Страница 68 из 71
...Наконец, тоннель закончился и вслед за вороном Ганин влетел в длинный трапезный зал с огромным камином. Здесь его уже ждала Лилит вместе с Котом и Псом. Пес лежал у камина и на его мягкой шкуре уютно покоились красивые, словно выточенные искусным мастером по резьбе на слоновой кости, белоснежные обнаженные ноги Лилит, которые тот время от времени любовно лизал своим розовым мягким языком, как это любят делать, наверное, все собаки. Кот, уютно свернувшись калачиком, довольно мурлыкал у нее на коленях, подставляя свою пушистую шелковую спинку ласковым тонким ручкам золотоволосой красавицы.
Ганин приземлился прямо у ее ног.
– Я очень рада, что ты в добром здравии, возлюбленный Эш Шамаш, – сказала Лилит как ни в чем не бывало – спокойно, размеренно и по-королевски величественно. – Правда, ты потерял в размерах, но это поправимо… Ты уж извини, но пришлось тебе расстаться с телом – его восстановить уже было невозможно – еле двигающийся полутруп. Главное, душа уцелела – этого для нас достаточно! И, как я вижу, теперь вполне себе разумная… Ладно, лирику напотом! Вукху, элексир жизни господину! – и хлопнула в ладоши.
Ворон вспыхнул фиолетово-лиловыми искрами и в одно мгновение обратился в горбатого клювоносового карлика с черными маленькими глазками и тонкими по-птичьи ручками и ножками, с иссиня-черными жидкими волосиками хохолком. Он бросился к очагу и снял котел с крючка, весь наполненный кроваво-красной жидкостью с золотыми прожилками, и не без труда поставил его прямо на стол. Он хлопнул в ладоши, и в руках его оказалась длинная соломинка, из которых обычно пьют сок.
Ганина не нужно было просить дважды. Его уже тянули к странной жидкости неодолимые голод и жажда. Он чувствовал, что ему просто необходимо все это выпить, иначе он просто-напросто тут же умрет!
Он вспорхнул на стол и, жадно схватив соломинку, стал, швыркая и сопя, пить. Напиток напоминал чем-то глинтвейн, приторно-сладкий, обжигающе-горячий, но с привкусом крови. Уже первые глотки странной жидкости стали наполнять его неистовой жизненной силой. Он почувствовал, как начинает потихоньку расти и крепчать. Его тело раздувалось не только ввысь, но и вширь, сознание прояснялось, он становился все сильнее и сильнее. Вот уже он смог пересесть на стул, а потом и стоять на полу, вполне дотягиваясь до крышки стола. Вместо щупалец у него появились руки и ноги, череп оброс густой шелковистой шевелюрой. Лилит всякий раз удовлетворенно кивала, внимательно следя за изменениями во внешности Ганина.
Наконец, жидкость в котелке закончилась.
– Красавец, нечего сказать! Вукху, зеркало!
Клювоносый выхватил из кармашка своего бархатного костюма с длинными, как птичий хвост, фалдами, медное зеркало на длинной деревянной полированного дерева ручке и Ганин с нетерпением взглянул в него...
Вздох разочарования вырвался из его уст – там опять отразился проклятый аполлон, с идеальными пропорциями тела, с налитыми кровью губами, румяными щеками и золотистыми кудрями, а глаза источали такой яркий солнечный свет, что белков вообще не было видно!
– Хорош, не правда ли? Не зря я столько колдовала! Но не это главное. Жизненная сила к тебе вернулась с избытком, пора действовать – и как можно скорее! Отец уже рвет и мечет и рано или поздно обнаружит тебя. Ищейки Сета возьмут любой след и даже здесь, в моей цитадели, мы не в безопасности.
– И что же нам тогда делать?
– Единственный мир, где ты будешь от него в безопасности, как это ни парадоксально, – это твой собственный.
– Почему это?
