Земля заката

Где-то играла музыка. Рэп или рэйв. Она казалась ритмичным саунд-треком ко всему происходящему.

В комнатушке из стены торчал водопроводный кран без раковины. Под ним стояло грязное пластиковое ведро. Рядом подобие ширмы отгораживало унитаз. Вот и все удобства, но это лучше, чем туалет в конце коридора. В такой клоаке идти туда ночью просто страшно. Хотя и отхожее место в номере было то ещё: по сравнению с ним корабельный гальюн был ванной комнатой из отеля «Хилтон». Точно, загнивающие.

В Питере такие грязные притоны тоже имелись, он старался их избегать, хотя несколько раз пришлось побывать там по делам. Александр давно понял, насколько ему неприятно всё, что связано с микробами и физиологией. Во время вынужденного визита в подобные заведения хотелось надеть перчатки и по возможности не хвататься за дверные ручки и вообще за любые предметы. В сравнении с такими местами пустоши казались чистыми и неиспорченными.

Кроме клопов в хостеле жили тараканы. Ничего, он слышал, что тараканы не водятся там, где плохо с экологией. Хуже с «тараканами» внутри. Их тапком не прихлопнешь.

А всё-таки в комнатушке зверски холодно. Тянуло от внешней стены и от вентиляционного отверстия, которое при этом никак не помогало против духоты и неприятного запаха.

Впрочем, видели глазки, что выбирали. Нашёл самое дешманское (как говаривал Вася) пристанище, и ещё недоволен. Тут тебе не пустошь. Тут цивилизация. За комфорт и приватность платить надо. На Васильевском Острове было полно гадюшников для обитателей дна России, где в квартирах, рассчитанных на одну семью, жили двадцать человек. Иногда всю жизнь. Так дешевле уголь и дрова выходят. На Острове он ещё сравнительно обеспеченным был.

Питер вспоминал без ностальгии, но неуютно стало от мысли, что мосты всегда сгорали за спиной, оставляя только одну дорогу. И никто ни разу не спросил, надо ли ему это. Дотерпеть до утра и прочь из этого гнезда порока. Конечно, в более дорогих местах порядка больше, лучше вентиляция, наверняка есть хорошее отопление, нет насекомых. Надо заработать на более пристойное заведение.

Решив немного пройтись вокруг этого клоповника, Саша надел куртку и шапку, обулся. Может, тогда пройдет эта экзистенциальная тошнота и получится заснуть.

Хозяин (или портье) неправильно понял причину его желания выйти.

– Ты здесь первой? – заговорил он по-русски с акцентом. Похоже, славянин, то ли южный, то ли западный, – Дурь не нужен? Можно пыхнуть, можно кольнуть. Первый раз – полцены.

– Нет, спасибо. Я просто прогуляться.

– Ключ сдай. С клЮчом нельзя.

Пожав плечами, Младший положил на стойку ключ, расписался, не глядя, в подсунутой бумаге и решительно направился к выходу.

– Эй, рус. В заброшках дешевле, – бросил ему портье вслед. – Но от той дряни ты отъедешь. Не ходи в Руины. Тебя там привалит. Или завалят.

После душной ночлежки выйти на свежий воздух было блаженством.

Светили звезды. Созвездия знакомые, такие же, как дома. Младший стоял под навесом и смотрел на пустую улицу. Никого… Но разве это плохо?

Через полчаса, вдоволь надышавшись и продрогнув, Младший толкнул входную дверь.

Бар был пуст, только телевизор, который забыли выключить, показывал рябь.

Он собирался получить обратно свой ключ и подняться в номер, но портье внезапно сделал запрещающий жест. Младший сначала не понял фразы, брошенной скороговоркой через губу.

Потом разобрал: “You have already checked out”. И его пронзила смесь злости и досады от понимания. «Вы уже выписались. Платите за новый день».

