … один из них! — заикался Шустрый.

Наши подпирали забор, сидели прямо в грязи. Их было подозрительно мало. Так, начал считать я, Роза, моя красавица здесь, Хаймович, что ему сделается, Луиза с младенцем — отрадно… И всё? Всё? Я помотал головой, наводя резкость в глазах. А вот и Косой хромает по дороге. Однако.

— Перестань Сергей, это же Толстый, — устало махнул Шустрому Хаймович.

О-па! Что-то новенькое, дед первый раз в жизни меня по кличке назвал. Сережка, нервно обернувшись на деда, меня пропустил, но ствол не опускал. Ковыляя, подошел Федор и обреченно сказал:

— Они утащили их …

Он устало привалился к забору рядом с Луизой. И продолжил:

— И какой хрен нам пользы от твоих уколов дед, если нас все равно убивают. Вечная жизнь, бессмертие… Туфта!

— А я никогда не говорил, что меня нельзя убить, — отозвался дед, — но польза несомненна..

Ты посмотри на свои раны?

Косой нехотя откинул рваный мокрый рукав и мельком взглянул на грязную руку со свежим розовым рубцом.

— Угу,… - кивнул он вяло, без эмоций.

— А с этим, что делать будем? — кивок в мою сторону.

И столько в его тоне было отчужденности, что мне стало не по себе. Я сразу вспомнил, что голый. Мурашки пробежали по коже, поднимая волоски дыбом.

— А разве с ним что-то нужно делать? — спросил в свою очередь Хаймович. — Толстый он и есть Толстый… С его талантом видеть невидимое ты мирился. Вот в нем открылся и ещё Один. И ещё более полезный… Я так думаю, что инъекция препарата дает способность к метаморфозе. Небезызвестный вам Муха, пользовался этим даром время от времени..

— А ты старый чего…?

— Видимо потому, что именно старый. Мало иметь склонность, нужно иметь ещё желание эту склонность реализовать.

Роза подошла ко мне и стала обтирать мое лицо сухой тряпочкой. На её руке розовели пятнышки от зубов. Она протянула мне смену одежды, вынутую из рюкзака, клетчатую рубаху и джинсы. Не люблю я их, стеснено себя чувствую. Но мой любимый камуфляж канул в неизвестность. Пришлось напяливать, что есть.

— А они, … зверьё это… Не собаки, гадом буду, не собаки..

— Хм, — хмыкнул Хаймович, — возможно, но только что они тогда?

— А мы что ни одного не подстрелили? — Спросил я, застегивая рубаху.

Федор с Хаймовичем переглянулись.

— Ты что же ничего не помнишь?

— Лохмотья одежды брызнули от тебя в разные стороны. Издав громкий злобный рык рванул на встречу псам сметая их на своем пути, раскидывал лапами направо и налево. Того, который посмел вцепиться Розе в руку, оно… то есть ты порвал на две части и раскидал куски в разные стороны. Собаки отбежали в сторону. Они перегруппировались. И пока ты… — Хаймович замялся, — словом, они утащили всех…

— Как утащили?

— Вцепились с двух сторон в руки и волоком… — ответил Косой.