Земля заката

Нет, не порнуха, что-то помягче, про отношения, комедия, но тоже достаточно фривольная.

Почему-то захотелось уйти. Младший давно замечал за собой всё большую брезгливость к физическим контактам. Её не было, когда он жил вдали от людей. Но среди них – в казарме, на корабле – появлялась.

Ладно, пусть с кем угодно целуются, лишь бы к нему не лезли.

Какая же падла утащила кошелёк? И теперь он один в огромном чужом городе, где никого не знает. Без денег. Без крыши над головой. Без «крыши». И не факт, что его возьмут на нормальную работу. Вон сколько бездельников слоняется. Вернуться на корабль? Ну, нет.

Что-то подсказало ему, что выживать тут чужаку, может, и полегче, чем в ледяной пустыне, но специфические сложности могут сильно осложнить жизнь или даже погубить незнающего. А ведь ему надо ещё накопить на дорогу и снаряжение.

Но он должен справиться.

Александр буквально заставил себя пересечь зал, на него неприкрыто таращились, хотя разговоры не прекращались, и никто к нему не лез.

Подошёл к человеку за стойкой. Узнал цену. Расплатился. Получил ключ. Уложился в две минуты. Шестой этаж. Там дешевле.

Ночлежка напомнила социальное дно викторианского Лондона из книг Диккенса.

По лестнице, слабо освещённой несколькими тусклыми лампочками, он начал подниматься, перешагивая через мусор и лужицы воды. Стены были разрисованы похабными картинками. Да, тут грязнее, чем в караван-сарае при чайхане Рината.

Между вторым и третьим на площадке сидел парень. На его подбородке висела нитка слюны. Глаза были стеклянные. Он чуть покачивался, примерно как уральский убыр. Младший не удивился бы, увидев на полу несколько шприцев. Но шприцев не было, зато валялся полупустой пакетик с какой-то дрянью, Наверное, её не колют, а по-другому принимают. Человеку явно было нехорошо, но Младший не знал, чем ему помочь. Тот был в своем мире, и вряд ли до него можно сейчас докричаться. По опыту Питера он знал, что тревожить таких не стоит.

- Viel Gluck... – пробормотал немец.

«Вот уж точно, – подумал Младший. – Много глюков».

Только бы в пролёт не прыгнул. Он же ничего перед собой не видит.

Александр знал, что по-немецки это слово означает «счастье», и к галлюцинациям отношения не имеет. Но человек явно ловил виртуальных покемонов в своей собственной дополненной реальности. Младший читал про подобные миры и терпеть не мог тех, кто отравляет свой мозг.

Поднимаемся выше.

Выбирая, куда поставить ногу, потому что на ступеньках что только ни валялось, он вспомнил про древнеримские «небоскребы» – инсулы, где не было канализации и содержимое ночных горшков выливали из окон.

Здесь тоже с каждым этажом становилось темнее и грязнее.

На следующей площадке тёмные фигуры в капюшонах что-то разогревали прямо на подоконнике, едкий запах дыма не давал определить, еда это или что-то иное.

Лестница казалась бесконечной. Он был рад, что больше никого не встретил. Не хотелось ему на захламленной лестнице столкнуться с кем-то нос к носу. Не из страха, но из-за какого-то чувства отторжения.

Главное, чтобы в комнате было тепло. Коридоры со стенами, зашитыми разрисованным надписями пластиком, были холодными, гуляли сквозняки.

Наконец, Саша оказался перед дверью своего номера.

Войдя, огляделся и вздохнул. Хотя, чего он ожидал за такую цену? Комната скорее напоминала пенал. Очевидно, когда-то она была больше, но её разделили перегородками. Раскинув руки, парень легко мог коснуться одновременно левой, за которой было тихо, и правой, откуда доносился игривый шёпот.

Узкая девичья кровать с засаленным матрасом, постельного белья нет, одеяло похоже на тряпку (хорошо, что есть своё походное). От стандартного когда-то окна ему досталась половина. Надо же было так искусно поставить перегородку… За отопление в его номере отвечал огрызок радиатора, жалкие три секции, расположенные под его частью подоконника. Зато под потолком висел кондиционер, явно неработающий, с затянутой паутиной решёткой. Скорее всего, кому-то просто лень тратиться на демонтаж и вынос тяжёлого ящика.

