Совок

Глава 1

В своё логово я вернулся более невозмутимым, чем вышел из него два часа назад. Что было на душе у генерала, когда он, не позволив притронуться к чаю, выгнал меня из кабинета, я мог только догадываться. Пересекая приёмную в сторону выхода, я поймал на себе задумчивый взгляд порученца. Этот непростой изучающий взгляд майора и вернул меня в суровую прозу жизни. Только поэтому я вышел в коридор, на последних шагах вежливо попрощавшись с секретаршей и адьютантом. Тем самым, сохранив в УВД области свою репутацию приличного и вежливого офицера.

Наверное, Лидия Андреевна услышала, как упоминая какого-то бога мать, я открывал дверь своего кабинета. Не прошло и минуты после того, как я расположился за своим столом, а она уже посетила меня с дружественным рабочим визитом. И с оставшейся половинкой курника на тарелке.

— Ну, что? Был у генерала? — поставив передо мной на стол угощение, она по инерции продолжала нетерпеливо пританцовывать. От предложенного мной стула она отказалась. — Как он отнёсся к твоему переводу в город?

— Чайник включи! — настоятельно попросил я начальницу и благодарно начал всухомятку изничтожать её гастрономическое произведение, — Данков, гад, зажлобился и чаю не дал! Хорошо, хоть ты ко мне толерантна, душа моя!

Генерал, действительно, поступил со мной, как самый последний жмот. Халдейский майор, на чью должность меня фаловал экселенц, как и положено, доставил поднос с двумя стаканами, и с провиантом из расчета на двоих. Однако, жлоб в лампасах проявил полнейшее паскудство и выставил меня из кабинета не солоно хлебавшим. Так-то всё оно, вроде бы не из ряда вон и в соответствии с табелью о рангах. Поскольку не в тех я еще летах и чинах, чтобы запросто чаёвничать с генералами. Но, видимо, привык я уже, что и Дергачев, и сам начальник облУВД, в последнее время воспринимают меня чуток повыше, чем должно. Вот я и расслабился, возомнив о себе лишнего. И потому после генеральского кидняка на чай и печенюшки, мне по-лейтенантски стало обидно. Что ж, по всему выходит, что да, гордыня имеет место быть в моей израненной душе. А это, безусловно, грех по законам советского православия…

— Не поняла! Чего я к тебе? — на всякий случай обиделась Лида на отпущенное мной незнакомое ей слово из моего дремучего прошлого-будущего, — Какой же неблагодарный всё-таки ты, Сергей! Я о тебе забочусь, переживаю, а в ответ только насмешки и оскорбления от тебя слышу! — глаза начальницы начали увлажняться, а тонкие её ноздри затрепетали от возмущения. Лидия Андреевна приготавливалась, чтобы всплакнуть.

А мне, чтобы тоже успеть оправдаться, пока она на рысях не выскочила в коридор, пришлось, не до конца прожевав, проглотить только что откушенное.

— Как всё же плохо, душа моя, что ты училась в отдалённой сельской школе! — схватив за руку Зуеву, начал я ей истово и по-товарищески сочувствовать, — Беда с тобой, любимая, ты ведь, оказывается, и половины пристойных слов не знаешь!

— Да пошел ты! — незамедлительно и с лихвой подтвердила Лида все мои переживания относительно её лингвистических запасов, — Сам ты в деревне учился! А я в этом городе родилась и росла я тоже здесь! И школу, между прочим, я сорок седьмую окончила! С серебряной медалью! А сорок седьмая, чтоб ты знал, она в городе самая лучшая! — не на шутку разошлась капитанша, доказывая свою незаурядную образованность. Плакать она передумала.

— Тогда ладно! — милостиво смирился я, всё еще не отпуская начальственной длани, — Тогда, Лидия, ты меня вполне достойна! — я встал и притиснул к себе заботливую, но порой такую обидчивую мать-командиршу.

После этих, по сути своей, безобидных слов Зуева осерчала всерьёз. И стала биться в моих руках, как курица, застрявшая в заборе.

— Толерантно, это значит, очень хорошо и добросердечно, Лида! — слегка покривил я душой против истинного значения этого слова, — Или я ошибся в тебе, и ты ко мне уже переменилась?

