Страница 4 из 10
Мелодичный голос продолжал звать наружу. С каждым корнем, который она отодвигала в сторону, с каждым дюймом, который она проползала на пути к выходу, становилось все светлей. Что бы там ни было, это было прямо снаружи. Ожидало ее.
Олененок продолжал ползти. По мере того, как она отдалялась от волчицы, ее движение становились все более резкими, менее сосредоточенными на тишине и более на том, чтобы выбраться как можно быстрей.
И вот она, свобода. С триумфом она выбралась из дыры, поднялась и стала озираться вокруг.
Сидя со скрещенными ногами, на одном из дубовых корней находился… другой волк? Сердечко олененка подпрыгнуло, а ее тело замерло, готовясь к побегу.
“Привет, дитя”, - поздоровался неизвестный, чуть наклоняясь вперед, чтобы бледный свет от луны смог освятить ее лицо.
Олененок быстро понял, что это был не волк. Она и близко не была такой большой – хоть и значительно больше маленькой оленихи – с более длинными ушами. Но больше всего выделялся ее мех, не серый или черный, как у волков, с которыми встречался олененок, а двухцветный: ярко-оражево-коричневый и кристально белый.
“Потеряла свою Мар, малышка?” – спросила лисица, ее теплый голос и рядом не стоял с доминирующим рычанием волчицы.
Олененок нерешительно закивал.
“Я собираюсь спуститься, чтобы мы смогли поговорить. Я не обижу тебя. Не бойся и не шуми или ты разбудишь волка”.
После того, как олененок показал, что они поняли друг друга, лиса поддалась вперед, спрыгнула со своего места, мягко приземлилась на лапы, скрестила руки и кинула оценивающий взгляд на свою собеседницу уже вблизи.
“Хорошая девочка, - сказала она. – Я видела, что произошло, дитя. Большой злой ллоп обидел тебя, забрал из дома, чтобы съесть. Очень нехорошо”.
Олененок моргнула в замешательстве. Что эта другая хищница хочет от нее? Она выглядела вполне дружелюбной, но после опыта взаимодействия с волчицей, ей не особо льстила возможность вновь поставить себя в опасное положение.
“Итак, - продолжила лисица. – Я решила, что не могу остаться в стороне. Ты понимаешь о чем я говорю? Я говорю о том, что могу отвести тебя обратно, к твоей Мар”.
Было очень тяжело не поверить такому ласковому голосу, такому дружелюбному настрою, такое заманчивое предложение. И все же, она сомневалась, отступив назад и готовясь пуститься наутек в любой момент.
“Да ладно тебе, кроха. Твоя Мар наверняка уже вся испереживалась за тебя, и если ты решишь уйти одна, то ни за что не сможешь ее найти в одиночку. Я кстати тоже очень хорошо выслеживаю запахи, видишь? – несколько утрированным и даже комичным движением руки она ткнула в свой нос, вызвав у олененка небольшую улыбку, впервые за долгое время. – Я смогу показать тебе обратный путь. Ты веришь мне? – медленным, почти театральным движением она протянула руку.
Олененок закивал и вложил свою руку в лисью: “Жо верит”.
Лиса улыбнулась, сжимая руку ребенка: “Тогда пошли со мной. Мы должны действовать очень, очень тихо… калат, да?”
Ответом стал еще один маленький кивок. “Калат”, - повторил олененок, удовлетворенный тем, что нашел кого-то, кто хоть немного говорил на ее родном языке, ну или во всяком случае был настроен на двустороннее общение.
И таким образом, волчья добыча ускользнула из лап своей законной обладательницы.
Лиса прокладывала дорогу, петляя между деревьев и запутывая их следы, уходя все глубже и глубже в самые темные уголки леса, куда большинство травоядных не посмело бы сунуться. Они перепрыгивали через корни, скользили под ветвями и продирались через кустарник с изумительной скоростью. Их темп был размеренным и в то же время быстрым – было очевидно, что ее спаситель желал настолько разорвать расстояние между ними и волчицей, насколько это было возможно, и одно это вселяло веру в лисицу со стороны олененка.
