Ножны для ядовитого клинка

Хочу стать ассасином

Они возвращались ровным строем, следуя через неприметную деревеньку, будто сама земля трепетала под их тяжелой поступью. Сэр Эдвин, величественный в своих истерзанных доспехах, с гордо поднятой головой восседал на своем пегасе, несмотря на кровь, запекшуюся в бороздах на его латах. За ним следовали его рыцари и маги. Всадники в тяжелых доспехах держали голову высоко, невзирая на утрату своих братьев по оружию. Их лица, испачканные кровью, то ли своей, то ли чужой, отражали стойкость и мужество, присущие людям, вступившим на путь меча. Битва с легионами демонов была выиграна дорогой ценой. Выиграна на этот раз. Но кто ещё ступит на земли Нореанбурга, чтобы придать все огню и убить всех? Орды нежити, орки, темные эльфы.

Сельчане выстроились вдоль дороги. Их глаза полны слёз, но в то же время и гордости за защитников своего края, благодаря которым все они живы. Ветер уже нашёптывал истории, которые будут слагаться об этой битве: о храбрых поступках и жестоких схватках, которые долго будут храниться в летописях и памяти людей.

В конце процессии шёл сэр Ренард со своей ватагой стрелков. Среди них выделялись беловолосые войны в фиолетовых одеждах, черных плащах со скрытыми под масками лицами. Они двигались с бесшумной поступью. Имперские ассасины, таинственные и молчаливые, словно тень самой смерти. Их присутствие вызывало беспокойство, но в то же время чувство защищенности. Ведь иногда для того, чтобы защитить свет, нужно окунуться во тьму.

— Бабушка, а почему у них волосы белые? — спросил крестьянский рыжеволосый мальчик лет шести, стоя на обочине и держа за руку пожилую женщину.

— Слишком много крови на их руках. От этого и душа их страдает. Они молоды, но седые, словно старцы, — ответила та.

— А я смогу стать таким как они? — снова спросил он, провожая их восхищенным взглядом.

— И думать забудь, Кловис! Прокляты они. Без души. У них даже имён нет. И маски они никогда не снимают. Тот, кто уходит в Имперскую гильдию, больше никогда не возвращается. Так что ни говорить, ни думать об этом не смей, — строго одернула его женщина.

Но Кловис с немым обожанием смотрел на них. На их скользящую, словно в танце, походку, выдающую первоклассных бойцов. Их невозмутимые лица были скрыты иногда под зловещими масками. Но в его глазах они были не просто мастерами своего дела, а истинными героями, олицетворением силы и ловкости, которых ему так не хватало. Каждый их шаг, словно магия, беззвучно рассекал пространство, вызывал у Кловиса трепетный восторг.

Он мечтал стать одним из них, раствориться в мире, где правили тень и ночь, и жадно впитывал рассказы об этих таинственных воинах, словно губка. И теперь мальчик видел их так близко, что протяни руку и коснешься. Он хотел чувствовать ту же уверенность, окунуться в шлейф тайны, что с каждым движением они оставляли за собой. Каждый их, казалось, незначительный жест открывал перед ним дверь в неизведанное, маня к приключениям, к которым он так стремился.

В его живом детском воображении они становились неразрывно связаны с самыми прекрасными сказками о героизме и отваге. Кловис представлял, как его собственная жизнь среди них наполняется эпическими схватками, опасными испытаниями и безбрежным уважением тех, кто его окружает. Ведь он станет безусловно лучшим из них. Имперские ассасины были для него тем волшебством, способным изменить его жизнь. Жизнь деревенского сироты, полную однообразной сельской рутины, навсегда.

Один из ассасинов, проходя мимо, взглянул на него. Этот безжизненный взгляд словно стеклянных серо-голубых глаз заставил невольно вздрогнуть. Но Кловис стойко выдержал это испытание, не показав вида, что испугался. И это он считал первым шагом к заветной цели, которую уже для себя избрал.

