Страница 188 из 194
Дождь перестал накрапывать. Морская Королева подняла голову и увидела, что и следа Розовых Облаков уже не осталось, словно их никогда и не было. Вместо этого над головой, куда ни глянь, простиралось бескрайнее голубое небо.
– Ну, вот и все, – устало вздохнула Морская Королева. – Обоим пришел конец – и Непобедимому Солнцу, которое теперь закатилось уже навсегда, и его чудовищной тени – Безликому. Что–то теперь будет!
– Ой! Смотрите, смотрите, ай–яй–яй–яй! – заверещала вдруг Марина. – Смотрите–смотрите! Белобрысик! Мой белобрысик вернулся!!!!!!!!!! – Марина – ее никто не успел удержать – уже сиганула в теплую как парное молоко воду и быстро поплыла вперед.
Действительно, огромная махина светоносного ящера стала на глазах уменьшаться, расползаться, съеживаться и – приобретать черты человеческого тела! Вместе с тем стало распадаться и тело черного Левиафана. Наконец, оба чудовища исчезли, а вместо них на волнах качалось одно полностью обнаженное тело Люка, у которого вместо правого глаза зияла безобразная рана…
Марина уже обхватила его тело своими молочно белыми руками и тащила его к морскому змею, не уставая покрывать его лицо поцелуями. Общими усилиями Люка подняли на чешуйчатую гладкую спину морского коня Королевы Лоры – он еле дышал.
Морская Королева, отстранив Марину, внимательно прислушалась к биению сердца в груди, пощупала пульс, потрогала лоб, что–то шепча себе под нос, а потом – улыбнулась.
– Он жив! Просто очень устал… Спит!
– Урр–р–р–р–р–а! – воскликнула Марина. – Ой, а что у него с глазиком?
Глава 25. Преображение Азаила.
1.
Почти голые ветви деревьев, золотая листва под ногами словно мягкий, ароматный ковер, прохладный ветер, зябко…
Гастон поежился – его тонкий плащ не был рассчитан на осень в стране вечного лета!
Климат менялся поразительно быстро. Еще две недели назад было жарко, вся земля цвела, оплодотворенная Розовым Дождем, а уже сейчас на смену лету пришла осень.
«Ну, это и к лучшему… – с наслаждением, полной грудью вдыхая бодрящий, исполненный ароматом прелой листвы, осенний воздух, подумал Гастон. – Хоть раз в жизни увижу настоящую осень, Золотую Осень, как она описана в хронике Танкреда Бесстрашного. Буду потом рассказывать детям, внукам, потомкам… А почему бы и нет? Может, и я тряхну стариной да напишу свою Хронику, как Танкред на склоне лет, и назову ее, назову ее… «Хроника…», нет, «Хроники Целестии»! Неплохое название? Хм–м–м–м–м…»
Гастон посмотрел на свою левую руку, единственную дееспособную, словно размышляя, а сможет ли она… В самом деле, а сможет ли она держать перо, чтобы написать такое объемное и сложное повествование, которое, пожалуй, переплюнет и творение Танкреда! Гастон поднял с земли тонкую палочку и взял ее, на манер пера, но палочка с хрустом переломилась…
«Э–э–э–э, не–е–е–ет! Пожалуй, сам писать я все–таки не смогу! Перья будут ломаться… Слишком уж у меня руки да пальцы толстые, привыкли держать меч, чем перо. Придется нанять какого–нибудь смышленного карлика. Буду ему диктовать, а он уж будет писать вместо меня. Так и назову свою первую Хронику – «Отверженные». А что – хорошее название! И подпишу – «Хроника Гастона»…
Гастон рассмеялся и на миг забыл и о холоде, и о неприятно кольнувшем его совсем недавно воспоминании о мрачном пророчестве Азаила о каком–то «Ледниковом Периоде»… Победа над Безликим и его ордами далась тяжелой, слишком тяжелой ценой!
Перед мысленным взором Гастона вдруг возник образ старшего брата – долговязого и длинноносого сказочника с полудетскими глазами и из груди едва не вырвался звериный рык. Гастон выхватил из ножен меч и принялся рубить окружавшие его кусты своим серебристым мечом, чтобы задушить в себе плач…
Но в это время его уха достиг звук колокольчика и детские голоса. Гастон устыдился своей слабости и быстро вложил меч в ножны.
