Тысяча городов

В течение следующих нескольких часов Абивард выяснил, как. Он начал понимать, что Маниакес должен был быть не Автократором, а жонглером. Никакой бродячий шарлатан не смог бы проделать более аккуратную работу по удержанию такого количества отрядов солдат, летающих туда-сюда, чтобы не дать макуранцам превратить преимущество в разгром.

О, видессийцы уступили позиции, особенно там, где ромезан смял их справа. Но они не сломались и не обратились в бегство, как имели на это множество прав на протяжении многих лет, и они не позволили ни людям Ромезана, ни людям Абиварда найти брешь в их рядах, прорваться и отрезать часть их армии. Всякий раз, когда казалось, что это произойдет, Маниакес находил какие-то резервы - или солдат на другом участке сражения, которые не были так сильно стеснены, - чтобы броситься в прорыв и задержать макуранцев ровно на то время, чтобы позволить видессианцам сжаться и перестроить свою линию.

Абивард попытался послать людей из своего отряда в обход слева от себя, чтобы посмотреть, сможет ли он зайти в тыл видессианцам, обойдя их с фланга, если он не сможет пробиться сам. Это тоже не сработало. На этот раз более легкая броня, которую носили видессиане, сработала в их пользу. Имея меньший вес, их лошади двигались быстрее, чем у людей Абиварда, и, даже начав позже, они были в состоянии блокировать и опережать его силы.

«Тогда все в порядке», - крикнул он, снова собирая людей вместе. «Последний хороший рывок, и они будут у нас!»

Он не знал, было ли это правдой; при Маниакесе видессиане сражались так, как не сражались со времен Ликиния Автократора. Он знал, что еще один рывок - это все, что успела сделать его армия. Солнце садилось; скоро наступит темнота. Он направил своего коня вперед. «На этот раз, клянусь Богом, мы возьмем их!» - закричал он.

И какое-то время он думал, что его армия возьмет их. Видессиане отступали, отступали и снова отступали, их ряды редели, и позади них больше не было резервов, чтобы заткнуть брешь. И затем, когда победа была в руках Абиварда, достаточно близко, чтобы он мог протянуть руку и дотронуться до нее, подошел полк имперцев, несущийся во весь опор, и бросился на его людей, не только остановив их, но и отбросив назад. «Маниакес!» - закричали спасатели, прибывшие в последнюю минуту, и их командир. «Фос и Маниакес!»

Голова Абиварда поднялась, когда он услышал крик командира.

Он должен был продолжать сражаться изо всех сил, чтобы гарантировать, что видессианцы в свою очередь не получат слишком большого преимущества. Но он смотрел то в одну, то в другую сторону ... Несомненно, он узнал этот голос.

Да! Там! «Тикас!» - закричал он.

Отступник уставился на него. «Абивард!» сказал он, а затем презрительно: «Выдающийся сэр!»

«Предатель!» они взревели вместе и поскакали навстречу друг другу.

XI

Абивард рубанул по Чикасу с большей яростью, чем с наукой. Видессианский отступник - или, возможно, к настоящему времени перерожденец - парировал удар своим собственным мечом. Полетели искры, когда железные клинки зазвенели друг о друга. Тзикас нанес ответный удар, который Абивард заблокировал. Они высекли еще больше искр.

«Ты послал меня на верную смерть!» - закричал Тикас.

«Ты оклеветал меня перед Царем Царей», - парировал Абивард. «Ты не сказал ничего, кроме лжи обо мне и обо всем, что я сделал. Я дал тебе то, что ты заслуживал, и я слишком долго ждал, чтобы сделать это ».

«Ты никогда не отдавал мне должное, которого я заслуживаю», - сказал Чикас.

«Ты никогда не даешь окружающим ничего, кроме пинка по яйцам, заслуживает он этого или нет», - сказал Абивард.

