Сокол и ласточка

Сам миг падения Николас проглядел - он как раз читал о рейде пирата Моргана на Маракаибо. Услышал донесшееся с нескольких разных сторон приглушенное «ах!», тетин вскрик. Поднял глаза и обмер, увидев столб брызг и пустое раскачивающееся сиденье.

В течение полуминуты, пока не выяснилось, что ста­рушка цела, вокруг царило напряженное молчание. Кто-то приподнялся с шезлонга, кто-то даже вскочил, но в общем все вели себя с безукоризненной сдержанно­стью. Русские бы заорали, кинулись к бассейну, здесь же никто не тронулся с места. Не из безразличия, а чтобы не мешать специалистам: прислуга лучше знает, что и как нужно делать в подобном случае. Орал и размахивал руками только какой-то дядечка в не по-английски пес­трых плавках. Потом, когда стало ясно, что всё в поряд­ке, Николасова соседка со снисходительной улыбкой сказала про крикуна: «Austratian, isn't he»u. Выговор у эмоционального джентльмена действительно был анти­подный.

Зато Синтия проявила себя настоящей англичанкой. Когда перепуганные матросы выудили ее из воды, она сказала лишь: «Полагаю, сегодня я плавать не буду». И бледный от потрясения Ника укатил ее под одобритель­ные взгляды и сочувственные комментарии публики.

Однако в коридоре, вдали от посторонних глаз, тетя дала-таки волю чувствам.

- О, мой Бог, - слабым голосом сказала она. - Я чуть не погибла. Когда я падала из этой чертовой люльки, чуть не лопнула от злости. Думала: «Как некрасиво со стороны Всевышнего! Угробить меня накануне главного приключения всей моей жизни! Просто нечестно!»

- Вы всё это подумали, пока падали с двух метров? -спросил Ника - безо всякой подначки. Он знал по опыту, что в миг опасности мысль многократно ускоряется. -Однако вы не совсем справедливы к Господу. Если вы считаете плавание по океану главным приключением вашей жизни, то оно уже близится к концу. Завтра Мар­тиника.

- Причем тут плавание! - фыркнула Синтия, но это интригующее замечание Николас пропустил мимо ушей. Он еще не совсем оправился от шока.

- Как же вы меня испугали, - пробормотал он. - Я по­думал...

- Что старуха свернет себе шею и ты унаследуешь Борсхед-хаус? - подхватила тетушка. Он хотел возму­титься, но она махнула: молчи, не перебивай. - Нет, мой милый. Борсхед-хаус ты бы, конечно, унаследовал, но ты даже не представляешь, чего бы ты лишился! Какой ужас! Я могла погибнуть, не открыв тебе тайны!

Николай Александрович заморгал.

- Тайны? Какой тайны? Мисс Борсхед вздохнула.

- Не хотела говорить, пока не прибудем на Мартини­ку, но после сегодняшнего происшествия просто обяза­на ввести тебя в курс дела. Неужели ты подумал, что я притащила тебя на этот дурацкий пароход, только чтобы ты катал меня по палубе?

- А... разве нет?

- У меня самоходное кресло, - с достоинством заме­тила она. - Нет, мой мальчик. Ты мне понадобился не в качестве тягловой силы. Мне нужна твоя голова. Фан-доринская голова! - Она постучала его артритическим пальцем по лбу. - Дай мне 96 минут, чтобы прийти в себя. А пока изучи один документ. И поработай своими учеными мозгами.

Сказано это было уже перед самой дверью каюты. А минуту спустя Николас получил для изучения пожел­тевшее от времени письмо - без каких-либо коммента­риев. Пока он разглядывал бумагу, не торопясь ее разво­рачивать, Синтия ретировалась в свое логово. Из кресла на диван она умела перемещаться без посторонней по­мощи. Руки у старушки были сильные.

Двадцать минут спустя охваченный охотничьим азартом Фандорин ехал в лифте на шестую палубу, в библиотеку. Там имелся отличный подбор книг на разных языках по истории мореплавания. Возможно, удастся что-то найти по французским арматорам периода Войны за испанское наследство.

