Сокол и ласточка

КРУИЗНЫЙ ЛАЙНЕР «СОКОЛ»

Весна 2009 г.

«С.-М. 25 февраля 1702 года

Моя истинно любимая Беттина,

В соответствии с Уроками эпистолярного Этике­та, преподанными незабвенной Мисс Хеджвуд, Пись­мо Персоны, находящейся в длительном  Путешест­вии, должно начинаться с Благопожелания Адресату, затем коротко коснуться Сфер небесных, сирень Погоды, оттуда перейти к Области земной, сирень описанию Места Пребывания, и лишь после этого плавно и размеренно, подобно Течению равнинной Реки, следовать по Руслу приключившихся Событий, перемежая оные глубокомысленными, но не утоми­тельными Рассуждениями и высоконравственными С интенциями

Что же, попробую.

Будь здорова, крепка Духом и не унывай, насколько это возможно в твоем Положении. Пусть дорогие мне Стены служат не только Убежищем твоему бедному Телу, но и Опорой твоей кроткой Душе. Таково мое тебе Благопожелание, и больше, памятуя о своем Обе­щании, не коснусь сего грустного Предмета ни еди­ным Словом.

О небесных Сферах лучше умолчу, чтобы не сбиться на Выражения, недопустимые в благонравном Письме.

Во все Время моего Путешествия Погода была гнусной, а Небо сочилось Дождем, мокрым Снегом и прочей Дря­нью, напоминая вечно хлюпающий Нос Господина Оберкоммерецсоветника. Ах, прости! Сравнение само соско­чило с Кончика моего Пера.

Не ласкала моего Взора и Область земная. Нынеш­няя Война мечет свои Громы и Молнии вдали от моего Маршрута, но Дороги за германскими Пределами от­вратительны, постоялые Дворы нечисты, а Извозчи­ки вороваты, однако я не стану тратить Время па Сетования по столь малозначительному Поводу, чтобы здесь, в Городе, куда так рвалась нетерпеливая Душа моя, довелось мне столкнуться с Нечистотой и Вороватостью куда горшего Толка.

Честно признаюсь тебе, милая моя Беттииа, что пребываю в Страхе, Тревоге и Малодушии. Препятствия, возникшие на моем Пути, оказались труднее, чем представлялось издалека. Но, как говорил когда-то мой дорогой Отец, ободряя меня перед Скачкой через Барьеры, Страх для того и существует, чтоб его по­беждать, а Препятствия ниспосылаются нам Госпо­дом, дабы мы их преодолевали.

Это, как Ты несомненно поняла, была высоконравс­твенная Сентенция, от которой я сразу перейду к глубокомысленному Рассуждению.

Чему быть, того не миновать, а бегать от своей Судьбы в равной Степени недостойно и глупо. Все равно не убежишь, лишь потеряешь Самоуважение и Честь.

Моя Судьба, похоже, уготовила мне Дорогу гораздо более трудную и долгую, чем мнилось нам с Тобою. Город С.-М., самое Имя которого сделалось мне до того неприятно, что я предпочитаю обозначать его лишь первыми Бук­вами, очевидно, превратится из конечного Пункта моей Поездки в отправную Точку Путешествия гораздо более дальнего и опасного. Боюсь, у меня нет иного Выхода.

Арматор Acijuscp, в переписке коловшийся столь почтенным  и покладистым Джентльменом, искренне ^интересованным в Успехе моего Предприятия, при Встрече оказался Выжигой наихудшего Сорта.

Назначенная ttM Цена многократно выше той, о коей мы сговорились, но это еще Полбеды. Гораздо тягостнее дополнительные Условия, от которых я не могу отка­заться, а еще более того томят меня недоброе Предчувс­твие и тягостное Недоверие, которое вызывает у меня тот Человек.

Но чему быть, того не миновать. Лишние Расхо­ды меня не остановят, ибо Сокровище, за которым я отправляюсь, с избытком окупит любые Траты, ибо воистину на свете нет Приза дороже этого. Что ж до Опасностей, то страшиться их простительно, а готовиться к ним даже необходимо, но Стыд тому, кто из Боязни отказывается от высокой Цели.

