Волчица и Оленёнок

“Расскажи мне о себе, малышка, - прошептала хищница приятным, успокаивающим голосом. – Тебе нравятся цветы?”

Несмотря на наполненность тревогой и страхом, упоминание цветов пробудило в олененке интерес.

“Жо нравятся. Очень”, - она ответила с каплей радости в своем голосе.

“Мне тоже. Какой цветок твой любимый?”

“Жо нравится тюльпан. Красочны, мягки, хороши. Жо еще нравится роза, пахнуть по… - ее стрессовое состояние вызвало стремительный поток слов, но в конце концов она сосредоточилась на самом вопросе. – Но жо больше всех нравится лилии”.

Аккуратным движением волчица поднесла запястье олененка к своей морде. Ее вторая лапа прошлась по макушке ребенка, топорща мягкий мех и успокаивая ее. Когда теплое дыхание волчицы ударило в предплечье олененка, волчица услышала, как учащается в панике дыхание крохи, а речь о любимых цветах тут же затихла.

“Продолжай. Расскажи мне, почему лилии твои любимые цветочки”. – в очередной раз нежное шептание хищницы успокоило нервы олененка.

“Л-лилии больше, большие чем другой цветок, альтра, - она тихонько хныкнула. – Но при проп, лилии многа мен-“.

Волчица не дала ей закончить. Потребность к действию, продиктованная нежеланием продлевать страдания олененка еще дальше и своим собственным диким голодом, заставили клыки волчицы обнажиться. Прошептав благодарность сквозь свои клыки, она открыла пасть и пронзила мягкую плоть.

Олененок содрогнулся в приступе боли, издав пронзительный крик. Было очевидно, что она храбро пыталась совладать с собой, как хорошая девочка, но не смотря на все ее усилия, она не могла удержать себя от рыданий, пока огромная пасть рвала мускулы, прокусывала вены и дробила кости.

“Дор!”, - закричала она. Она попыталась сопротивляться и в течение нескольких секунд ей даже это удалось, даже когда ее тело начала бить крупная дрожь из-за начала болевого шока, даже когда она начала задыхаться из-за гипервентиляции легких. Тихие баюкающие звуки волчицы сделали боль чуть более терпимой, но она была просто ребенком. Она не была создана, чтобы переносить такую боль.

Волчица почувствовала теплый, металлический вкус, наполняющий ее пасть, пока она жадно глотала. Однако трепыхания тела на ее руках, слезы, стекающие на ее бедра, болевые спазмы, исходящие от ее жертвы, не приносили ей никакой радости, связанной с убийством после удачной охоты.

Рыдания олененка делали все только хуже. Крики ‘дор, дор’ заполонили пещеру, отражаясь оглушительным эхом.

“Все хорошо, все хорошо… Ты очень хорошо справляешься, малышка, - продолжала говорить волчица, ее ласковые слова поддержки были единственным, что не давало дитю окончательно впасть в панику. – Ты очень храбрая девочка. Тебе просто надо потерпеть еще совсем немного…”

Она сомкнула челюсти на куске плоти, вырывая его. Мощные потоки крови пропитали ее пасть и грудь, стекая по ее телу и измазывая уши и голову ревущего олененка. Сделав большой глоток, она почувствовала, как кровь начала стекать по ее глотке в желудок, бурчащий в ожидании того, что он так долго желал получить. Тут же она почувствовала, как приступы голода отступают, а ее слабость начинает проходить с каждым укусом, с каждой каплей крови. Все ее инстинкты требовали, чтобы она продолжала пожирать, насыщаться, но она не поддалась порывам. Она обещала минимум страданий. Она не нарушит свое обещание.

Момент первобытного удовлетворения, когда она почувствовала, как теплое, свежее мясо наполняет ее внутри, был прерван криками олененка, в этот раз не просто состоящими из слова ‘боль’.

“Пар!”

Она умоляла волчицу остановиться. Но было уже слишком поздно.

Рана на запястье олененка была слишком глубокой. Уже не имело значения, что обе из них предпримут в дальнейшем – болевой шок в любом случае закончит начатое, пока она будет истекать кровью, с волчицей, которая уже не сможет никак помочь. Волчица в таком случае также будет обречена, так как те крохи пищи, которая она уже получила - это мелочь для существа, которое находится на грани голодной смерти.

“Тсс… все будет хорошо. Ты отлично справляешься”.

В очередной раз, слова волчицы подбодрили малютку, которая закусила губу и замолкла, издавая лишь тихие всхлипы и похныкивания, а ее сознании становилось все туманнее. Стресс, боль, потеря крови, гул и почти гипнотический голос волчицы. Олененок начал что-то слабо бубнить, слова, которые волчица не смогла бы разобрать, даже если бы знала язык.

Стремительный поток оборванных мыслей проходил через затуманенное сознание ребенка, предложения разбивались на слова, слова на звуки, а сами звуки становились все тише и тише с каждым мгновением.

“Лу… ла… лилии… ми… лор”, - шептала малышка, разделяя каждый звук маленькими слабыми вдохами. – Оохгу… ло… ках… ком… ллоп…”

Волчица уже не просила олененка повторить сказанное. Сказанное уже не имело значение до тех пор, пока это помогало ей держаться. Но когда тело малышки начало слегка раскачиваться, волчица надежно прижала ее – без излишней силы, ласково, но надежно. Растерянное тело на ее руках попыталось оттолкнуться слабыми, неуверенными движениями, попыталось сесть, но лапа волчицы опустилась на ее грудь и уложило обратно в теплые объятия окровавленного меха.

“Тссс…”, - нашептывала охотница, ее дыхание источало кровь и смерть, ее лапа гладила кроху, размазывая кровь по ее драгоценной шкурке. Часть бывшего величия волчицы начало возвращаться к ней. Ее голос значительно окреп, а ее тело больше не было настолько безвольным. Каждое движение продолжала вызывать приступы острой боли, но она выглядела… здоровее. Сильнее даже, теперь, когда ее тело начало восстанавливаться от критического недоедания.

“Я знаю, я знаю, тебе больно… Все скоро закончится. Держи свои глазки закрытыми, отдыхай. Боль скоро пройдет… хорошая девочка. Я горжусь тобой, малышка”.

Бух-бух. Бух-бух. Бух-бух.

Биение крошечного сердечка о ее ногу.

Она приготовилась сделать еще один укус: “Почувствуй сон, почувствуй слабость. Прими их… скоро не будет больно…”

Олененок слегка вздрогнул, на его лице была отражена настоящая пытка, пытаясь быть ‘хорошей девочкой’ и подчиняясь командам. Волчица чувствовала, как тело на ее руках становится все более обмякшим, как будто не в состоянии больше поддерживать себя. Дыхание олененка, до этого лихорадочное и частое, замедлялось с каждым выдохом, превращаясь сначала в хрип, а затем еле слышное сипение. Ее сердцебиение – волчица помнила, как оно напоминало ей крылышки колибри в момент поимки олененка… теперь медленное, ленивое, неровное. Готовое навсегда остановиться.

Бух-бух… бух-бух…

Еще один укус. Он практически не вызвал содрогания. Ее всхлипы постепенно затихали, пока их вовсе не стало. Ничего, кроме мрачной тишины, нарушаемой лишь жуткими хрустами отрываемой и проглатываемой плоти с костями.

Бух…бух…бух…

Вкус крови в ее пасти - почти исчез. Ее голод - утолен. Ее шепот – нежный, тихий, благодарный:

“Спи, малютка, спи… ты хорошая девочка”.

Слабый, практически неуловимый выдох.

Бух.