Сокол и ласточка

Впрочем, углубиться в чтение Николас не успел. Тренькнул звонок - это батлер, согласно установленно­му распорядку, доставил afternoon tea.

- Давайте скажем, что нам не нужно чая! - жалобно воскликнул Фандорин. Мысль о том, что придется пре­рвать знакомство с интригующим документом, была не­выносима. - Сейчас начнет священнодействовать!

- Человек выполняет свою работу, - строго сказала тетя. - Надо относиться к этому с уважением. Тебе не хватает выдержки и терпения. Это не по-английски, мой мальчик. Войдите, Джагдиш!

Возглас адресовался батлеру. Улыбчивый индиец во фраке и белейших перчатках вкатил столик, на котором сверкали фарфором, хрусталем и серебром чашки, вазы, приборы, а посередине красовался кувшин с орхидеей.

- Сервируйте чай на террасе, погода сегодня просто чудесная, - велела Синтия и прикрикнула на Нику. - Не подглядывай в письмо! Имей терпение! Покорми пока птичку орешками.

Попугай, который еще пять минут назад у нее был «животным», подлежащим немедленному изгнанию, превратился в «птичку».

- На, жри, - хмуро буркнул магистр по-русски, зачер­пнув в одной из вазочек арахиса.

Но пернатое создание лишь мотнуло хохластой баш­кой и, словно в нетерпении, топнуло по столу.

- Кушай, деточка, кушай.

Синтия попробовала запихнуть орешек прямо в клюв попугаю, но тот взлетел и сел Фандорину на плечо. При этом еще и изогнул шею, как бы пытаясь заглянуть в листок.

- Мне не дают читать, и ты не будешь, - сказал Нико­лай Александрович, убирая руку с письмом.

Продолжить чтение удалось минут через пять, когда бат-лер разлил чай, добавив тете молока, а племяннику лом­тик лимона.

Наконец пассажиры люкса остались на террасе вдво­ем (если считать попугая, по-прежнему сидевшего на плече у Ники, то втроем). Магистр поспешно отодвинул чашку, развернул листок и начал сначала:

«...но главное - вот эта детская считалка. Она помо­жет тебе,. темнить путь к тайнику.

Прыг-скок, прыг-скок С каблука на носок Не на запад, на восток, С оселка на брусок Прыг-скок прыг-скок И башкой об потолок.

Вкупе с вышеприведенным рисунком считалка ука­жет тебе, где спрятано сокровище.

Знай, моя милая Беттина, что я оставляю тебе ключ к богатству, свободе, новой жизни - всему, чего ты пожелаешь. Это мои прощальный дар. Я же удаля­юсь туда, откуда, надеюсь, нет возврата. И довольно обо мне. Лучше скажу о тебе.

Ты самая добрая, щедрая и самоотверженная жен­щина на свете. Но самоотверженность, когда ее слиш­ком много, из добродетели превращается в грех. Лю­бое достоинство, будучи избыточным, оборачивается своею противоположностью. Жертвовать собою ради других без остатка означает растоптать собствен­ную жизнь, а ведь она бесценный Дар от Господа!

Ах, Беттина, поверь мне! И женщина может вы­рваться из пут судьбы. Это даже не так трудно. Нужно лишь преодолеть страх и твердо знать: глав­ный твой долг не перед кем-то или чем-то, а перед са­мой собою. Растоптать собственную жизнь - худшее из преступлений в глазах Всевышнего.

Меня торопят, времени больше нет.

Не сомневаюсь, что сундуки, набитые юлотом и серебром, пригодятся тебе больше. чел1 лте. Этих богатств довольно, чтобы обеспечить свободу сотне, а то и тысяче таких, как ты. Мне же ничего не нуж­но. Свобода у меня теперь есть. Токая, о которой мы мечтали когда-то детьми, помнишь?

Ты, верно, думаешь, что путь к свободе полон не­преодолимых препятствий? Ошибаешься. Вот что надобно сделать: заложи свои драгоценности, чтобы хватило средств на дорогу; найми верного и толково­го слугу, а лучше двух или трех; садись в карету и ни в коем случае не оборачивайся! Дорога сама поведет тебя. Ты сядешь на корабль, приплывешь в указанное место, отыщешь пещеру, а в ней тайник. Только и всею

Святой Маврикий, покровитель тех, кто не огля­дывается назад, поможет тебе.