Читальный зал бывал полон только в ненастную по­году. Но с самого Бискайского залива над океаном си­яло солнце, с каждым днем делалось всё теплей, и в этот тихий послеполуденный час Николас оказался в библиотеке совсем один, даже служительница куда-то отлучилась. Вместо нее на столике регистратуры сидел большущий попугай изысканной, но несколько траурной окраски: сам черный, с красным хохолком и желтой кай­мой вдоль крыльев. Птица водила здоровенным клювом по странице раскрытой книги - будто читала. Фандорин поневоле улыбнулся.

- Пиастрры, пиастрры, - сказал пернатому существу магистр. Попугай покосился на шутника круглым глазом и присвистнул - мол, слыхали уже, придумал бы что-ни­будь пооригинальней. Потом взял и перевернул клювом страницу. Должно быть, видел, как это делают посетите­ли, и спопугайничал.

Библиотекарша Николасу была не нужна. Он сам на­шел нужный шкаф, разделенный по странам и эпохам. Ага, вот Франция. Вот царствование Людовика XIV. А вот и целый том, посвященный арматорам порта Сен-Мало.

- Лефевр, Лефевр... - бормотал Фандорин, перелис­тывая указатель.

Их, оказывается, была целая династия, Лефевров. А вот и тот, что, очевидно, упоминается в письме. Вслух Ника прочел:

- «Шарль-Донасьен Лефевр (1653 - не ранее 1718)». That's my man!15

Птица издала нервный клекочущий звук. Мельком подняв глаза, Фандорин увидел, что попугай растопы­рил крылья и таращится на него.

- Не любишь, когда в библиотеке громко говорят? Ну, извини.

Дальше он читал про себя, испытывая волнение, как всякий раз, когда удавалось подцепить ниточку, ведущую из сегодняшнего дня в прошлое.

Дом «Лефевр и сыновья» был основан отцом Шар-ля-Донасьена во время войны с Аугсбургской лигой Для снаряжения корсарских кораблей. Потом успешно торговал, обслуживая Ост-Индскую компанию. Разбогател на работорговле, переключился на заготовку сушеной трески и импорт муслина из стран Средиземноморья. Ага! В конце семнадцатого века фактически монополизировал выгодный посреднический бизнес по выкупу европейских пленников у берберских морских разбойников, подданных султана Му-лай-Исмаила.

- Никаких сомнений. Именно с этим Лефевром вел пере­говоры наш Эпин, - с удовлетворением сообщил Фандорин попугаю, который перелетел на соседний стол и в упор пя­лился на магистра.

Внезапно черно-красная птица, которая до сего момента вела себя вполне цивилизованно, сорвалась с места и кину­лась на Николая Александровича. Когтями впилась в грудь, прорвав рубашку; клювом ударила в висок - не то чтобы очень сильно, но чувствительно, до крови. Главное же, эта агрессия была до того неожиданной, что Ника остолбенел.

Руки были заняты фолиантом, поэтому сбросить с себя глупую тварь удалось не сразу.

- Кыш! Кыш! - закричал Фандорин, мотая головой. Наконец бросил книгу и стряхнул попугая. Тот отскочил

и беспокойно зацокал лапками по блестящей поверхности стола. Наклонив царственную башку, птица неотрывно смот­рела на магистра истории.

На крик из подсобки выглянула библиотекарша. Увиде­ла, что посетитель стирает платком с виска капельку крови и ужасно переполошилась, когда Николас объяснил, в чем дело.

- Вы, наверное, чем-то его испугали? Наш Капитан Флинт никогда ни на кого не бросался. Он такой благовоспитанный! Не пачкает, не шумит, бумагу не рвет. Мы даже не держим его в клетке!

И рассказала, что попугай живет у них уже месяц. Во время прошлого карибского круиза, где-то между Мартиникой и Барбадосом, влетел в окно библиотеки и прижился. Такое ощущение, что ему нравится запах книг. Кормят его попкорном и чипсами. Среди членов экипажа есть один зоолог, так он говорит, что никогда не видал таких попугаев. Птицу сфотографировали, от­правили снимок в Королевский орнитологический му­зей. Оттуда ответили, что такие попугаи действительно нигде не встречаются. По некоторым признакам птица напоминает большого благородного японского попугая, которые считаются давно вымершими. Их изображение встречается на ширмах и веерах эпохи Хэйан, а потом исчезает. Музей попросил доставить птицу для изуче­ния, но в корабельной библиотеке привыкли к Капита­ну Флинту, не хотят с ним расставаться. Он такой умный, такой тактичный, так бережно обращается с печатными изданиями...