Страница 16 из 49
Вот и случались такие недоразумения из-за неуемного любопытства одной ожившей пантеры, безо всяких дурных помыслов заглядывавшей в окна, чтобы посмотреть, как живут люди, или увязавшейся за чьей-нибудь сумкой, из которой вкусно пахло.
Та ещё картинка: идет полная дева с рынка ввечеру опосля работы, с чистой совестью раздобывшая баранью вырезку и несущая домой, чтоб приготовить себе и мужу отличное рагу, а за ней пантера плетется с самой умильной мордой. Лапы у неё подгибаются и подволакиваются в умилении, длинный хвост в пыли змейку чертит… Народ, идущий навстречу и параллельно с другой стороны улицы, знай шарахается, к стенкам жмется, выпучивая глаза. Мадам недоумевает, пожимает пухлым плечиком, хмыкает и шагает себе дальше. Дома она, накормив мужа и себя тушеной бараниной, начинает благодушно вспоминать о том, что «сегодня ей все уступали дорогу», на что муж недоверчиво фыркает и замечает, что она, наверное, неудачно накрасилась. Дева на подкол супруга не ведется, а, укладываясь спать, с томной благодарностью вспоминает свой самый лучший день, когда все встречные с таким уважением уступали ей дорогу.
А полицейские пункты, офисы печатных издательств и приемная лондонского зоопарка тем временем разрывались от телефонных звонков.
— Алло, полиция? На улице Глициний леопард гражданку разорвал! Спасите!!!
— Как позвонить в газету?! Дайте номер! Тут пантера…
— Алло, вы там спите все, что ли?! У вас кошка сбежала! Примите меры!
— Граждане, а тут кино снимают, да? Вон там за полной мисс ягуар по всей улице прошел. Это по сценарию, да? А где видеокамеры???
В общем, каждая вылазка Огарка на улицу заканчивалась вот такими приключениями и массовым психозом у мирных горожан. Гарри же, видя, какое удовольствие получает Огарок от прогулок, начал мечтать об Индии, ибо поездка туда неожиданно приобрела в его глазах весьма ценный смысл — он не просто так прокатится в чудесную страну, а отвезет туда пантеру, вернет на историческую, так сказать, родину!
Мечты Гарри начинались радужно: вот он покупает билет до Калькутты, садится с пантерой на пароход и долго-долго плывет по морю-океану. Наконец они приплывают в жаркую, солнечную и зеленую Индию, долго и далеко странствуют по неведомым путям в какие-нибудь джунгли Брахмапутры и там трогательно расстаются навсегда, после чего пятнистая красавица смотрит на него до-о-олгим прощальным взглядом, отворачивается и ныряет в темно-зеленую стену тропического леса. На этом моменте мечта утрачивает радужность, и её сменяет тоска. Гарри становится неимоверно жаль расставаться с подружкой, и он, сам того не замечая, сжимается в комочек под одеялом и начинает тихонько всхлипывать, жарко дыша в плюшевое ухо пантеры.
Однажды Гарри так накрутил себя жалостью, что Огарок не выдержала его страданий и выросла в натуральную величину. Обняла горюющего мальчика лапами и ответно задышала ему в лицо.
— Гарри, Гарри, ну зачем ты мечтаешь отпустить меня на волю? — мягко спросила она.
— Ну как же? — возразил мальчик, вытирая ладошками щеки. — Ты же пантера! Большая, дикая, свободная кошка. Ты рождена жить на воле средь лесов…
— А я была котёнком? — скорчила озадаченную мосю Огарок. — Я пищала под брюхом у мамы, просила у неё молоко? Гарри, помилуй, какая свобода, какая воля? Я и часа без тебя не проживу, превращусь в игрушку и буду мокнуть под дождем до тех пор, пока не размокну и не расползусь на лоскутки.
— Правда? — опешил Гарри, об этом как раз не подумавший.
— Ну, конечно, правда. — Огарок утвердительно лизнула мальчика в нос. — Нам с тобой совсем не нужно разлучаться. Я живая только рядом с тобой. И Индию с удовольствием посмотрю, но там одна не останусь.