Прощай, моя милая, и будь счастлива. Твой самый кюбящий и верный друг

Этт»

Всё вплоть до подписи Your most loving and assured friend Epine, было написано той же рукой, что первое письмо. Только внизу, явно другим почерком, кто-то приписал по-немецки: «Первая страница, где карта и рисунок, сожжена в день святой веткомучетщы Прасковьи во избежание соблазна». Буквы крупные и круглые, чернила более густого оттенка. В одном месте они расплылись, словно на бумагу капнула слеза.

- Кто этот Эпин? - воскликнул Фандорин и перевернул листок, но на обороте ничего не было. - В каких он был отношениях с Беттиной Мёнхле?

- Я тоже гадала, гадала, - вздохнула тетя, - но, боюсь, мы никогда этого не узнаем. Полагаю, друг детства, кузен, но вряд ли возлюбленный. В обоих письмах чувствуется ис­кренняя приязнь, но не страсть. К тому же вряд ли в семей­ном архиве фон Теофельсов стали бы хранить любовную переписку замужней дамы. Я выясняла, эта Бетти на между 1704 и 1720 годом произвела на свет одиннадцать детей.

- Значит, искать свободу она не отправилась... Да еще уничтожила первую страницу. Приписка, наверное, сдела­на ее рукой?

- Да. Там в папке есть еще несколько писем фрау Мёнх­ле. Почерк тот же.

Николас еще раз пробежал глазами последнюю строчку.

- Странный поступок: сжечь половину письма, причем именно ту, по которой можно отыскать сокровище. Зачем, почему? На одной считалке далеко не уедешь.

Синтия улыбалась - у нее было время поломать голову над этим естественным вопросом.

- Здесь удивительно не только то, что она уничтожи­ла страницу, но и то, что сочла необходимым написать об этом.

- В самом деле! Что бы это могло значить? Постойте-ка, я сам. - Фандорин потер лоб, попытавшись представить себе Беттину Мёнхле.

Добрая, щедрая, самоотверженная. Отказавшаяся от соблазна свободы и уронившая слезу по этому поводу.

Не любившая своего коммерцсоветника, но родившая ему одиннадцать детей...

- Господин Мёнхле, судя по сохранившимся сведени­ям, разбогател на ссудных операциях. Легко предполо­жить, что он был человеком алчным. Если бы нашел в бумагах супруги письмо с ключом к сокровищу, обяза­тельно ринулся бы на поиски. Беттина этого не хотела, потому и сожгла первую страницу, где. вероятно, под­робно разъяснялось, как отыскать пещеру. Приписка предназначена мужу: мол, не ищи, все равно не найдешь. А вторую страницу фрау Мёнхле сохранила, ибо речь там в основном о чувствах. Должно быть. Эпин был ей очень дорог...

- Умник ты мой, - похвалила Синтия. - Я тоже пришла к этому выводу. Правда, не так быстро.

- И главный вопрос, самый увлекательный. Сокрови­ще. Представляю, как бесился коммерциенрат - или его потомки, когда в конце концов наткнулись на этот доку­мент. - Фандорин сокрушенно вздохнул. - Очень вероят­но, что и поныне в какой-то неведомой пещере пылятся сундуки с золотом и серебром. И никто никогда не най­дет к ним дороги...

- Ты бы, может, и не стал искать. - Мисс Борсхед с осуждением покачала головой. - Ты бы отступился. По­тому что в тебе, Ники, мало характера.

Выпад Николас пропустил мимо ушей, а вот интона­ция, с которой были произнесены эти слова, его заинте­ресовала.

- Вы думаете, клад можно найти? Но как к этому под­ступиться? Тут же нет никаких зацепок!

Она торжествующе поглядела на племянника снизу вверх.

- Ты безнадежно отстал от жизни, Ники. На свете су­ществует интернет.

- И что же вы сделали?

- Самую элементарную вещь. Я зарегистрировалась на всех существующих форумах кладоискателей, - с гордостью сообщила она.

-Вы?

Представить себе мисс Борсхед, чатящуюся с обита­телями полоумных кладоискательских форумов, было трудно. Однако тетя истолковала удивление Николаса по-своему.

- Не под своим именем, конечно. Это было бы непри­лично. Я взяла ник. Ты знаешь, что такое «ник»? - Он нетерпеливо кивнул. - Красивый ник, из письма. «Юзер Эпин», вот как я там называюсь. - Мисс Борсхед приоса­нилась. - И картинку приделала: аристократический мо­лодой человек в парике, с тростью.