Страница 8 из 10
— Сколько раз я повторял тебе, выродок паршивый, чтобы ты не приближался к ней! — сказал он и швырнул его так, что он потерял равновесие и упал. Но этого старосте показалось мало, и он снова шагнул к нему.
— Отец, не надо! — закричала Алекса и кинулась к нему. Тот приподнял парнишку с земли и уже занёс огромный кулак для удара в лицо. Тот даже не подумал что-то говорить в свою защиту, всё равно он слушать не станет. И тут девушка повисла у него на руке, чтобы он не смог этого сделать.
— Отец, умоляю, не надо! Я люблю его! — кричала она, заливаясь слезами.
Мужчина медленно повернулся к девушке, и от его грозного вида она попятилась прочь.
— Ты любишь это отребье? Без роду и племени! Да у него за душой ни гроша. Как родился нищим, так и сдохнет в ближайшей канаве. Я не позволю, слышишь, не позволю, чтобы ты сгубила свою жизнь, связавшись с ним, — сказал он, бросив Кловиса и схватив Алексу за руку, потащил её прочь. Она словно в последний раз взглянула на него, вытирая слёзы.
Вернувшись домой, он застал бабушку за приготовлением пищи. Он повесил лук и колчан на гвоздь на стене и молча сел за обеденный стол. Произошедшее в лесу всё не выходило у него из головы. Эти новые ощущения. Её тепло, объятья, нежные влажные губы. Он не мог отогнать от себя мысли обо всём, что случилось, как ни старался, и её слова бередили душу: «Я люблю его!» Сколько безысходности было в её голосе. Кловис начал вспоминать своё детство. Как она ходила за ним по пятам, и часто можно было от неё слышать с укоризной: «Не подходи к реке, ты плавать не умеешь», «Дальше опушки в лес не заходи, а то заблудишься», «К собаке не лезь, а то укусит». И всё в этом роде, затем брала за руку и уводила от казавшегося ей опасным места. Он всегда думал, что она считала его мелким несмышлёнышем.
«И это любовь?» — подумал Кловис. Как-то ему всегда казалось, что это несколько иное, иногда наблюдая, как деревенские парочки милуются на завалинках(1) и опушках леса, берегу реки. Она никогда до этого не обнимала его так, как там, на лесной поляне. Парнишка вспомнил жар её дыхания на своей шее. Он ощущал отчаянный стук её сердца и нежность её тела, которое уже приобретало женственные черты, даже через одежду. И лицо вспыхнуло румянцем. Он не заметил, как бабушка поставила перед ним тарелку с едой.
— Чего призадумался? — спросила она.
— Да так, — отмахнулся Кловис.
И что теперь со всем этим делать? Голова просто шла кругом. Что она говорила тогда? Что её могут отдать другому, и что она никого другого не хочет. А кого хочет? И какая его роль во всем этом? Он опустил голову на ладони. Как будто это могло остановить круговорот мыслей. Сердобольные соседки уже давно галдят, что Алексу скоро выдадут замуж, особенно так, чтобы он об этом слышал, видимо, чтоб задеть его, но Кловис считал это сугубо её личным делом. Да и что он мог, если староста ни за что не позволит им быть даже друзьями, уж не говоря уже о большем. А теперь вот как всё обернулось. Но почему? Он никогда не давал повода, даже никогда не говорил, что она ему нравится, хотя Алекса слыла первой красавицей на деревне и поклонников у неё всегда было хоть отбавляй. Ненависть её отца и злые языки давно убедили его в том, что они с ней не пара, и со временем он решил, что так и есть. Но теперь новый слух пошёл по деревне о причине того, что староста противится тому, чтобы Алекса и Кловис были вместе. Слух о том, что к рождению Кловиса приложил руку не варвар или солдат, а сам староста, и тот не хочет кровосмешения. Это пробудило в мужчине ещё большую ненависть к подростку, ибо иногда это было причиной его ссор с женой.
Он посмотрел на стену, где висел его лук. Он представлял своё будущее, бегая в красно-коричневой одежде и гоняя гоблинов по лесам Нореанбурга под предводительством сэра Ренарда, как стоит в зелёных одеждах в арьергарде(2) армии сэра Эдвина и выпускает тучу стрел, сражаясь с демонами и полчищами нежити, как бесшумно, скрывая лицо под маской, резал глотки тёмным эльфам, беспрепятственно проникая в тыл врага. И в этом будущем он не видел себя в деревне главой большого семейства и не видел в нём Алексу. До состязания лучников оставалась всего неделя.
