Розовый Дождь

Впереди скакали три белоснежные лошади, на которых восседали золотоволосые девушки в пурпурных туниках и прозрачными крыльями за плечами. За ними – еще три, но уже черные как смола коня, на которых ехали – черноволосая, зеленоволосая и пепельноволосая красавицы. В третьем ряду, в центре, ехал высокий молодой человек с коротко стриженными темно–русыми волосами и в черной бархатной куртке с серебристыми узорами и длинном рыцарском плаще. По правую руку от него – черноволосая юная девушка в темно–синем платье, а слева от молодого человека – печальная золотоволосая девушка в королевской короне на голове, сзади и спереди которой сидели два плюшевых зверенка и обнимали ее за талию. Кавалькаду завершал длинный ряд золотоволосых, черноволосых и зеленоволосых красавиц, составлявших свиту главных наездниц.

Несмотря на радостный звон бубенчиков, они были печальны, тихи, задумчивы. Все, кроме трех – черноволосой красавицы в во втором ряду, а также юноши и девушки в третьем, бросавших друг на друга влюбленные взгляды. Но они старались не выражать свою радость открыто.

Гастон взглянул на них, и его мрачное белое как полотно лицо просветлело, особенно при взгляде на черноволосую красавицу. Он галантно поклонился и направился к дамам. При его приближении, кони, как по команде, остановились.

– Pax vobiscum, sorores pulchres! – произнес на феином языке Гастон, еще раз поклонившись. – Рад приветствовать Вас снова в своих владениях, как законный принц Кронбургский. Особенно рад видеть и Ее Величество, и своего товарища по оружию. Вижу, он уже предвкушает брачную церемонию!

Асмунд покраснел и отвел взгляд от Милены – ему было стыдно за столь очевидно проявленные чувства посреди всеобщего траура. Чтобы скрыть смущение, он быстро спрыгнул с лошади и бросился к Гастону, чтобы припасть перед ним на колено и поцеловать перстень на протянутой руке, как и положено вассалу, но – Гастон с радостным смехом обнял Асмунда, как своего брата, единственной уцелевшей рукой.

– Я рад, что ты выжил! Честное слово, сынок… – и глаза Гастона наполнились слезами.

«Что–то в последнее время часто стал я плакать – мелькнула в голове Гастона беспокойная мысль. – Наверное, старею… А ведь так много еще предстоит сделать!»

– Ой! – вдруг раздался пронзительный крик Асмунда за плечом Гастона. – Ой! – и сильные руки оттолкнули его от себя. Не успел Гастон понять, в чем дело, как Асмунд уже бежал куда–то. Гастон оглянулся и увидел, что его боевой товарищ с радостным смехом заключает в объятия и целует детишек, крепко прижимая их к груди.

– Грета! Гансик! Родные мои! Род–ны–е!!! Но, о, Создатель, откуда же вы тут взялись?! Где же вы пропадали?! Отец Эйсмер! Вы?! – Асмунд опустил на землю детишек и медленно подошел к прокаженному – по щекам молодого рыцаря текли слезы.

2.

Вечером, в главной трапезной зале Кронбурга – замок, в отличие от города, благодаря мужеству защитников и вовремя выпавшему Розовому Дождю, уцелел – накрыли столы. Доисторический камин был жарко натоплен дровами – климат с каждым днем становился все холоднее.

Официальным поводом для сбора были поминки погибшего короля, Роланда 500–го. Его портрет в черной раме висел прямо над главным столом, рядом с королевским гербом – черным орлом с распростертыми крыльями на белом фоне.

Другим, не менее важным поводом стало бракосочетание сразу трех пар – принца Гастона и ночной королевы Коры, Люка и морской девы Марины, сэра Асмунда и приемной дочери и наследницы Коры Милены. Три свадьбы решено было сыграть в один день с единодушного согласия женихов и невест. Ждать никто не хотел, а праздновать пышную свадьбу в эпоху всеобщего траура и скорби не представлялось возможным.

