Страница 3 из 14
— Во-первых, убедить себя в том, что ты червь и раб неключимый. Во-вторых, действовать только по послушанию. В-третьих, когда придет время наказывать врагов царя, чтобы рука не дрогнула. Понимаешь, о чем я? Как там у преподобного Серафима: «когда правая за Государя стоявшая сторона получит победу и переловит всех изменников, и предаст их в руки правосудия. Тогда уж никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят — и вот тут-то еще более прежнего крови прольется, но эта кровь будет последняя, очистительная кровь, ибо после того Господь благословит люди Своя миром». Ну а пока!.. Молиться, жениться и плодить солдат и сестер милосердия, на смену, так сказать.
— Из чего следует, — продолжил я логическую цепочку, — что жить нам под гнетом безбожного большинства еще ого-го сколько.
— А вот это точно не нашего ума дело. Сколько нужно, столько и будем ждать, молиться и надеяться. И да поможет нам Бог.
Священник выдал фразу из молитвы на сон грядущий, которая меня ставила по стойке «смирно», так мне нравилась:
— «Идеже присещает свет лица Твоего» — это фраза из молитвы вечернего правила, которая означает «там, где сияет свет лица Твоего». Тут нужно очень хорошо подумать и выслушать то, что сии слова дают нам. Вот смотри!..
Что дает власть над людьми. Верней – кто? В одном случае, как у «трижды генерала» —враг человеческий для творения зла, в другом, как у дяди Васи, ввиду его немощи и сопутствующего смирения – Всемогущий по любви к человеку.
Здесь великая тайна, мало кому известная, мало кем постигаемая – именно ввиду гордыни, впитанной с молоком матери («се бо в беззаконии зачать есмь, и во гресех роди мя мати моя» Пс.50). Только в сознательном возрасте человек света большими трудами и страданиями избавляется от врожденной гордыни, замещая эту погань в душе – смиренной любовью. Так солнечный свет весной изгоняет зимнюю тьму. Так Бог, простирая руки Свои к человеку, зовет: «придите ко Мне все труждающие и обремененные и Я успокою вас».
Возможно ли это, чтобы Господь, бесконечно любящий человека, оставил любимое дитя? Ведь Он сознательно пошел на страшные мучения ради того, чтобы искупить Своей жертвой все грехи человека. Самое страшное в том искуплении было то, что Иисус был безгрешен и страдал невинно за грехи людей, которые по большей части даже и не поняли не оценили той великой жертвы! Из книги Иова мы узнаём, что Бог каждый день созывает ангелов для доклада — как там мои человеки? А ведь Богу известны не только слова и деяния, но даже самые потайные помыслы каждого. Так для чего этот ежедневный дозор? Не для того ли, чтобы и ангелы – света и тьмы — сознательно соучаствовали в сотворении воли Божией.
Так и мы, воины света, уподобляясь ангелам в сотворении, должны сознательно идти по пути, «идеже присещает свет лица Твоего» и, как бы это не выглядело сурово или негуманно, уничтожать врагов Божиего помазанника, последнего Удерживающего человечество от адского всесожжения. В этом и состоит основная задача современной опричнины.
Батюшка встал со стула, развеваясь рясой пересек комнату по диагонали, замер, подумал. Еще подумал, покрутил пальцем у виска, выдохнул:
— Николай, прошу послушать меня и оценить идею. Сам понимаешь, нагрузка от военных действий лежит на каждом гражданине, но неравномерно. Кто-то изнемогает на краю возможности, а кто-то во всеуслышание говорит, что он лично к войне не имеет отношения. Первым нужно помочь, вторых — заставить. Насчет «заставить» ты вникаешь, про кого это?
— Кажется да. Только я предлагаю расширить палитру с двух, хотя бы до пяти. То есть, кроме патриотизма в его чистом смертельно опасном виде, нужно добавить волонтеров, ученых, испытателей, ну и средства медиа-поддержки, называемой в народе пропагандой. Туда же добавить современное монашество, писателей, поэтов, музыкантов. Видите, как сразу палитра заиграла сочными жизнеутверждающими красками. — И после паузы: — А что касается «заставить», так это дело опричников!
— А ну да, это же твое родное, так сказать. — Закивал батюшка. — Вижу, ты меня понял, идею оценил, так что с тебя — развитие и доклад.
— А это еще кому?
