Страница 69 из 71
Но портал уже закрылся и они бежали вперед в кромешной тьме…
Сколько времени длилась эта сумасшедшая погоня, Ганин не знал. Лилит то и дело производила какие-то манипуляции с пространствами, совершая колдовские пассы левой, свободной рукой, шепча какие-то заклинания на своем шипящем языке. То они стремительно неслись по темному тоннелю, то по жарким пескам какой-то пустыни, усыпанной почему-то розовым песком, то по узкой тропе над отвесным ущельем в хрустальных горах, то в густых, почему-то ярко-оранжевых, джунглях, то вообще летели над бескрайним океаном, по которому плавали причудливые существа – обнаженные девы с рыбьми хвостами… Пейзажи менялись также стремительно, как картинки в калейдоскопе, но неизменным было одно – за ними по пятам летела чудовищная, запряженная громоподобно рыкающими львами, колесница с солнцеоким всадником в образе фараона, а рядом с ним – полчища монстров, как свора чудовищных гончих, преследующих словно на охоте, своих жертв. Фараон время от времени метал солнечные диски, светящиеся дротики, напоминавшие солнечные лучи, которые взрывались у беглецов то над головой, то сзади, то по бокам, не слабее артиллерийских снарядов, но Лилит всякий раз удавалось ловко увернуться, так что попасть в цель они никак не могли.
Ганин испытывал то же ощущение, что и раньше – с Тимофеем и с Сетом. Он держался за руку Лилит, но ног под собой не ощущал. Они у него даже и не касались земли. Однако хотя пейзажи стремительно сменяли друг друга, но оторваться от погони беглецы никак не могли.
– Проклятье! Прислуга! Нам не оторваться от них – задержите! – голос Лилит с трудом доносился до ушей сквозь гром взрывов, дикий оглушающий рык львов и топот бесчисленных чудовищных гончих.
В этот же миг собакоголовый Нахаш обратился в гигантского пса с красными, налитыми кровью глазами, ростом с порядочного слона, кот Ашмедай – в такого же роста пантеру, а Вукху – в черного гигантского орла величиной с грозовую тучу – и все трое немедленно отчаянно атаковали наступающих.
Ганин, оглянувшись, успел заметить, как чудовищный пес одной лапой перевернул колесницу, но солнцеокий, быстро соскочив с нее, уже выхватил свой раскаленный докрасна золотой посох с головой кобры наверху. Правда, пантера тут же бросилась ему на грудь и ударом мощной лапы свалила его с ног и между ними прямо на земле завязалась схватка, а в это время орел клювом, лапами и ударами массивных крыльев не давал встать Сету и Сехмет, погребенных под обломками огромной золотой колесницы. А пес уже принял на себя удар полчищ шакалов, скорпионов, гарпий и крылатых зверозубых ящеров, которых отбрасывал от себя как разгневанный ребенок – игрушки – солдатики – ударами своих гигантских лап…
Но досмотреть до конца захватывающую картину отчаянного боя Ганину не удалось – Лилит в очередной раз прямо на бегу поменяла рукой ландшафт – и теперь уже они бежали по обыкновенной зеленой траве посреди березового леса.
– Они… же... погибнут… – прохрипел он, задыхаясь от бега.
– Наверное… Не все ли равно? – безразлично пожала плечами Лилит. – Главное, мы спаслись, а остальное – не важно.
– Ты – злая и жестокая ведьма, тебе не жаль даже собственных слуг, не то, что мою Снежану! – выдохнул кое-как Ганин, останавливаясь и сжимая в ярости кулаки.
– Но это «злая и жестокая ведьма» спасает сейчас твою шкуру, а заодно и весь твой маленький мирок, а потому она советует тебе не злоупотреблять ее терпением, – прошипела она и, вновь схватив Ганина за руку, с невероятной силой потянула за собой, заставив бежать дальше, а потом, в очередной раз проведя по воздуху левой рукой, что-то прошипев, как змея, на своем колдовском языке, открыла очередную «дверь» в пространстве, в которую, нырнув, они оказались… На той самой лужайке с беседкой и утиным прудом возле розового замка!