Но даже несмотря на то, что она была только что спасена, что-то не давало ей покоя. Что-то было не так.
Пытаясь поспевать за темпом лисы, которая все продолжала тащить ее за руку, олененок запустил мыслительный процесс в своей светлой голове.
Ей и раньше доводилось видеть более темные части леса на обратно пути с волчицей. Она вспомнила, что рассматривала возможность совершить свой побег через эту область леса, надеясь на густой кустарник, который по идее должен был замедлить ее преследователя, но в конечном итоге она отбросила эту идею. Они оставили эту территорию позади на пути к волчьему логову.
Волчье логово должно было находится недалеко от родного пастбища олененка.
Ее не вели назад к дому, ее вели совершенно в противоположную сторону. Она начала замедляться, сопротивляясь лисьей хватке, заставив ту обернуться со смесью недовольства и озадаченности на морде.
“К-куда?” – она спросила, потихоньку начиная складывать два и два.
Она произнесла магическое слово, которое превратило ее доброжелателя в монстра.
Все произошло в течение пары секунд. Лиса резко остановилась, вынудив олененка врезаться в нее, ее хватка стала более прочной и болезненной, прямо как хватка волчицы. До того, как ребенок смог хоть что-то сделать, он почувствовал сжатую лапу на своей глотке и удар в спину от дерева, к которому его прижали.
Не имея возможность пошевелиться под превосходящей силой лисицы, едва имея способность дышать из-за сжатой на ее горле лапы, единственное, что мог олененок — это хныкать и плакать, а также хватать ртом воздух, что было определенно музыкой для лисьих ушей.
Лисица улыбнулась; зубастая ухмылка, острые клыки, готовые убивать, запах крови и плоти предыдущей жертвы, исходящий от них. Она нагнулась вперед, чтобы получить возможность лучше почувствовать запах ужаса, соленый вкус ее слез.
“Малышки не должны разговаривать с незнакомцами”, - полностью пропал нежный, сладостный тембр, как и иллюзия жалости в ее голосе. Остались лишь злорадство и равнодушие в ее тоне – пробирающие до костей шипение из чистого садизма.
Волчица была охотницей, лиса же была убийцей.
Олененок попытался позвать на помощь, но ничего не вышло – она едва могла сипеть под силой давления на ее гортани. К ее удивлению лиса сама ослабила хватку, позволяя дитю испустить крик о помощи, перемешанный с визгами беспомощной добычи. Она звала Мар, она звала Пар - и она звала Ллоп.
Затем она замолкла, начав снова хныкать, когда лисица внезапно разродилась взрывом смеха. Громкое, неприятное гоготание заполнило уши олененка.
“Можешь звать своих маму, папу, да хоть прапрадедушку, посмотрим, кто откликнется, моя маленькая вкуснятина! Никто не услышит тебя, а если и услышит, то никто не придет, - острый коготь опустился на щеку олененку, скользя по меху. Затем он устремился вверх, вдоль дорожек от слез, в опасной близости от глаза. – Особенно эта чертова волчица”. Слова лисы буквально сочились от яда и наслаждения, каждое слово было тщательно подобрано, чтобы причинить боль и страдания, чтобы максимально вселить чувство ужаса в свою жертву.
Коготь остановился буквально в дюйме от глаза олененка. А затем он ушел, только чтобы вся когтистая лапа лисицы опустилась на лицо своей жертвы, впиваясь в кожу, проливая кровь и заставляя жертву извиваться в приступе боли. Медленно и размеренно когти спускались по лицу, с легкостью разрезая кожу под ними. Ноздри лисы зашевелились, наслаждаясь металлическим запахом, пока поток темно-красной жидкости бежал вниз по шее жертвы, растворяясь в намокшем мехе.
Олененок закрыл глаза в ожидании и мольбе о быстрой смерти. Она почувствовала, как острые когти спускаются к ее шее, как они начинают обхватывать ее глотку, готовые снова пролить кровь.