Зуева обмякла и перестала дёргаться. Но милицейской подозрительности по отношению ко мне она, тем не менее, не утратила.

— Зачем тебя генерал вызывал? — насупившись, продолжила она удовлетворять своё бабье любопытство.

— Про тебя спрашивал, — с равнодушной серьёзностью ответил я, отпуская её, чтобы налить кипятка из громко забулькавшего на тумбочке чайника.

— Чего?!! — купилась наивная Лида, вылупив на меня свои и без того выразительные глаза, — Про меня? С какой это стати? Корнеев, ты, что, опять врёшь?

— Они там, в УВД никак решить не могут, кого со мной на курорт отправить, — неопределённо пожал я плечами, так как руки были заняты приготовлением «купца», — Данков утверждает, что там сейчас сезон бархатный наступил. И потому на черноморском побережье в данный момент сложился переизбыток бесхозных девок. Ты представляешь, Лида, боятся они меня одного туда посылать! Понимаешь теперь, как мне обидно от такого недоверия к себе со стороны старших товарищей⁈ Из-за каких-то там девок! — я осторожно отхлебнул крепко заваренного чая.

Услышав про посторонних курортных девок, к которым меня посылает руководство, Зуева ожидаемо утратила способность адекватно мыслить. А заодно и воспринимать любую информацию, поступающую извне в её красивую голову.

— Правильно они делают, что тебе не доверяют! — горячо одобрила она мнимые сомнения областного руководства. — Только я не понимаю, с какого это перепугу генерал тебя на Черное море послать решил? У тебя же по графику отпуск в ноябре! Я сама график составляла, точно, в ноябре! — всё еще не верила мне капитан Зуева.

— Это по вашему с Данилиным субъективному мнению, мой отпуск в ноябре, Лидия Андреевна. А у товарища генерала на этот счет своё представление сформировалось! Вы, душа моя, вместе с Алексеем Константиновичем намерены с генерал-майором поспорить? — с достоинством ответил я и опять куснул от принесённого ею пирога. — Впрочем, дело ваше! Но беда в другом, Лида! — посетовал я, примериваясь к остаткам курника, — Плавки у меня поизносились. А новых, да еще таких, чтобы были приличные, в магазинах нет! Не поспевает лёгкая промышленность за нуждами советской милиции!

Капитан Зуева, неодобрительно глядя на меня, тоже не поспевала за озвученными мной крамольными мыслями и пребывала в состоянии лёгкой прострации.

— А про меня он, правда, спрашивал? — замерла она, задав волнующий её вопрос.

— Ну, не совсем про тебя… — не решился я на совсем уж оголтелое враньё, — Он просто про мою потенциальную спутницу спрашивал. Чтобы со своим самоваром меня на тот курорт отправить. Для надёжности. Но тут я сразу же про тебя подумал, Лида! — поторопился успокоить я подругу, — Про Антонину или про Валентину Викторовну я даже и не вспомнил, насчет этого ты можешь быть спокойна!

Оглядев меня без благодарности, Зуева взяла со стола пустую тарелку и молча ретировалась из моего кабинета. А я, в очередной раз обругав себя за излишнее словоблудие, разложил на столе полученные от Данилина два неподшитых дела. А так же разрозненные бумажки. От рутины и уголовно-процессуальной макулатуры с истекающими сроками меня никто не освобождал.

Работал я от забора и до обеда. После которого, напитавшись казенными харчами в столовке, я снова вернулся к своей бумажной каторге.

Оторвавшему меня от работы телефонному звонку я был рад безмерно. На том конце провода оказалась секретарша начальника Октябрьского РОВД. Эта благоволящая мне добрая женщина сообщила, что меня сию же минуту хочет лицезреть подполковник Дергачев.

Когда я, еще до обеда, вернулся из УВД в райотдел, то сразу же прошел в его приёмную. Чтобы своевременно доложиться о состоявшейся встрече с областным начальником. Но подпола на месте не было и я, добросовестно обозначившись перед хозяйкой приёмной, с чистой совестью свалил к себе. И вот, появившийся на рабочем месте Дергачев требовал меня к себе.