Совок

Глава 2

— Ат-т-ставить! — в один миг вспомнив своё армейское старшинство с широкой лычкой вдоль погон, громовым голосом рявкнул я прямо в ухо бэху.

Подполковник Зинченко настолько увлёкся начальственным общением с Лидой, что, как глухарь на току, легкомысленно прошляпил моё приближение к своему тылу. Причем, подкрался я к нему вплотную. И по этой причине получилось донести громогласную команду в упор, непосредственно в его левое ухо.

Скрывать своих коварных намерений я не стану. Таки да, был у меня коварный умысел на то, чтобы смутить старшего по званию товарища. И тем самым отвлечь его суровость от своей кормилицы-начальницы. Которая, не помню, но в какой уже раз претерпевала из-за меня очередное и абсолютно незаслуженное неудобство. Ключевое слово, а вернее, выражение здесь — «из-за меня». Поэтому я постарался изо всех сил и на децибелы не поскупился. Рыкнул так, что эхо вырвалось из углового «аппендикса» и пошло гулять по коридору.

Видимо, с тех стародавних времён, когда я отбывал свою первую воинскую повинность, мои голосовые связки существенно окрепли. И командных интонаций в моём голосе тоже прибавилось.

Это умозаключение стремительным метеоритом прочертило по моему сознанию глубокую аффирмационную борозду. Уши и обоняние лишь только подтвердили наличие упомянутых метеорита и борозды. Равно, как и взрыв обильного «колбасного» метеоризма.

Видит бог, такого результата от своего непродуманного экспромта я не ожидал и уж точно, не хотел. Иначе, просто поздоровался бы с товарищем Зинченко издалека. И сделал бы это на самый обыкновенный гражданский манер. Но в тот конкретный отрезок времени, перед собой я видел доблестного офицера внутренних органов. И только по этой причине я повёл себя по немудрёным казарменным канонам. Без поправки на изящную «колбасность» данного конкретного подполковника.

Из-за чего и был немедленно наказан всевидящим провидением. Наказан вместе с ни в чем неповинной Лидией Андреевной Зуевой.

Внутренние органы внезапно оробевшего подполковника из почти таких же внутренних органов СССР, выдали свой громкий и продолжительный протест. Вместе с сопутствующими этой пулемётной очереди диффузионными особенностями, в мою голову ринулись досадные воспоминания о монстре-газовщике Алёше. Стало очень грустно от такого неприятного рецидива. Судьба-злодейка опять меня за что-то покарала.

Размышлять о ниспосланной мне неприятности времени не было. Вестимо, опять тому виной была моя гордыня. И да, уж лучше бы я подал голос издалека этому щеголеватому подполковнику. Твою же мать! Такой костюм и такое легкоранимое содержимое…

А в коридоре, между тем, сразу же стало душно. И, кажется, не только в коридоре. Это я понял по отчаянному виду Зуевой. Которая поначалу прикрыла дыхательные пути ладошкой, а потом быстро засеменила к окну и начала судорожно дёргать шпингалеты. Открытая форточка со своей функцией не справлялась.

Надо признать, что самым спокойным в этой непростой для следственного отделения Октябрьского РОВД ситуации, оказался именно Дмитрий Антонович Зинченко. Громко и протяжно взбзднув, он, от того же самого испуга просто резко присел. Заодно, но и только.

Всё это он проделал четко и незамедлительно. Как при неожиданно начавшемся миномётном обстреле. В полсекунды и, ни на миллиметр не сходя с места. То есть, не сдал подполковник врагу ни пяди своих позиций. У меня даже мелькнула мысль, а не ветеран ли афганец этот героический бэх? Слишком уж у него молниеносная реакция. Может, он из какого-нибудь знаменитого ДШБ? Десантно-штурмового батальона, как говорят в служивом простонародье.

Но, разглядев минутами позже, ни разу не героическое выражение лица доблестного «колбасного» подполковника, я вовремя отверг это своё скоропалительное предположение. И сделал это, разумеется, в пользу не шибко бздливых ветеранов-афганцев. Да еще и вспомнил вдобавок, что на выполнение интернационального долга их кинут не ранее, чем почти через полтора года.