Пока они говорили, они продолжали резать друг друга. Ни один из них не мог пробиться сквозь защиту другого. Абивард оглядел поле. К его ужасу, к его отвращению, то же самое относилось к макуранцам и видессианцам. Яростная контратака Тикаса лишила его последнего шанса на прорыв.

«Ты только что спас бой для человека, которого пытался убить с помощью магии», - сказал Абивард. Если он не мог убить Чикаса своим мечом, он мог бы, по крайней мере, ранить его словами.

Лицо отступника исказилось. «Жизнь не всегда оказывается такой, какой мы ее себе представляем, клянусь Богом», - сказал он, но в то же время, когда он назвал Бога, он также нарисовал солнечный круг Фоса над своим сердцем. Абиварду пришла в голову мысль, что Тзикас понятия не имел, на чьей он стороне, кроме только - и всегда - своей собственной.

Пара других видессиан выехала навстречу Абиварду. Он отступил. Опасаясь ловушки, Чикас не стал давить на него. На этот раз Абиварда не ждала никакая ловушка. Но будь он Тзикасом, он бы тоже был осторожен. Он от всего сердца поблагодарил Бога, что он не Тзикас, и он не сотворил при этом солнечный знак Фоса.

Он снова оглядел поле в меркнущем свете, чтобы понять, осталась ли у него хоть какая-то надежда превратить победу в разгром. Как он ни старался, он ничего не увидел. Здесь были его знамена, а там - знамена видессиан. Всадники и пехотинцы все еще рубились друг с другом, но он не думал, что что бы они ни сделали, это изменит исход сейчас. Вместо поля битвы битва больше походила на изображение битвы на гобелене или настенной росписи.

Абивард нахмурился. Это была странная мысль, и он напрягся. Нет, не картина битвы - изображение битвы, изображение, которое он видел раньше. Это была битва, которую Пантел показал ему. Когда он увидел это, он не знал, смотрел ли он в прошлое или в будущее. Теперь, слишком поздно, чтобы принести ему какую-либо пользу - как часто случалось с пророчествами, - у него был ответ.

Видессийцы отступили к своему лагерю. Они поддерживали хороший порядок, и у них явно оставалось много сил для борьбы. После последней пары атак, когда начали опускаться сумерки, Абивард отпустил их.

Справа от него кто-то подъехал, выкрикивая его имя. Его рука крепче сжала рукоять меча. После столкновения с Чикасом он подозревал всех. Приближающийся всадник был облачен в полные доспехи макуранской тяжелой кавалерии и также ехал на бронированном коне. Абивард сохранял осторожность. Доспехи можно было захватить, как и лошадей. А кольчужная вуаль, которую носил всадник, замаскировала бы видессианца в макуранской одежде.

Эта завеса также имела эффект маскировки голоса. Только когда всадник подъехал совсем близко, Абивард узнал Ромезана. «Клянусь Богом, » воскликнул он, « я бы не узнал тебя по твоему снаряжению. Ты выглядишь так, словно над тобой побывал кузнец.»

Если уж на то пошло, это было еще мягко сказано. Удар меча срезал яркий хохлатый гребень на шлеме Ромезана. Его плащ был разрезан на ленты. Где-то в бою он бы

потерял не только свое копье, но и щит. Сквозь прорехи в плаще Абивард мог видеть вмятины на его доспехах. У него из левого плеча торчала стрела, но, судя по тому, как он двигал рукой, она, должно быть, застряла в подкладке, которую он носил под пластинчатыми доспехами, а не в плоти.

«Я чувствую себя так, словно по мне стучал кузнец», - сказал он. «У меня все в синяках; через три дня я буду похож на закат, о котором придворные поэты пели бы годами.» Он опустил голову. «Господи, боюсь, я воздерживался от обвинения слишком поздно. Если бы я выпустил своих людей на видессиан раньше, у нас было бы гораздо больше времени, чтобы закончить работу по разгрому их.»