Страница 2 из 16
***
Что происходит в душе похищенного ребёнка? Понять может только сам ребёнок, а вот рассказать… Джесси считала себя уже не ребёнком, потому что ей было восемь лет. Достаточно взрослая и развитая девочка.
Приют, в котором она жила, располагался на странной, в принципе, улице. Вот представьте себе: вдаль бежит ухабистая дорожка с разбитым асфальтом, где ям больше, чем ровного покрытия. Вдоль дорожки — деревянные заборы и чугунные ограды, в зависимости от зажиточности владельцев. За ними разномастные дома, от почерневших и зарывшихся в землю по самую крышу избушек до роскошных двухэтажных особняков из всевозможного строительного материала от простого кирпича до белого мрамора и розового гранита.
А вдали, за крышами, в туманной дымке виднелись многоэтажные дома-высотки в девять, двенадцать и более этажей. Вечный парадокс современного мира — деревня в центре, посреди города-миллионника. Данный город назывался Сосногорск и находился в Коми — крае североуральского региона. Но позвольте… — слышу я недоуменные возражения читателей, — почему девочку зовут Джесси? Сейчас отвечу, наберитесь терпения. На самом деле она Женька Гордеева, а Джесси — это её приютская кличка. Потому что она выглядит, как маленькая мисс Америка — огромные карие глазищи и густая каштановая грива, типичная «Джессика». А так прозвища были у всех, и давались они каждому ребёнку чуть ли не с первого дня появления в приюте.
Сам приют расположился в двухэтажном длинном здании из красного кирпича, его фундамент давным-давно утопился в грунт, и окна первого этажа были уже почти вровень с землей. Правила здесь были, можно сказать, свободными, дети росли тут что твоя трава у забора, без особого пригляда. Да и кому придет в голову украсть ребёнка из среднестатического приюта в советские годы? Но как покажет дальнейшее, очень даже кому…
Есть такая штука, как нелегальная торговля человеческими органами.
Криминальному авторитету Васе Пупкину на чужие жизни было глубоко начхать. Но когда заболела Дашенька, любимая и золотая доченька, и врачи поставили смертельный диагноз — рак, Вася дрогнул. На жизнь доченьки ему было не наплевать. Ради неё он был готов своротить горы.
Не будем вдаваться в подробности, для этого есть подшивки журналов «Криминальное дело» и серия романов «Русский детектив». Кто хочет, может обратиться к тем источникам.
Женьке Гордеевой не везло с самого рождения. Сначала сбежал папа — нищий студент юрфака. Сбежал круто, в армию, надеясь, что там его не достанут и не заставят жениться «по залёту». Потом от новорожденной отказалась собственная мама, сопливая семнадцатилетняя дура, которую мама-бабушка опоздала вовремя отправить на аборт. Новорожденную Женю определили в дом малютки, потом перевели в детский дом. Желания взять девочку из приюта ни у кого не возникло. Так и выросла Женя в казенном доме. И к настоящему времени за красивой внешностью скрывалась отчаянная оторва и непоседа, дикая и никому не верящая сорванка. Битая-перебитая самой жизнью, она сразу поняла, что влипла глубоко и крепко. И не по жопу, а по самую шейку. Пока дурной дядя скручивал её руки веревками, она не теряла времени даром. Она вдохновенно орала, кусалась и лягалась.
Наконец дяде надоело слушать её вопли и удерживать брыкающиеся руки и ноги, и он слегонца приложил девчонку по голове кулаком. Девочка обмякла и замолчала. Тишина. Какое блаженство…
Умирающий старый лев с далекой планеты Эльдорадо где-то в боковой параллели…
Давно погибший человек из Сан-Франциско, член секретного общества «Наследие», чья смерть не устраивала его верных друзей.
И маленькая, никому не известная девочка, дикая Женька-Джессика из приюта, что на севере России.
Три Жизни. Три Судьбы. Три Параллели. Две страны на Земле — США и Россия — и планета Эльдорадо.
Магия крайне избирательна. Её пути и стремления — непредсказуемы. Креольская волшба Алекс потребовала спасти три жизни вместо одного Дерека. Желание Лапрада совпало с мольбой молодой вампирши. А смертельный страх маленькой девочки и её страстное, острое желание выжить совпали с ними обоими.
