Страница 2 из 174
Приборная панель светилась положено — ничего нового: скорость приличная, бензина запас есть, фары честно борются с дождём. Стекло украшено свежими, холёными каплями, каждая со своей судьбой — одна влево, другая вправо, третья прямо вниз.
Внутри же всё оказалось не так организовано. Там поселился дискомфорт, тихий, но настойчивый, как чиновник с утра понедельника. Грудь сдавило, в животе потянуло холодком, и Ян вдруг понял, что вот сейчас — именно сейчас — происходит что-то не то. Не катастрофа, не беда, но тот самый момент, когда мир вдруг останавливается и смотрит на тебя с лёгкой издёвкой: ну-ка, разберись, товарищ доктор.
«Что это было? — мелькнуло в голове. — Может, усталость? Или просто показалось?».
— Я что, уснул за рулём? Нет, нет, не могло быть…
Ян моргнул и выпрямился, словно вдруг вспомнил, что здесь не кино и сон на ходу — не лучшая идея. Вопрос «как можно уснуть за рулём?» показался ему избыточно риторическим: ну, бывает, конечно, но чтобы с ним… Впрочем, с этим сегодняшним вечером возможно было всё.
Хотя… А был ли он вообще сосредоточен? В голове вертелись обрывки операционного дня, усталые дежурные фразы, которые обычно выдают коллеги в курилке или старенький диктофон на конференции. Мысли тянулись то за одну каплю дождя, то за другую, расползаясь по стеклу ровно так же, как рассыпались фразы: бессистемно, не по плану.
Внезапно голову охватило неприятное чувство, будто шея не выдержала и решила сдать полномочия.
«Неужели просто усталость? Или… что-то не то?», — мелькнуло у Яна.
Он потёр пальцами виски, пытаясь разогнать это странное покалывание, взглянул на ладонь. Свет фар осветил бледную кожу, и вдруг показалось, что рука эта — не совсем его, какая-то чужая, незнакомая.
— Вот уж не думал, что начну себя проверять по инструкции, — пробормотал он, силясь сфокусироваться.
«Никак не могу сосредоточиться… Усталость? Нет, что-то другое…».
Это «другое» не имело формы и веса, но казалось куда опаснее обычной усталости. Оно скользило где-то рядом, как лёгкая головная боль — не та, что заставляет пить таблетки, а та, что никуда не уходит и держит за шиворот, чтобы не забывал: ты не один, дружок, есть ещё странные процессы в этом мире.
И вдруг Ян ощутил, что мир вокруг словно сдвинулся — не сильно, не с громом и молниями, а как шкаф, который кто-то невидимый аккуратно подвинул в углу комнаты. Машина не дёрнулась, ехала по-прежнему уверенно, словно ей плевать на мистику и прочие капризы вселенной. Ян сжал руль так, что побелели пальцы, — вряд ли это могло помочь, но иначе, казалось, никак.
На лице появилась растерянность, смешанная с тем особым страхом, который обычно возникает не от опасности, а от чего-то нового, непонятного, чужого. Неужели это первый признак какой-то экзотической болезни? В голове пронеслось: «Да нет, не может быть. Не может… Или может?».
Сердце забилось чаще, но в этот раз не помог даже старый добрый адреналин — страх был ледяной, тянущий, похожий на нитку, которую кто-то медленно вытягивает изнутри. Дождь за окном будто почувствовал настроение и стал шуметь сильнее, отчего пауза в происходящем затянулась ещё плотнее. Стеклоочистители вдруг замедлились, как пенсионеры на остановке, — раньше бегали резво, а теперь, видимо, тоже задумались о смысле жизни.
Ян уставился на эти дворники, цепляясь взглядом за каждое движение, как за остаток реальности. Мысли метались, пытаясь найти хоть что-то знакомое: капля, огонёк, неровная полоса света. Всё расплывалось.
«Что это было? Я ведь только что был в порядке… Я же был в порядке. Что сейчас не так?».
Ответа не было. Ощущение, что мир вокруг вдруг перестроился, а он сам остался на старой частоте. Было в этом что-то неправильное, словно даже маршрут — его тысячу раз обкатанная дорога — теперь стал чужим, немым.