От окна сильно тянуло холодом. С одной стороны удобно – можно не проветривать. С другой – он тут околеет за ночь. Младший свернул гостиничное псевдоодеяло в рулон и пристроил его на подоконник, закрыв самые большие щели. Потом натянул на себя второй свитер, улёгся, завернулся в серебристое армейское термоодеяло. Почему-то вспомнил сказку «Незнайка на Луне».

Несмотря на сквозняк, в номере стойко держался неприятный душок, но постепенно Саша принюхался и перестал его ощущать. Против воли начал прислушиваться к соседям.

За правой стенкой фривольный разговор закончился и сменился активными действиями.

Нет, вряд ли некий мужчина занят там с проституткой. Скорее, по любви. Но по любви, не освящённой семейными узами, иначе зачем было забираться в притон? А с проституткой так не стараются. Хотя леший его знает, Сашин опыт скуден, к сожалению (а может, к счастью).

Кусачие насекомые, вечные спутники любых бродяг – здесь тоже присутствовали. Судя по всему, это были клопы. Нужна была сила воли, чтобы не чесать укусы. Тогда зуд скорее пройдет. Хорошо, что он полностью одет, открытых участков тела немного – лицо, кисти рук.

Во времена своей бродячей жизни он не раз сталкивался с кровососущими паразитами. Были они и на корабле, и в казарме в Питере. Но там их морили время от времени.

Вши и блохи хуже. Клопов хотя бы легче находить и давить. Да и, похоже, Саша не по вкусу им пришёлся. Видимо, кровососы сочли его жёстким. А вот если им понравишься, то хоть плачь. Будешь весь в волдырях и расчёсах. И даже если днём держишь себя в руках и не чешешься, то ночью всё равно до крови можешь укусы разодрать. И мытьё и обработка не всегда помогает.

Конечно, в России-матушке это его не удивляло, привык. И прожарка одежды от кровососов была прибыльным бизнесом в более-менее крупных городах, «жареная» рубаха продавалась дороже. Но тут всё-таки Европа…

Поправка. Дно Европы. Чего ещё ждать от дна? На дне России было не лучше.

И он не ради колбасы или чистых простыней сюда приехал.

К трём ночи Александр понял, что не уснёт. Слишком чужое место, слишком многое нарушает покой.

Надо было сразу догадаться, что это – не совсем гостиница. Может, и не настоящий бордель, но некоторые постояльцы явно сюда пришли не для того, чтобы спокойно переночевать. Гипсокартоновые или фанерные перегородки не спасали. Закончили за правой стенкой, возня там затихла, сменилась богатырским храпом. Но уже за левой начали кого-то шпилить (от глагола zuspielen, играться»), да с такими звуками, будто снимали жанровый фильм. И хотя сюжет явно гетеросексуальный, но пыхтение, вскрики и даже похрюкивание под аккомпанемент скрипа мебели, стука кроватных ножек об пол, возгласы “meine Kleine…” и ещё что-то тевтонское, вызывали раздражение, если не гадливость.

Хорошо хоть, его отделяет фанера, а не шторка. Нет, всё это естественно, а он не ханжа… но пусть бы это естественное происходило подальше!

Окей. Если быть честным, кроме брезгливости, было и немного… того же самого чувства, что у стенда с журналами. Инстинкты никуда не денешь.

До чего он докатился… Остаётся только напиться в дым и закурить косяк. Не хотелось ни того, ни другого, да и не на что. Хотелось заснуть, но мешали. Приходилось слушать, хотя бы для разговорной практики. Накрылся с головой, чувствуя близость чужих людей, их близость в другом смысле. У них было чем заняться. Им лучше и проще. А он – обворованный, заблудившийся, с полным крушением всего, что в жизни могло рухнуть. Не до конца понимающий, куда идёт и зачем. У них-то, наверное, не было внутреннего диалога. И даже внутреннего монолога. Только пустота.