— Тому самому. — Простец как-то загадочно, и вовсе не по-простому, указал пальцем на потолок.
— Думал хотя бы тут, в преддверии новой жизни, не будет этих отчетов, докладов, пленумов… Хотя… Ладно, попробую. Советчики у меня будут? Надо же с кем-то присоветоваться.
— Конечно! — Батюшка показал пальцем на окно. — Игорь. Ты его должен знать.
На улице, залитой ярким южным солнцем, меня встретили двое.
— Так это ты у нас Игорь? — спросил я, ткнув указательным пальцем в живот мужчине. И чуть его не сломал. — Ты пресс каждый день качаешь? Предупреждать же надо.
— Я, — он протянул мне руку. Я пожал ее осторожно. — А ты у нас Николай — укорачиватель супостатов?
— Уже и об этом доложили. — Закрутил головой сокрушенно.
— Так нас мало, и о каждом положено знать всё.
— Слушай, Игорь, — медленно произнес я, копаясь в памяти. — Так это ты у нас писатель? Твою фотку видел на обложке книги?
— Угу, — кивнул он отрывисто. Показал пальцем на соседку. — А это наша Елена прекрасная. Знакомься.
Я пожал даме ручку, Лена чуть заметно присела, отставив руку, намекая на книксен.
— Батюшка тебе случайно про создание семьи не говорил? — сощурившись поинтересовалась красавица. — Это его любимая тема.
— Говорил, как же… — признался я со вздохом. — Только должен признаться, у меня по этому вопросу полный зеро. Впрочем, уверен, вам и об этом доложили.
— Есть немножко, — призналась Лена о разглашении личной информации. — Но нам с Игорем можно.
— Ладно, ребятки, — встрял Игорь, — вы тут продолжайте спариваться, а мне нужно по делам. Коля, в твоем телефоне есть мой номер. Звони. — Вскочил на сиденье джипа-кабриолет, взревел мотором — да и был таков.
— Чувствуешь, Коля, насколько закоренелый холостяк твой будущий коллега?
— Насколько я помню из его книг, — напомнил я, — Игорь не раз и не два писал о сумасшедшей любви. И довольно жизненно, как о себе самом.
— Вот-вот, «как о себе», — улыбнулась Лена. А что было у него на самом деле, никто не знает. Только догадываемся. Писатель!.. Так, ладно! Пока мужа нет, пока он на самом верху, позволь мне предложить твоему вниманию одну кандидатуру.
Мы сбежали от жары в кафе, заказали мороженое. Выждав драматическую паузу, Лена лизнула с ложечки мороженое и приступила к допросу.
— Слушай, а что у вас с Аллой? Ты прости что я так запросто.
— А ты уже и про нее узнала?
— Не только узнала, но и встречалась. Она же на Донбассе, в школе спецназа. Там и встретились. И она о тебе кое-что сказала.
— Слушай, Лена, — сказал я с упреком, — не надо об этом. Все-таки гостайну еще никто не отменял.
— Во-первых, это давно не тайна. А во-вторых, Аллочка в тебя влюблена. Поэтому и интересуюсь.
— Не было никакой влюбленности. Только игра на публику. Обычная дезинформация с прикрытием.
— Во-первых, признайся, какая тебе нужна жена?
— Да обычная — верная, заботливая, чтобы детей любила, ну и неплохо, чтобы еще, конечно, симпатичная. Твое мороженое совсем растаяло. Давай ближе к теме.
— Есть у меня подруга! Именно такая. — Она закатила глаза, вспоминая образ подруги. — Тихая, скромная, заботливая, детки и раненные бойцы от нее без ума. И еще красивая, как киноактриса. И такая же талантливая. Во всём!
— Слушай, Лена! — остановил я поток сознания. — А ты уверена, что говоришь о живом человеке? Может она ангел?
— Видишь ли, Николай, — продолжила она уже спокойно, — мы с ней вместе в подвале бомбежку пережидали. Вместе родителей хоронили, медсёстрами служили. Так что, сам понимаешь, гламуром тут и не пахнет. Зато слёз, страха от бомбёжек, гноя боевых ран, криков от боли молодых солдатиков, когда им ноги-руки ампутируют без наркоза — этого ужаса, по самое нехочу! Поэтому мы с ней ценим простую мирную жизнь. И людей добрых, отзывчивых…