– Ну, все, Эш Шамаш, любимый мой, тебе пора – как только ты перешагнешь через этот камень – ты окажешься в своем мире. Мне пока к тебе нельзя – я сомневаюсь, что моя прислуга отвлечет моего отца надолго. Я поведу его ложным следом куда-нибудь подальше от тебя – я знаю как. А ты пока немедленно уничтожь его портрет, понял? Мы встретимся… скоро… я… обещаю… – уже с томным придыханием прошептала Лилит и прикоснулась своими огненными, чувственными устами к губам Ганина.
«Проклятье! Она слишком хороша, чтобы умереть! – мелькнула в его уже отравленном наслаждением мозгу мысль. – Но по своей злобе и коварству своего черного сердца она достойна тысячи смертей!» – тут же пришла в голову другая мысль – и в груди Ганина укрепилась решимость…
– Все, уходи, слышишь, как трясется земля!? Огненная Колесница уже рядом! Уходи! – Лилит через силу оттолкнула Ганина от своей груди и зарыдала.
А Ганин побежал к указанному Лилит камню на лужайке и, уже перепрыгивая через него, услышал где-то на периферии своего сознания то ли стон, то ли крик:
– Я буду ждать тебя здесь, внутри Портрета, любимый! Я буду ждать тебя-я-я!!!!!!!
А в следующий момент он приземлился на полу в спальне Никитского…
...Дождь уже утих, наводнение спало, в просветах между темными и грузными, как машины – водовозы, грозовыми тучами появилось предзакатное, умирающее, кроваво-красное солнце. Все окрестности поместья были полностью затоплены и превратились в одно сплошное озеро, наполненное грязно-мутной водой, по которой плавали обломки ветвей деревьев, досок от заборов и просто разного рода мусора. От былого великолепия не осталось и следа.
«Хорошо еще, что вода не успела добраться до внутренностей дома, – подумал Ганин, окидывая беглым взглядом то, что творилось снаружи. – Гореть хорошо будет!»
Он уже успел сбегать в полузатопленный гараж и принести пять тяжеленных канистр с бензином, а потом облить Библиотеку с недописанным проклятым портретом солнцеокого, но ему этого показалось мало – и он щедро полил бензином весь дом, за исключением, пожалуй, комнаты с портретом Лилит – к ней даже подойти, памятуя прошлое, он не решался. Впрочем, его это ничуть не беспокоило. Он знал, что пламя рано или поздно само доберется и до ее Портрета.
«Пусть все горит синим пламенем! – в безумном возбуждении подумал он. – Снежана будет отомщена!»
Наконец, когда пятая канистра опустела, Ганин быстро отправился в Библиотеку – начинать нужно было оттуда. Портрет солнцеокого был нарисован почти на две трети – не доставало только фигуры Распятого у его ног…
– Этого ты от меня не дождешься, лживая сволочь! – прошипел Ганин и плеснул остатками бензина прямо в светящееся поистине демоническим самодовольством лицо Люцифера. Глаза солнцеокого вспыхнули гневом, но Ганин не испугался – он знал, что покуда портрет не закончен, он не имеет над ним власти, в отличие от портрета Лилит.
Ганин чиркнул спичкой, приятно и терпко запахло серой, и вот уже маленькая деревянная палочка, объятая пламенем, упала на драгоценный персидский ковер, покрывавший пол Библиотеки. Языки оранжево-желто-голубого пламени тут же взметнулись вверх, и пламя побежало вперед, к портрету солнцеокого, как бегун по спортивной дорожке к финишу. Портрет сразу же вспыхнул словно стог сена, но насладиться зрелищем сгорающего солнцеокого Ганин не успел – вдруг справа от него раздался какой-то смутно знакомый голос – «Беги!»
И Ганин побежал! Только он выскочил из Библиотеки и захлопнул за собой дверь, как за его спиной раздался оглушительный взрыв, словно взорвался целый газовый баллон! Закрытые двери буквально вынесло взрывной волной, которая сбила с ног и Ганина. Несколько щепок больно поранили спину и плечи, кровь испачкала рубашку. Но его уже подняла с полу какая-то невидимая сила и подтолкнула прямо по направлению к входной двери, а пламя между тем уже поднималось по бензиновой дорожке вверх, по лестнице, чтобы охватить второй и третий этажи. Удушливый дым резал глаза, жар был такой, что Ганин на бегу скинул с себя рубашку. Он едва успел добраться до входной двери, как пламя уже охватило весь первый этаж.