На перекрестке лесных дорог, посреди почти нагих берез стоял большой черный монумент, недавно восстановленный самим Гастоном – такие монументы указывали на древние границы королевства. Возле него показалась коренастая приземистая фигурка в черном шерстяном плаще с черным колпаком, одетым на голову и полностью скрывавшим лицо. Она опиралась на длинный деревянный посох с колокольчиком, а рядом, по обе стороны от нее, шли два ребенка – мальчик и девочка семи и пяти лет – в рваных стареньких шерстяных лохмотьях.
Гастон посмотрел на них и грустно вздохнул – таких бродяг попадалось в последнее время немало. Многих не успели в свое время эвакуировать, но кто–то чудом спасся, прячась по канавам и подземельям. Эти выжившие бедолаги теперь, когда все закончилось, группками или поодиночке, пробирались в немногие уцелевшие города и села. Многие из этих странников были изуродованы страшными ранами, проказой, которую подхватили от отравленной воды или укусов зубастых цветов. Потерявшие родителей дети, потерявшие мужей и детей жены… Разбитые судьбы, разбитые жизни, ничем не исцелимая боль…
– Мил человек, где это мы? Я чувствую тебя! Скажи на милость, мил человек, ради сирот, ради Создателя! – дрожащим голосом прохрипел старик, опираясь на клюку. Отсутствие чудодейственных розовых пилюль уже сказывалось – возраст брал свое в когда–то не знавшем старости и болезней мире! – Сжалься над бедным прокаженным, потерявшим чудный приход, матушку и детишек, и над бедными сиротами без отца и матери, оголодавшими в конец!
Гастон внимательно посмотрел на прокаженного и на молчаливых и таких не по–детски серьезных ребятишек, и сделал шаг навстречу.
– Ты дома, святой отец, ты дома… – дрожащим голосом проговорил Гастон, протягивая навстречу уцелевшую руку. – Ты всего в двух милях от Кронбурга, а перед тобой… Принц Гастон, его владыка.
Из груди старика раздался то ли смех, то ли плач – его плечи мелко затряслись. Он облегченно вздохнул и сказал:
– Ну все, детки, вот мы и дома! С Его Высочеством мы не пропадем… Он – муж достойный, точь–в–точь настоящий король из сказки… Ступайте! – прокаженный подтолкнул детишек в спины и они робко зашагали навстречу страшному высокому дяде с седой как лунь длинной шевелюрой, изрезанными глубокими морщинами лицом.
Гастон присел на корточки и ласково обнял детишек – он так мечтал иметь своих! – и расцеловал их в бледные щечки. Дети заплакали, а Гастон ласково произнес: «Все хорошо, все хорошо, теперь все хорошо», поглаживая их по головкам.
– Святой отец! Идемте со мной, я проведу Вас в замок – там Вас ждет достойный уход и лечение!
– Какое там лечение! – обреченно махнул рукой старик. – Пол лица сгнило, нос провалился, глаза нету… Да вокруг все – камнями кидают да палками… Насилу дошли! Лишь бы детки спаслись, а мне уж одна дорога осталась… – просипел старик.
Но Гастон, нахмурив брови, быстро подошел к старику и силком взял его под руку.
– Хватит с нас смертей! Хватит! И так почти никого не осталось! Феи помогут. Проказа излечима.
– Правда, милок? – в голосе старика мелькнула робкая надежда.
– Правда, отец. Только придется Вам чуть–чуть подождать тут. Я встречаю здесь кое–кого, а потом все вместе отправимся в город… Точнее, в то, что от него осталось… – голос Гастона снова дрогнул.
Ждать пришлось недолго. Вскоре где–то недалеко за поворотом – как раз откуда вышел прокаженный священник с детьми – весело зазвенели бубенчики и показалась целая кавалькада прекрасных коней. Такой кавалькады Целестия, наверное, не видела еще никогда, да, может быть, и не увидит никогда больше!