Гарри понял и успокоился, отбросил мысли о возвращении кошки в естественную среду обитания, обнял покрепче теплую пантеру и заснул. Когда сон мальчика стал глубоким, Огарок вздохнула и уменьшилась до прежней плюшевой игрушки. Какой Гарри всё-таки милый…
Так же крепко спал под кроватью счастливый Злейка, убегавшийся вусмерть за весь этот суматошный день, ловя мириады запахов и слушая истеричные людские пересуды. Бульдога вся эта суета страшно забавляла и восхищала. Ему казалось, что для тихого сонного городка не хватает именно таких веселых встрясок, при которых люди вспоминали о том, что они живые и что на свете есть соседи, с которыми можно пообсуждать все эти события.
***
Валерий Саламандер пришел в Хогвартс в восемьдесят восьмом году. Заступил на пост преподавателя Защиты только после того, как стребовал у комиссии школьных попечителей право переименовать проклятую должность, потому что на ней больше года до сих пор никто не задерживался, к концу учебного периода все преподаватели чувствовали себя выжатыми лимонами, причем выжатыми основательно, через соковыжималку. А тех, кто рисковал остаться на следующий дополнительный год, настигал какой-нибудь несчастный случай: падение с лестницы, удушение галстуком, рыбной костью в горле, вишневой косточкой от компота там же; на худой и крайний конец следовало нападение кого-нибудь опасного посреди урока — боггарт взбесится или криво сработает Патронус, и вместо того, чтобы прогнать дементора, он нападет в паре с ним, как ни парадоксально это звучит.
Но именно так оно и случилось — на последнего учителя Защиты напал его же собственный Патронус, что окончательно убедило учредителей в том, что должность проклята. И, прочитав прошение, поданное Саламандером в письме, попечители сдались и дали отмашку на разрешение переименовать школьный предмет.
Северус и Регулус, вот уже несколько лет проработавшие вместе, заинтересованно переглянулись, услышав, что Саламандер наконец-то собрался заступить на пост преподавателя. Неужели собрался?! Долго же он раскачивался… Но, с другой стороны, как-то все подустали от бесконечной смены учителей Защиты: что ни год, то новое лицо, а с ним и новые программы школьного предмета. Учителя-то все разные, каждый из них нес что-то свое, доброе, светлое, вечное…
Настал знаменательный день. Профессоры, которым так повезло проработать в Хогвартсе на постоянной основе не один десяток лет, со всех ног спешили в директорский коридор: всем не терпелось узреть и застать исторический момент — внедрение в школу постоянного учителя Магической Защиты. Именно так после недолгих дебатов было решено назвать проклятый предмет.
Горгулья была предупреждена и потому молча отодвинулась, впуская делегацию любопытных встречающих. Войдя в кабинет директора, все с самым независимым видом заняли свои места и принялись дожидаться визита новичка. Всем просто до зуда хотелось посмотреть на знаменитого сына Ньюта Саламандера, о котором ходило так много слухов и которого никто никогда не видел.
— Кстати, а почему? — не выдержал Регулус. — Почему в магмире нет ни одного его фото? Он так не любит фотографироваться?
— Видимо, потому, что скромен он, как сам Ньют, — добродушно пророкотал Кеттлберн, ширококостный крупный мужчина с окладистой «русской» бородой.
— Чего не скажешь о его характере, — несогласно поджала губки МакГонагалл, на место которой так и не нашелся новый профессор Трансфигурации.
— О да, характерец у него тот ещё, — скривилась Септима Вектор. — Вреднющий до невозможности…
— Странно, на моем факультете он был ребёнок как ребёнок, — удивилась мадам Стебль. — Озорной шалун, как и все мальчишки.
— Вот интересно, Помона, как из твоего Дома мог выпуститься такой изумительный охотник за нечистью? — прищурился на Стебль Кеттлберн.
— Старательный мальчик он был, старательный, внимательный, послушный, как и его папа Ньют, — ласково улыбнулась Помона.
Тут директор поднял голову, и все, насторожившись, уставились на дверь. Северус непроизвольно вцепился в подлокотники кресла — ну всё, сейчас он увидит его… Дверь открылась, и в кабинет вошел… Нунда. Огромный лев леопардовой расцветки, желтый в бурую розочку. Желтые глаза пристально обозрели замерших людей, пригвоздив их к месту леденящим ужасом, встопорщенная шипастая грива улеглась на шею, и нунда, повернувшись к двери, негромко муркнул. Вошедший невысокий человек ожидаемого страха не вызвал — всё внимание было сосредоточено на «домашнем котике» Валерия Саламандера. Тот ехидно обозрел присутствующих и добил окончательно.