— Я собираюсь участвовать в состязании лучников и в этом году, — твёрдо произнёс он, водя деревянной ложкой по тарелке.
— Я запрещаю! Хочешь, чтобы тебя убили? Себя не жалеешь, так меня пожалей, — сказала Ганна.
— Ничего со мною не случится, — произнёс Кловис неуверенным голосом.
— Случится, не случится, а не велю! Ты один у меня. Будешь упрямиться — в подполе(3) запру, — Ганна была непреклонна.
Рано утром, как и грозилась, Ганна заперла Кловиса в подполе, закрыв его на вертушку, и ушла кормить кур. Кловис заблаговременно прихватил с собой нож, зная, как она поступит. После того как шаги бабушки стихли и он понял, что она ушла на улицу, поддел ножом деревяшку и открыл крышку, тихо выбрался наружу, закрыл подпол как было и, прихватив с собой колчан и лук со стрелами, котомку с едой, вылез через дальнее окно, выходящее на улицу. Затем, не оглядываясь, перебежал через дорогу и ушёл полем, чтобы никто из деревенских, занятых своими хозяйствами, его не увидел. Затем вышел на широкую дорогу и там через некоторое время его подобрал торговый обоз.
Алекса только после полудня смогла отпроситься у матери немного погулять, пока отца не было дома. Тот уехал на ярмарку в честь состязания лучников. Она знала, что Ганна наотрез отказалась отпускать туда Кловиса. И хотела проведать его после обеда и как могла утешить его.
— Кловис дома? — спросила она робко, отворив калитку.
— Дома, куда же ему деться. Вот дура старая, покормить-то я его забыла. Поди, проголодался уже, — ответила Ганна и поспешила в дом.
— Кловис, вылезай, пострел. Уже обедать пора, а ты не завтракал, — сказала Ганна, открыв крышку подпола, но ей ответила лишь тишина.
— Ты посмотри, какие мы обидчивые, — возмутилась женщина упрямством внука.
Алекса вошла в дом и огляделась. Чего-то не хватало. Сердечко беспокойно трепыхнулось, предчувствуя неладное.
— Посмотри, лук и колчан пропали, — догадалась она, взглянув на стену. Женщина заглянула в подпол, и там никого не было, всплеснула руками.
— Вот паршивец! Что же ты наделал?! Убьют ведь его там. Как есть убьют, — запричитала Ганна, тяжело опустившись на лавку.
Сердце Алексы пропустило удар. Девушка похолодела от ужаса, как только вспомнила, как нашла его в том переулке избитого, в синяках и ссадинах, еле живого.
«О Всеотец(4), сбереги его», — взмолилась она.
Тем временем Кловис был уже в городе и спешил на стрельбище. Но, к его удивлению, очереди на запись для участия в состязании не было. Он подошёл к тому стрелку, который сидел за широким столом.
— Опоздал ты, парень. Запись уже закончилась, — сказал он. Кловис, тяжело вздохнув, побрёл прочь. Стрелок некоторое время смотрел ему вслед.
— Постой! Я ещё не оглашал полного числа участников. Сделаю для тебя исключение, только не оплошай в этот раз. Имя, возраст, — произнес парень.
— Кловис, четырнадцать лет, — улыбаясь произнес мальчик.
— Удачи, Кловис, — произнёс стрелок и проводил его взглядом. Только так можно было выследить тех, кто в прошлом году напал на него. Он очень надеялся, что они попытаются и в этот раз навредить ему. Но теперь им удастся их поймать, и городская стража будет бдительна.
Удивлённый ропот прошёлся по толпе зрителей, когда Кловис встал напротив своей мишени. Никто не ожидал увидеть его и в этом году. Он выпрямился, расправил плечи, медленно натянул тетиву, заводя её за ухо, придерживая оперенье стрелы. Краги надёжно защищали кисть удерживающей древко лука руки. Его внимание поглотил чёрный круг на мишени. Он был похож на хищника, выслеживающего свою добычу. На этот раз лук был грозным оружием, а стрелы — сверкающими снарядами, готовыми к полёту. Ветер тихо шептал, подстёгивая волнение, и Кловис глубоко вздохнул, успокаивая расшалившееся сердцебиение. Он взглянул на мишень, её чёткие контуры становились всё яснее в его напряжённом взгляде.