Прости, что пишу сбивчиво и не называю Вещи сво­ими Именами, но в эти смутные Времена пи к чему доверять Бумаге лишнее а предстоящее мне Плавание не совсем безупречно с Точки Зрения Закона.

Думаю, ты и так поняла, что я отправляюсь в Путь лично. Иначе у меня не будет Уверенности, что Дело исполнится должным Образом.

В конце концов чтоб добраться до С.-М  мне пришлось потратить почти столько же Времени, не го­воря о перенесенных мною Испытаниях. Когда я рас­скажу тебе о них, ты содрогнешься.

Итак, страшись за меня: я попаду во Владения ужасного Мулая.

Завидуй мне: я увижу сказочные Чудеса.

Молись за меня- я очень нуждаюсь в Молитве чис­того Сердца.

Твой самый любящий и верный Друг

Эпин»

Николай Александрович Фандорин перевернул лом­кий лист, покрытый ровными строчками буро-коричне­вого цвета. То, что почерк был старинным, а чернила вы­цвели, беглому чтению не помешало. У магистра истории имелся большой опыт расшифровки старинных докумен­тов, часто находившихся в куда худшем состоянии.

Теплоход слегка качнуло на волне. Пришлось на се­кунду прикрыть глаза - сразу подкатила тошнота. Вес­тибулярный аппарат никак не желал привыкать к качке. Впрочем, Ника не мог читать даже в машине, на идеально ровном шоссе - немедленно начинало мутить.

На огромном океанском лайнере качка ощущалась при волнении больше четырех баллов, а сегодня, судя по сообщению в корабельной газете «Фэлкон ньюс», ожи­далось не больше трех. Должно быть, корабль колыхну­ла одиночная волна-переросток.

Едва пол выровнялся, Фандорин открыл глаза и про­чел надпись на обороте. Триста лет назад конверты были не в ходу. Частные письма обыкновенно складывали, за­печатывали и писали адрес на чистой стороне.

Губы Николая Александровича издали сладостраст­ный причмокивающий звук. Кое-что начинало прояс­няться.

«Благородной Госпоже Оберкоммерцсоветнице Беттине Мёнхле, урожденной Баронессе фон Гетц в Ее собственные Руки.

Замок Теофельс близ Швебиш-Халля

Замком Теофельс когда-то владело семейство фон Дорнов, к которому принадлежал и Ника, посвятив­ший значительную часть жизни исследованию исто­рии своего рода. Любой документ, имеющий хотя бы самое косвенное отношение к Теофельсу, представлял для Фандорина несомненный интерес.

Знакома ему была и фамилия Мёнхле. Так первона­чально звали новых владельцев, к которым замок пере­шел в начале восемнадцатого столетия. Потом они сме­нили имя на более благозвучное, но жена первого из них в самом деле была урожденная Беттина фон Гетц.

Вопрос: кто таков этот Эпин, пишущий почтенной Frau Ober-kommerzienrat столь интригующее послание, притом с нелестной аттестацией в адрес ее супруга или, во всяком случае, его хлюпающего носа? И почему вдруг по-английс­ки, а не по-немецки?

Ника еще раз прочитал обращение («Му truly beloved Bethna») и подпись («Уоиг most loving and assured Friend Epine»). Любопытно. Очень любопытно.

Ай да тетушка. Загадала загадку!

Но разгадывать загадки было любимейшим занятием и в некотором роде даже источником заработка для Николая Александровича. Поэтому головоломки он не испугался, а решил, что попробует совместить плоды образования (как-никак шесть лет Кембриджа плюс четвертьвековой опыт) с дедуктивными способностями.

Он перечел документ еще несколько раз, повертел так и этак, пощупал фактуру бумаги, даже понюхал. Аромат безвозвратно ушедшего времени и непостижимой тайны кружил голову. Безвозвратно ли? Так-таки непостижимой? Случалось же ему прежде поворачивать время вспять и отмыкать замки, ключ от которых, казалось, навсегда уте­рян. Что если и теперь удастся?

Осмысление прочитанного, а также осмотр, ощупыва­ние, обнюхивание и облизывание (Фандорин еще и лизнул темное пятно, которое осталось от давно искрошившего­ся сургуча) позволяли со значительной степенью веро­ятности предполагать следующее.