– Не спрашивай, долго объяснять… – с досадой махнула рукой Лилит, вставая. – В общем, его очень хорошо охраняют, причем так, что даже мой папаша со всей своей шайкой туда не может проникнуть – именно поэтому ему и понадобилась эта затея с портретом. Но чтобы он и туда не проник – его портрет, который ты почти дорисовал, надо уничтожить! Тогда ты захлопнешь Врата Иштар окончательно и он тебя уже никогда не достанет, как и меня тоже, потому что я тоже останусь там, в твоем мире... Мне даже страшно подумать, что со мной сделает отец, если я попаду в его лапы! В гневе он беспощаден! – Лилит, явно волнуясь, принялась ходить туда-сюда как маятник.
– Но как же я его уничтожу? – недоуменно развел руками Ганин. – Да и как я его достану, если рисовал я его на небесах!?
– Не говори чепухи! – резко оборвала его Лилит. – Небеса – это иллюзия, недорисованный портрет по-прежнему стоит в Библиотеке. А уничтожить его можешь ты также легко, как обыкновенный – достаточно просто его поджечь. Но поджечь его должен именно ты, своею собственной рукой! Портрет – ТВОЙ, и только ТЫ можешь его уничтожить! Ни я, ни мои слуги, даже сам Сет, что может одним взглядом спалить весь ваш земной шар, не может его даже поцарапать! Ты ЭТО понимаешь?
– Понимаю… – прошептал Ганин. – А как же твой портрет?
– А-а-а-а, зришь в корень… – лукаво ухмыльнулась она, обнимая Ганина. – Его ты вынесешь из дома – боюсь, дом может взорваться ко всем чертям. Я по-прежнему буду жить в нем, в нарисованной тобой лужайке с замком, и буду приходить к тебе, как и прежде, как и ты – ко мне, и больше ничто и никогда нас уже не разлучит! И никто... – последние слова Лилит прошептала уже еле слышно, томно закрыв глаза и нежно прикасаясь своими теплыми и приторно-сладкими устами к его губам.
Ганин судорожно сглотнул слюну.
– Но я хочу жениться на Снежане, – тихо, но твердо сказал Ганин, легко отстраняя Лилит.
Но его слова прервал мелодичный, но металлически бездушный жестокий смех.
– Разве ты забыл, что Я тебе сказала? Теперь Я буду Снежаной, единственной отныне Снежаной! Если хочешь, Я буду даже носить такие же штанишки как она и ругаться матом! Буду как настоящая – мне это ничего не стоит! Впрочем, у тебя все равно нет выбора, – театрально пожала она своими изящными плечами, – твоя благоверная уже мертва – ты сам только что выпил всю ее кровь до капли! Правда, вкусная она была?! – и Лилит злорадно рассмеялась.
Лицо Ганин позеленело и побелело одновременно, его всего затрясло от ужаса, гнева и боли…
Но сказать он ничего не успел, поскольку в этот момент раздался оглушительный удар грома, от которого заложило уши, и все здание заходило ходуном, сверху посыпалась штукатурка.
– Проклятье, Эш Шамаш! – лицо Лилит исказила гримаса страха, оно побелело как полотно. – Отец уже здесь! Бежим!
Тут удары стали раздаваться все сильнее и сильнее, все ближе и ближе, земля уходила у них из-под ног, как при сильном землетрясении.
Лилит мгновенно схватила Ганина за руку и бросилась бежать, за ними побежали и ее слуги. Не останавливаясь ни на секунду, она с пронзительным шипящим криком метнула что-то в стену, и в ней образовался темный проход, в который все они и юркнули. Оглянувшись назад, Ганин успел заметить, как в разваливающийся от чудовищных ударов зал ворвались два гигантских льва – самец и самка, запряженные в горящую ярким солнечным светом колесницу, величиной в три человеческих роста, на которой стоял солнцеокий великан на этот раз в образе египетского бога – фараона Ра – в высоком головном уборе, с золотым обручем вокруг черепа с украшением в виде кобры, хищно щерившей свои ядовитые зубы, с могучим загорелым обнаженным торсом, а рядом с ними бежали сотни огнедышащих шакалов, ядовитых скорпионов величиной с лошадь и Бог знает еще каких тварей, которых Ганин рассмотреть не успел.
– Лили-и-и-и-и-ит! Изменница!!!!!!!!! Шкуру спущу-ю-ю-ю-ю-ю-ю-ю! – раздался громоподобный вой, от которого падали куски перекрытий и переворачивались столы и стулья, закладывало уши.