Ещё не веря, что такое возможно, он попытался объясниться – мол, выходил только воздухом подышать, ненадолго. Но портье, резко позабыв все русские слова и растеряв свою любезность, сунул Саше под нос заполненный бланк с его, Сашиной подписью. Взгляд выхватил несколько знакомых немецких слов – «отель, заезд, комната, расчёт, выезд, претензий не имею…»

Да уж. Сам виноват, конечно. Читать надо, что подписываешь. Но портье – вот ведь жучара какой оказался! Сжав кулаки, Саша недобро глянул на него, словно прикидывая, куда врезать – в нос или по зубам. Хотя не факт, что решился бы. Но портье моментально считал его намерения и громко крикнул:

– Отто!

Отворилась дверь за стойкой и появился тот самый гориллоподобный детина в комбинезоне, которого Саша видел при заселении. В руке грузчик-дворник-охранник держал дубинку.

– Erklär, Otto!

– Да понял я всё, – буркнул Саша. – Вещи дайте забрать.

– Ждать там, – кивнул портье в сторону выхода.

Саша вышел на улицу, удержавшись от того, чтобы не хлобыстнуть со всей силы дверью. А смысл? Что-то он этим докажет?

Сказать, что он расстроился – это ничего не сказать.

Да что же ему не везёт так сегодня?!

«Это потому, что я выгляжу как простак? Или неправильной национальности? Потому что я русский?!».

И то, и другое было обидно, но первое – ранило больнее. На чужбине у оскорблений особенный привкус. Спасало то, что с детства Александр никогда не внушал себе, что в далёких краях может быть лучше, чем в его родной деревне, в его Прокопе. Поэтому и разочаровываться не приходилось. Даже пронеслась мыслишка, что вот был бы здесь кто-то могучий и наш, он смог бы поставить на место этого гадёныша, который русских людей ни за что ни про что обижает.

Но Младший её прихлопнул, как постельного клопа. Кто защитит? Уполномоченный Виктор Иванов? Или бригадир Кирпич? То-то и оно.

Минут через десять дверь приоткрылась, на крыльцо вылетел Сашин рюкзак.

Чужак в чужой стране. Замёрзший, уставший. В кармане дырка – в прямом смысле. Желудок опять пустой, ноги гудят. Денег нет. Есть три единицы антиквариата. Не золото, конечно, а редкие книги, такие, что не каждый возьмёт. Нужно перекантоваться где-то до утра, а потом пытаться сбыть их. И попробовать продать что-то из вещичек. И табак. Хотя пистолет, ружьё и нож, а также инструменты он точно не станет продавать. Так же как свитеры и чай.

И в эту дыру – больше ни ногой, даже когда разживётся лавэ, как некоторые на далёкой родине называли деньги.

Что ж, опять бомжевать. А в ордынской тюрьме сейчас тюрю дают. А на ярмарках – даже блинами кормят. И репой сладкой, печёной. Эх.

Сначала Данилов сунулся в метро, но там обитали оборванные и немытые то ли хиппи, то ли яппи, которые выглядели дико даже на фоне жителей бедных кварталов и которых считали странными, потому что они против войны и за мир во всём мире. Несмотря на эту «безобидность», спать среди них не хотелось, кто их знает, вдруг зарежут спросонья за то, что он с ружьём.

Из-под чугунного люка в асфальте выбивались струйки пара. Вряд ли это канализация так парит. Видимо, там проложены трубы отопления.

На люке лежали несколько котов, сытых, но неопрятных. Им жилось тут неплохо: бродячих собак на улицах не наблюдалось. Лишь бы китайцы и швейцарцы не добрались.

И в этот момент коты бросились врассыпную. Медленно приподнялся тяжёлый люк, из колодца высунулся тощий субъект в красной вязаной шапке и замусоленной куртке неопределённого цвета, на которой ещё можно было прочитать «…Cola». В руке в перчатке с отодранными «пальцами» зажата острая спица, на которую нанизана связка крыс. Один грызун ещё слабо дергался.

– Hallo! Willst Du eine Ratte, Herr? – произнёс с диковинным шепелявым выговором человек, сам похожий на грызуна из-за выступающих передних зубов, и расхохотался. Должно быть, ему тоже не спалось. А может, он работал дератизатором. Но говорил человек тоном дворецкого, предлагающего лорду тарелку овсянки.