Сложно сказать, что послужило толчком к грядущему, что стало вратами между мирами, а что — перемещением во времени…
— Чёрт… Лео, уйди, не дыши на меня… ты зубы никогда не чистишь…
— Алекс!!! Не могу удержать штурвал! Что происходит, где земля?!
— И где это я, блин бабушкин?
Лев мрачно урчит и издает серию рыков, говоря, что, вообще-то, они приземлились и не пора ли посмотреть на мир снаружи. В капсуле так жарко, Тераи, давай выйдем?
На плечо перетрусившего Ника ложится твердая рука, и глубокий баритон произносит в самое ухо:
— Спокойно, Ник. Земля где-то внизу…
А Джесси растерянно стоит посреди какой-то городской площади и ломает голову — куда же она всё-таки попала? Потому что народ на площади довольно странный, люди в средневековой одежде, деревянные прилавки, телеги с быками и всякое прочее… Ну ладно, к людям никаких претензий, каждый одевается как хочет, но… неподалеку спокойной рысью процокал кентавр… Бабушкин блин…
***
Тераи приоткрыл глаза, вокруг был теплый мрак. И вонючий, спертый воздух. Веки тяжело опустились, не в силах держать глаза открытыми, страшно хотелось спать. Лео снова толкнул его в плечо и серией коротких рыков потребовал проснуться. Тераи послушно кивнул, протянул руку и, нащупав аварийный рычаг, потянул его вбок и вниз. Грохнула створка капсулы, зашипел выходящий воздух.
Паралев поспешно выбрался наружу — несмотря на разум, он больше доверял своим кошачьим инстинктам и поэтому стремился выскочить из вонючей железной коробки… Отбежав метров на двадцать, Лео улегся на песок, вывалил язык и, щурясь на солнце, принялся ждать друга.
Тераи то бодрствовал, то уплывал куда-то в бессознании. И пока он плавал туда-сюда, память вяло копошилась вокруг последних действий. Парни приготовили хронокапсулу, подключили последние провода, подкрутили там-сям… щелкали рубильники и кнопочки, мигали всякие лампочки… Его пристегнули к креслу, Лео уложили в «ванну», обитую резинопоролоном, тоже пристегнули, но при желании лев мог легко высвободиться. На дисплее прямо перед глазами замерцали зеленые циферки — время, дата и точка перемещения. И самое главное, место-время назначения. Эти мысли заставили Тераи проснуться окончательно, он с усилием разлепил слипающиеся глаза и потряс головой, прогоняя оцепенение. Хронокапсулы очень редко использовали, на его памяти всего два раза, и первым был подопытный пёс, который, увы, ничего не мог рассказать. Второй была старая паральвица, которой рискнули пожертвовать, она благополучно вернулась из путешествия во времени, но рассказать тоже ничего не сумела, так как ничего не поняла, по её «словам», она просто куда-то съездила и всё… Так что они с Лео были третьей партией подопытных кроликов. С билетом в один конец, то есть без возврата.
Правая рука нащупала застежку на груди, непослушные пальцы с трудом отжали защелку. Двигаясь со скоростью амебы, Тераи выпутался из страховочных ремней, поднялся и, ухватившись за край люка, вытянул себя наружу. Съехав по борту, он кулем свалился на песок и в который уже раз потерял сознание. Последней его мыслью было — «да, паршивый из меня подопытный кролик…»
***
Земли не было. От слова «совсем».
Ник покрылся холодным потом. Он ничего не понимал. Где-то через час после того, как они покинули аэропорт, Дерек, сидевший в соседнем кресле, вдруг стал себя ощупывать — потрогал грудь, шею, почему-то озадаченно посмотрел на пилота… А сам Ник испытал странное чувство дежавю, как при раздвоении личности. И это при том, что он знал: при раздвоении человек не помнит свою вторую половину, а он, Ник, помнил обе реальности. И в одной из этих реальностей Дерек был мертв. Ник растерялся, память рвала его на две части, одна говорила за настоящее время и приборы перед ним убеждали его в том же — автопилот был настроен на Сан-Франциско. Вторая часть сознания убеждала его свернуть в открытый океан и лететь на восток, к Багамам. И лететь до последней капли горючего, пока жив Дерек. Что это? Откуда это в его памяти? И при чем тут Дерек? Он и так живой… Нет, упрямо повторила память, в будущем Дерек мертв. Взорвался вместе со своим Домом.