А сейчас, опустив глаза себе под ноги, я увидел угасающие всполохи ужаса в глазах товарища Зинченко. Которыми он из положения «вприсядку» и рывками крутя в разные стороны головой, с тревогой сканировал окружающее пространство.

Поняв, что испугавший его громкий и резкий звук, это всего лишь обычная уставная команда, он начал оживать. А догадавшись, что издал её какой-то районный лейтенант, городской бэх быстро и решительно вскочил на ноги. Очевидно, его не устраивало то, что мы с капитаном Зуевой смотрели на него свысока. Лида это делала от окна, с которым она никак не могла справиться, а я косился вниз, непосредственно нависая над резким, как понос, бздуном. Помпезно облаченным в шикарный заграничный клифт.

— Ты что себе позволяешь⁈ — совсем не на шутку рассердился до крайности возмущенный подполковник, — Ты как, падла, смеешь?..

О крайней степени недоумения, которое лишь несколько секунд назад продемонстрировали его внутренние органы, теперь уже ничего не напоминало. За исключением удушливых миазмов, каковые в данный момент времени существенно мешали мне служить советской родине.

— Ты как посмел, щенок⁈ — распаляясь всё больше и больше, наезжал на меня Зинченко, — Я старший офицер, а ты сопливый лейтенант! Ты как смеешь свою пасть на меня разевать, засранец? — нимало не согласуясь с логикой и недавними событиями, попрекнул меня старший офицер. Замявшись на доли секунды, тормозить он всё же не стал и продолжил далее с не меньшим начальственным задором, — В дворники захотел, гадёныш⁈ — своевременно вспомнив о попранной мной субординации, окончательно впал в амбицию товарищ из города.

Я, преисполненный самоотверженным желанием спасти Лиду, удержал себя от срочной эвакуации в дальний конец коридора. Молча отпихнув «колбасника» в сторону, я метнулся к окну, об которое, как птичка, билась Зуева. И, отщелкнув шпингалеты, рванул створку на себя. Сначала одну, а затем вторую.

Какое-то время мы с Зуевой наслаждались пыльным уличным воздухом, перегнувшись через широкий подоконник. И только потом, переглянувшись, оборотились назад, в недра её кабинета.

Кабинет был пуст. Точно так же, как и коридор, в который я вышел, озираясь по сторонам. У окна дышалось легче и я поспешил обратно к любимой женщине.

— Эх, душа моя! — не скрывая своего огорчения, невесело посмотрел я на капитана Зуеву, — Сколько бед я уже вытерпел из-за любви к тебе! И вот опять! — я обессилено сел на её стул и откинулся затылком к стене.

— Чего? — непонимающе отреагировала моя руководительница, — Я-то тут причем? — она после этих слов почему-то покраснела. И тем самым спровоцировала меня на дальнейший товарищеский стёб.

— Так это разве не ты? — я демонстративно повёл носом по уже проветренному помещению.

Капитан Зуева еще больше покраснела, но быстро справившись с растерянностью, схватила со стола толстенные «Комментарии к УПК» и без колебаний швырнула ими в меня. Причем, целилась она, как я заметил, прямиком мне в голову.

Уклонившись, я неодобрительно покачал головой и, насколько мне это позволило пространство, вместе со стулом отодвинулся подальше.

— В любом случае, Лида, ни о какой моей карьере в ОБХСС городского УВД речи теперь уже быть не может! Что ни говори, а разрушила ты мне служебную лестницу, любимая!

Пришлось сделать на лице скорбное выражение и опустить голову в пол.

— Ты и так туда не собирался! — неуверенно напомнила мне мать-командирша, — Сам же сегодня говорил!

Препираться мне не хотелось и продолжать разговор на благодарную тему я не стал. И без того Лидия Андреевна тиранить меня вроде бы не собиралась.