С тех пор всё своё свободное время он посвящал стрельбе из лука, рассудив, что если станет охотником, то это поможет и ему, и его бабушке, сделает его жизнь сытнее. К тому же это кратчайший путь к башне имперской гильдии незримых. Из лучников в стрелки, из стрелков в ассасины.

Лук ему смастерил деревенский плотник, взяв с него обещание, что первая его добыча на охоте будет принадлежать ему, хотя не особо веря, что из детского лука можно будет кого-то подстрелить.

Дочка деревенского старосты, кареглазая девчушка со светлыми косичками, была не в восторге от его затеи стать лучником. Она всегда по-особенному относилась к рыжеволосому сироте. Ругала его за проказы и неосторожность, проявляя заботу. Но Кловис считал, что она просто к нему придирается.

— Она всего-то на два года старше, а уже командует, — ворчал он.

Деревенские в шутку называли их жених и невеста, когда видели вместе. Но староста считал, что сирота без отца и матери не пара для его дочери.

— Неизвестно, от кого Ютта его нагуляла. Может, от варвара или разбойника, — недовольно ворчал он. Об этом никто уже не узнает, ведь мать Кловиса умерла при родах.

Алекса сидела на пеньке и задумчиво смотрела в сторону, где Кловис упражнялся в стрельбе из лука. Солнце мягко освещало его загорелую кожу, а ветер играл с его рыжими волосами, создавая ощущение легкой бесшабашности. Каждый раз, когда стрела улетала в сторону от мишени, девочка могла слышать его недовольные возгласы.

— Ты бы был повнимательнее, Кловис! — нагнетала она обстановку, но внутри неё затаилось иное. Она понимала, что заботится о нём больше, чем могла бы признать, и что боится, что он когда-нибудь покинет деревню навсегда. Кловис после очередного промаха разочарованно вздохнул и, покраснев от стыда, что его неудача была при свидетелях, пошел собирать стрелы.

Алекса не в силах была сдержать улыбку, подошла ближе.

— Вот видишь, ничего не выходит. Я же говорила, что это не для тебя. Занялся бы более полезным делом. Например, резьбой по дереву. Делал бы красивые вещи. Стал бы жить в красивом доме, а не в своей лачуге, — говорила она, помогая находить стрелы в траве.

Кловис лишь фыркнул в ответ, расправив плечи. Детское упрямство не позволяло свернуть с выбранного пути, и огоньки уверенности в серых глазах лишь подтверждали, что у него обязательно всё получится. Их перепалки на эту тему стали для обоих привычным ритуалом, незаметно укрепляя их связь.

С каждым днём Кловис становился всё более искусным стрелком. Он часами тренировался под палящим солнцем, стремясь превратить свой лук в продолжение себя. Мальчик проводил много времени в лесу среди деревьев, изучая повадки животных и каждый звук природы. Он уже представлял, как однажды сможет принести свою добычу бабушке, и они закатят целый пир в честь его успеха.

Так и случилось после четырех лет упорных тренировок, когда он сменил детский лук на взрослый. Однажды он переступил порог столярной мастерской, неся на плече шест, к которому была привязана куропатка, только что убитая им. Плотник уже и позабыл об их уговоре за давностью лет.

— Вот, как и обещал, — сказал Кловис, ложа на верстак свою добычу.

У ворот столярной мастерской его ждала Алекса, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Кловис, увидев её, тяжело вздохнул.

«Сейчас опять будет галдеть, что я занимаюсь не тем», — подумал мальчик, мысленно приготовившись к очередной порции моралей.

— У тебя получилось, да? — с нескрываемой печалью сказала она.

— Да, а что? Ты опять недовольна. Почему ты всегда меня за что-то ругаешь? За что так не любишь? — накинулся он на неё с обвинениями и, не дождавшись ответа, направился прочь. Алекса посмотрела ему вслед, утирая набежавшие на глаза слёзы.

«Теперь он уйдет. Обязательно уйдёт», — подумала девочка и с понурой головой направилась к своему дому.

Кое-кто уже посматривал в сторону темноглазой блондинки как на потенциальную невесту, но только не тот, на кого смотрела она. Ни для кого не было секретом, что через несколько лет девочка станет настоящей красавицей.