Я здесь...

А это значит, что все хорошо.

Глава 39

Следующим утром просыпаюсь с крепкой уверенностью, что и этот новый светлый день вылетит в трубу. Суббота.

Влезать в несусветную рань в свои серые бесформенные вещи никакой особой надобности у меня нет, но я все равно делаю это и плетусь на вещевой рынок — хочу помочь маме в палатке.

Но она только отмахивается, мол, отдыхай, торговля не идет.

Какое-то время мы молча пьем ароматный кофе из термоса.

Мама хандрит, и явление это на фоне повсеместной осенней депрессии давит валуном на усталые плечи.

— Мам, случилось что-то?.. — интересуюсь осторожно.

— Видишь ли, Ликусь… С покупателями не густо, ты же знаешь. А с января еще и арендную плату поднимут… Боюсь, что палатку эту мы с тобой больше не потянем. Костя предложил выход: переехать к нему на родину, открыть магазин, у него там помещение пустует…

— Мам, а где его родина-то?

— Красноярск…

Кофе идет у меня носом.

— Ой, Ликусь, все это еще вилами на воде писано! — смеется мама и протягивает мне носовой платок.

Битый час брожу по супермаркету, где из всего изобилия выбираю лишь нарезной батон и пряники. Есть что-то невыносимо тоскливое в блуждании по его рядам, потому что денег у меня нет, но даже если бы и были, радовать вкусняшками мне все равно некого. У кассы взгляд сам собой останавливается на надписи «Pe

А дома я пью этот “хитрый” мятный чай и вспоминаю, как Сид на полу своей кухни больше года назад выводил чистым голосом:

— I’m so tired I can’t sleep

I’m a liar and a thief

Sit and drink Pe

I’m anemic royalty…[4][(Я такой уставший, что не могу спать Я лжец и вор Сижу и пью мятный чай Я бескровный принц)] — а я ему подпевала.

За это время Земля сделала полный оборот вокруг Солнца и вернулась в ту же точку пространства, новые люди — и одна из них — моя племянница — пришли в мир, а я все боюсь взглянуть правде в глаза.

Даже если наша с Сидом кровь причудливо смешалась именно в этой маленькой девочке, я должна смириться и принять.

Сколько можно отсиживаться в своем корявом мирке? Самой не надоело?

В прихожей надеваю сапоги и ветровку, спохватившись, прямо в обуви на одной ноге прыгаю в комнату, забираю с полки маленького мишку Тедди — подарок мамы Влада — и прячу в карман.

Мой путь лежит через весь город и пригород, а потом — знакомой улицей — мимо заборов с резными калитками, пожухлых зарослей малины и крыжовника, лая собак и запаха сжигаемой ботвы.

Здесь ничего не изменилось, разве что от Светкиного крыльца к растущей рядом рябине протянулись веревки, на которых сушатся ползунки и пеленки.

Грязь, налипшую на подошвы, счищаю о торчащий из земли обрезок железной трубы, перешагиваю три шатких ступеньки, вхожу в темные сени и налегаю плечом на обитую клеенкой дверь.

В избушке жарко натоплено, Светка все в той же растянутой футболке шабашит у двухконфорочной древней плиты. Из нового здесь только ее прическа: волосы, собранные в крысиный хвостик, да сидящее на руках пухлое розовое дитя — от него я быстро отвожу взгляд.

— Привет, Свет! — зову с порога.

Она вздрагивает, разворачивается и тут же кричит во все горло:

— Лика!!! Кидис, чтоб меня!.. Лика приехала!

Подбегает ко мне, но повиснуть на моей шее ей мешает маленький человек на ее руках.

— Как ты похорошела, Лик… Прямо столичная штучка! — Она оглядывает мой прикид.

— Спасибо…

— Виолка, гляди, это тетя Лика! — Светка приподнимает локоть, и ребенок, сидящий на нем, тянет ко мне пухлые ладошки.

Сколько ни шарь незаинтересованным взглядам по пыльным углам, а жест этот сразу приковывает к себе мое внимание и сердце.

