Страница 10 из 49
Ну ничего, Огарок, потерпи — недолго осталось: скоро Гарри поедет туда, в волшебный мир, и ты сможешь быть с другом как угодно долго!
Ведь в волшебном мире находится Хогвартс, куда Гарри рано или поздно отправится учиться волшебству. А пока он растет и удивляет мир обыкновенный. Удивлял Гарри всех отношением животного царства к себе — где бы он ни появился, всюду к нему стремились братья меньшие: мурчали у ног котята, ласкались собаки всех пород, большие и малые… Спешили к нему на руки белки и бурундуки в парках и скверах, с грохотом крыл слетывались птицы всех мастей и размеров: зарянки и малиновки, скворцы и дрозды, утки, лебеди и даже такие уникальные, которые редко появляются в черте города, — ястребы и луни.
Лошадей Гарри видел пока только в Лондоне, запряженных в фиакры, а подойти ближе не удавалось. Дядя Вернон и тётя Петунья заезжали в столицу только по делам и только по заранее оговоренным маршрутам: магазины, кафе, офис и домой. Ну и редко-редко позволяли себе прогулку по скверу или парку. Парков, собственно, и в Литтл Уингинге хватало.
Но однажды лошадь появилась и в пригороде. Шестилетний Гарри увидел её на улице Магнолий — большую, серую и печальную. Она была запряжена в телегу с углем. Гарри очень удивился, ведь уголь и дрова для каминов развозили на грузовиках, и ему не приходило в голову, что в наше время для этого где-то используют лошадей. Но это было фактом — на улице перед чьим-то домом понуро стояла большая лошадь чудесной масти, серая в яблоках. Светло-серая грива и белые фризы на ногах довершали картину. Она была, скорее всего, полукровной — какой-нибудь рысак с примесью шайрской крови. Гарри, впрочем, не разбирался в породах; для него лошадь была просто лошадью, прекрасной и удивительной, настоящей, огромной и такой близкой, увиденной не на экране телевизора и не из окна дядиного автомобиля…
Совершенно завороженный, маленький первооткрыватель, впервые покинувший родную Тисовую в одиночку, замер перед лошадью, словно в полусне, высоко задрав головенку — морда животного была очень высоко. Плохо веря своему счастью, Гарри потрогал ногу и ощутил грубый конский волос. Запах лошади, само явление лошади — всё это казалось чудом.
Выше лошадиного колена дотянуться не получилось — Гарри был слишком мал ростом… Ему оставалось только смотреть на недосягаемую морду в вышине. Но лошади ведь мудры. Она поняла желание малыша и любезно опустила голову к рукам и лицу ребёнка.
Гарри казалось, что к нему спускается башенный кран — с такой же запредельной выси и гигантский! Теплое дыхание обдало щеки, пальцы коснулись нежнейшего бархата ноздрей и губ… Ни с чем не сравнимое чудо!
— Здравствуй, маленький брат… — Дыхание лошади пахнет травой, и Гарри, счастливо зажмурившись, ответно выдохнул в ноздри:
— Ну какой я брат? Я — человек.
— Хороший брат, — очень серьезно ответила лошадь. Гарри вздохнул и забылся счастьем, наслаждаясь чудом: гладил живую, огромную лошадь и ласкался сам, прижимаясь щекой к бархатной морде и перебирая пальцами грубую светлую гриву. Он был ей очень благодарен, ведь лошадь доказала, что животные способны с ним общаться.
Когда Гарри разговаривал с Бермудом, то думал, что просто фантазирует, тётя-то с дядей не понимали речи попугая. А Бермуд столько классных историй знал! И речь у него была прекрасно поставлена, несмотря на то, что прочие люди слышали лишь птичье щебетание. Словесная же азбука собак и кошек была слишком примитивной, причем настолько, что сам Гарри с трудом улавливал, о чем они толкуют. Вот и полагал, что это он придумывает, но так было до встречи с лошадью. Её глубокий голос и хорошо поставленная речь показали мальчику, что он действительно разговаривает с животными.
— Как тебя зовут? — взволнованно спросил Поттер.
— Земляника, — чуточку смущенно ответила кобыла.