Он попытался стряхнуть оцепенение, но всё было расплывчато, как будто кто-то подлил воды в его внутренний компот. Это не головокружение — тут что-то посерьёзнее, и, похоже, инструкции тут не помогут.
Ян вновь почувствовал себя чужим. Чужим для себя, чужим для машины, чужим для дождя и этих безразличных дворников, которые продолжали ползти по стеклу своим загадочным, замедленным ритмом.
Ян посмотрел на свои руки. Те, казалось, начали жить своей жизнью — лёгкое покалывание пробежало по пальцам, будто внутри поселился не самый воспитанный электрик. Всё вокруг оставалось, как и было минуту назад: дождь, салон, свет фар. Но Ян уже знал — что-то сдвинулось. Незаметно, почти тайно. Он попытался отшутиться, пробормотал:
— Вот тебе и вечер, Ян Сергеевич… Доехал называется.
Капли на стекле катились как по расписанию, не подозревая о переменах, но Ян не мог уже игнорировать то странное, что проникло в машину вместе с этим дождём.
Вдруг внутри всё переменилось. Не лёгкая вибрация от колёс — нет. Внезапный толчок, неприятно-резкий, пробежал по всему салону, бросил его в сторону, как старую куклу. Ян едва не выругался вслух, но только выдохнул, коротко и хрипло:
— Что за…?
В груди кольнуло, дыхание перехватило, а потом — резкий, леденящий звук. Даже не звук, а целая волна: воздух стал плотным, почти твёрдым, как будто машина врезалась в невидимую стену, и весь мир одним махом решил поменять свои правила.
— Не бывает так… — прошептал Ян, хотя голос едва ли мог быть слышен даже самому себе.
Машина резко дёрнулась вбок, кузов жалобно заскрипел, а тело Яна швырнуло на дверь, потом обратно, грудь встретилась с рулём, голова дёрнулась назад. Всё вокруг словно погасло, стало вязким и тёмным.
«Вот оно… — мелькнуло в голове. — Сейчас или никогда…».
В последнюю секунду перед тем, как сознание погрузилось во мрак, Ян услышал ещё один звук — гулкий, тяжёлый, будто его кто-то вызвал с той стороны земли. Он пытался понять, был ли это взрыв, удар, или сама реальность дала трещину, но всё смешалось в единой боли.
— Только бы выжить… — шепнул он, даже не надеясь, что кто-то услышит.
А потом вокруг осталась только темнота и этот странный, оглушающий гул, который продолжал звучать где-то внутри, даже когда мир уже исчез.
— Что… что происходит?! — этот крик, вырвавшийся перед ударом, словно продолжал звучать где-то в его сознании, даже когда всё остальное уже исчезло.
Ян больше не видел ни дождя, ни дороги, ни этого странного, искажённого мира за стеклом. Только тьма, холодная, как выключенный экран телевизора в пустой комнате. Одинокий, потерянный крик пронёсся внутри — не его, кажется, а чей-то чужой, застрявший в ночи между мирами.
Всё обрушилось сразу. Даже мысли притихли, спрятались по углам.
«Вот и всё…», — мелькнуло где-то на самой границе сознания.
В последнем мгновении, когда, казалось, даже это молчание вот-вот исчезнет, Ян почувствовал что-то странное — не вспышку, нет, а скорее внутренний толчок, будто бы что-то внутри разом провалилось в пустоту.
— Неужели… — хотел сказать он, но слов не осталось.
Ощущение было таким сильным, что Ян почти перестал верить: у него ещё есть тело, руки, голос. Всё стало абсолютной тьмой, чёрной и неразличимой, в которой исчезают даже привычные воспоминания о себе.
Сначала было чувство, что всё вокруг растворилось, как неудачный чай в дешёвой столовой: и звуков нет, и тела нет, и даже обычного раздражения по поводу погоды нет. Мир стал плоским, как объявление о профилактике лифта, только вместо букв — туман, густой и вязкий, никакой конкретики. Ян не знал, где находится. Не видел ничего, не ощущал ни рук, ни ног — только странную, сгустившуюся пустоту, в которой он почему-то продолжал «быть», сам не зная зачем.