Не прячься, Лика, хватит уже…

Выдыхаю, поднимаю глаза и смотрю в лицо маленького человека. А человек, как две капли воды похожий на Кидиса, разглядывает меня черными пуговками глаз.

— Виола. Виола Юрьевна Петрова, — смеется Светка. — Возьмешь на ручки?

— Нет, что ты. — Отмахиваюсь и смеюсь. Искренне смеюсь. С души свалился камень размером с чертову скалу, от внезапного облегчения по щекам течет вода.

В комнату заглядывает Кидис, обнимает меня:

— Сколько лет, сколько зим! — Выдвигает стул, приглашает сесть, а сам набрасывает куртку. — Метнусь до магазина, зацеплю что-нибудь.

По разные стороны стола мы со Светкой глазеем друг на друга, улыбаемся, а говорить не о чем. Виолка в манеже ожесточенно грызет игрушки, новую пока разглядывает с опаской.

К счастью, Кидис шементом возвращается, шуршит пакетами, выгружает на стол бутылки и закуски.

Поначалу родственнички держатся чинно, робеют, но постепенно пиво развязывает языки всей нашей троице. Разговор идет про маму и дядю Костю, про мою учебу, работу и квартиру, про личную жизнь, в которой у меня полный штиль. Светка отводит глаза, не по делу суетится, нарезает и накладывает сыр в и без того переполненную тарелку. Она пускается в ужасные воспоминания о беременности и родах, от которых у меня волосы дыбом встают, переключается на Виолкины болезни и достижения. Кидис распинается о жизни в Москве, о друзьях из тусовки, недавно перебравшихся туда…

— Кидис, а о Сиде ничего не слышно? — вырывается у меня. Голос дрогнул. Плевать. Светка нечаянно задевает локтем вилку, и та со звоном приземляется на доски пола.

— Бабка у него круто болела, рак или что-то типа того, — вздыхает Кидис. — Она решила на своей родине остаток жизни провести, потому они сюда и переехали. Сид собирался и школу здесь окончить, но в последнее время дела у его бабки были совсем плохи, ее определили в хоспис. А у него никого из родни больше не осталось. Через ментов разыскали тетку, отцовскую двоюродную сестру — со слов Сида оказалась она бабой нормальной, согласилась оформить попечительство до достижения им восемнадцати лет. Как-то все быстро произошло, Лик, я в Москву подался, а Сид в это время бабушку схоронил, уехал и координат своих никому не оставил… Дарк этим летом ездил на «Крылья» и говорил с чуваками, якобы пересекавшимися где-то с Сидом. Он показался им странным — чуть ли не на наркоту подсел. Я не верю в такой расклад, но реально жалко, если чувак все же сломался… Эх, сколько мы с ним вместе раздали быдланам свежих и горячих!..

— Юр, так ты хочешь сказать, что раньше он подобным не увлекался? — Я подаюсь вперед, подпираю ладонями подбородок, а Светка давится и поспешно топит кашель в щедром глотке. — Я своими глазами его невменяемым видела!

Кидис смеется:

— Сразу видно, что ты с Сидом не особо знакома. Он не всегда с чердаком дружил, на спор мог любую херню вытворить и из-за своей упоротой морды на людей производил очень странное впечатление. Но сам он ничего не употреблял… Ему временами жрать-то нечего было — все деньги бабке на лекарства шли. Мать моя его частенько подкармливала. — Кидис смотрит на побледневшую Светку. — Ну что, Свет, все закончилось, пойду, что ли, за добавкой сгоняю?..

Он нетвердой походкой идет к двери, а Светка подбегает к манежу, наклоняется, подхватывает мирно спящую в нем Виолу и относит в кроватку. Возвращаясь, тихо притворяет дверь в детскую.

— Лик, может перекурим, а? — торопливо говорит она, пускается на поиски телогрейки, набрасывает ее на плечи, хлопает по карману, и в нем шуршат спички.

— Давай. — Пожимаю плечами. Я никак не могу унять бьющее кулаком в ребра сердце. Мы сейчас говорили о Сиде… Я так давно живу с его воображаемым незримым присутствием рядом, что реальные вести о нем выбили почву из-под ног. У него не было проблем с наркотой… Новость ли это для меня?