— Ух ты, красивое имя! — восхитился Гарри, поглаживая серую морду. Он до последнего оставался рядом с ней, пока из дома не вышел хозяин и не забрался в телегу, шуганув мальчишку беззлобным окриком «а ну, отойди!». Гарри проворно отскочил к тротуару и долго стоял там, провожая взглядом новую знакомую — серую кобылу с чудесным именем Земляника.
«Мне это не кажется, я не сумасшедший. Животные взаправду умеют разговаривать», — с такими вот убеждениями Гарри вернулся домой и поспешил в оранжерею, где стояла клетка с попугаем.
— Привет, Бермуд! Я только что убедился в том, что ты со мной по-настоящему говоришь, — доложил Гарри птице. Ара озорно сверкнул голубым глазом, встопорщил красные перышки на затылке и закивал-закланялся, тихо бормоча:
— Что и следовало доказать. И я не спятил — пацан и впрямь со мной болтает…
Гарри открыл рот и с изумлением уставился на попугая, но, к счастью, додумался, что птица иронизирует. В глазу Бермуда виднелось ехидство.
— Прости, я думал — играю, — попытался объясниться Гарри. — Тётя Петунья так говорила.
— Ага, — ещё пуще раскланялся ара. — То-то, гляжу, замолчал. — И подмигнул: — Перестал верить?
— Перестал… — вздохнул Гарри. — Но когда с тобой заговаривает лошадь, это ж неспроста?
— Аве Мария! — воздел глаза попугай. — Да святится пыль под её божественным копытом!..
Гарри засмеялся, отлично понимая попугая. Кроме Бермуда в доме жила ещё черепашка, подаренная Дадли на день рождения. Она была очень маленькой — с десертное блюдечко — и, похоже, немая — Гарри от неё ни единого звука пока не расслышал. Бермуд к ней обращался, когда та попадала ему на глаза, но разговор, как слышал Гарри, был односторонним: тарахтел попугай, черепашка отмалчивалась.
Вскоре тем же летом в доме Дурслей появился ещё один четвероногий член семьи. Приехала тётушка Мардж и привезла с собой молодого бульдога по кличке Злыдень. Привезла и попросила Вернона подержать пса у себя, пока она отдыхает на Майорке.
— Я бы его с собой взяла, да визу на вывоз-ввоз не дали! — обиженно гудела Мардж за обедом. — Карантин у них там какой-то на Майорке, вишь ты!.. А Злыденьчика мне оставить не с кем. Он очень ценный щенок, самый-самый элитный, от самой лучшей суки.
Вернон повздыхал, поглазел подозрительно на пегую морду бульдога и скрепя сердце согласился взять его на присмотр. А когда Мардж уехала, бульдожка таинственным образом исчез из поля зрения. Обыскали весь дом и сад, сбегали даже на улицу, думая, что щенок выскользнул как-то в калитку. Нашелся он вечером и случайно — под кроватью Мардж в гостевой комнате. Лежал пластом и с тоски жевал хозяйкин тапок. Гарри услышал чавканье, лег на пол и заглянул под кровать.
— Злыдень, вот ты где! Вылезай!
Пёс скосил грустные глаза на мальчика.
— Она уехала, — сообщил он очевидное, мусоля тапок.
— Она вернется, — пообещал Гарри.
— А я думал — меня в семью везут… — печально вздохнул щенок.
— Правда? — сочувственно переспросил Гарри. Подумав, он заполз под кровать и примостился рядом со щенком. Погладил по спинке. — Ты хочешь семью?
— Да, — щенок отпихнул тапок. — Она меня всё время тискает и приговаривает, что отдаст меня на племя, а я не знаю, что это такое, и очень не желаю туда, я хочу дом и семью, и чтобы были друзья, с которыми можно играть.
Гарри тоже не понял, что значит «отдать на племя», и только ласкал щенка по спинке, попутно восхищаясь речью юного бульдога — пёс говорил очень хорошо.
— Знаешь, она уехала на месяц, — попробовал мальчик утешить щенка. — У нас с тобой много времени будет. Давай станем друзьями?
— А месяц — это долго? — дотошно спросил щенок.
— Это долго — целых тридцать дней! — клятвенно проговорил Гарри.
Цифра «тридцать» показалась достаточно внушительной, и щенок, приободрившись, вылез из-под кровати, осмотрелся, обнюхал всё и с восторгом влился в будни семьи, в которой оказалось аж три ребёнка, целых трое друзей, с которыми можно играть, носиться и беситься!