Впрочем, влюбленным это нисколько не мешало. По их пылким взглядам, смущенным улыбкам и пунцовым щекам были понятны их чувства. В самом деле, для любви – настоящей любви – не нужны пышные балы, пиры и увеселения. Главное для влюбленных – поскорее стать по–настоящему одним целым, «одной плотью», как говорится в Писании, а как именно это произойдет – совершенно неважно.

Во главе главного, покрытого королевским пурпурным полотном, стола были установлены два золотых королевских трона с изображениями львов, раскрывших свои пасти на ручках, но один из них пустовал. А на другом сидела белая лицом как снег, притихшая и увядшая, как замерзшая на холодном зимнем подоконнике роза, Ее Величество Королева. Ее невидящие глаза уставились в тарелку, к содержимому которой она даже не притронулась.

Слева от нее сидел принц Гастон, в бело–черных одеяниях рыцарского ордена «Черных Камней». Рядом с ним – Кора – в роскошном черном бархатном платье. У пустующего трона сидел Люк – в зеленом костюме лесного охотника, а справа от него – русалка Марина, немного неловко себя чувствовавшая в таком рафинированном обществе и все время робко прижимавшаяся в своему избраннику. Она была облачена в полупрозрачное зеленое платье, с изумрудным ожерельем на шее и изумрудными же сережками в виде морских коньков. На лице Люка была надета повязка, скрывавшая отсутствующий правый глаз.

Милена сидела слева от Коры, а дальше – Асмунд, под столом державший ее руку в своей ладони, красный как рак. Три пурпурные феи и Жемчужно Белая сидели справа от Морской Королевы Лоры, которая расположилась справа от Марины. Рядом с Асмундом посадили не по-детски молчаливых Грету и Ганса – отмытых, в новеньких одеждах, приличествующих торжественному событию. Далее – крылатые дети Королевы вместе с неизменным педагогом Осленком. Котенок и Щенок стояли за троном своей Хозяйки, в любой момент готовые прислуживать за столом. Справа от пурпурных сидели принц Алоис с супругой, совсем недавно разрешившейся малышом, а вот отец Эйсмер начисто отказался сесть рядом с такими важными персонами и, отговорившись болезнью, занял место среди гостей.

Слуги неторопливо разливали вино, пиво, темный эль и мед, уцелевшие в глубоких подвалах замка, раскладывали мясо, хлеб, овощи и фрукты – одним словом, было чем поживиться! Простые мужики – солдаты уже давно работали челюстями и чокались за помин души несчастного монарха и за здравие молодых, оголодавшие дети уминали за обе щеки мясо – дармовое фруктово–овощное изобилие уже перешло в область легенд, а женщины и девушки еле слышно перешептывались, боясь нарушить благоговейную траурную тишину.

Наконец, Гастон, кашлянув в кулак, как хозяин замка, решил взять инициативу на себя. Он встал из–за стола, поднял кубок, наполненный красным вином.

– Это вино с виноградников моего отца, урожая 24 949 года Эры Порядка и Процветания, – негромко, но уверенно произнес Гастон, оглядывая огромный зал, вместивший почти десять тысяч гостей. – Года рождения моего старшего брата, Роланда… – Гастон сделал паузу и сглотнул слюну. – Оно родилось тогда, когда родился мой брат, и умрет тогда, когда умер мой брат – ибо все вы будете пить это вино в этот вечер. Мы все скорбим о его гибели, также как скорбим о гибели миллионов и миллионов наших сограждан и других жителей Целестии, которые отдали свои жизни в этот самый страшный год в истории нашего мира. Сегодня мы пьем за тех, кто сражался и за тех беззащитных, что пали невинными жертвами чудовищного нашествия. За всех… Мы поминаем здесь не только моего брата, нашего Короля, но поминаем здесь всех тех, кто не дожил до нашей общей победы… – Гастон больше не мог говорить, его душили слезы. Он одним махом опрокинул здоровый кубок, то же самое сделали и остальные.

Воцарилась гнетущая тишина. Всем стало как–то неудобно, неловко…

– И что теперь будет, что теперь, король Гастон? Что будет с Целестией? Что будет с нами? – вдруг раздались голоса из–за столов для простолюдинов. – Что?.. Что?.. Что?..