Блики пламени

Неслучайно, ещё с малолетки, у него кликуха – Бешеный. Особенно он разошёлся в последний год перед армией. Когда я уже год служил.

К летнему кинотеатру, как мама с подругой не придёт, а они ходили не чаще раза в месяц, на самые слезоточивые фильмы. То только поражалась, глядя на то, что он вытворяет.

А на площадку у летнего у нас в посёлке, собирались все порядочные девушки, по терминологии Катиной маман, и всё порядочное общество.

А, для Витька, это было место постоянных разборок, тут он вылавливал всех своих должников и отоваривал по закуткам, а если все уже получили то, что они, по его мнению, заслужили, то кагалом пёрли в частный сектор, где частники, в тихаря, продавали домашнее вино, и там Витёк с друганами его дегустировали.

У нас в летний, приходили задолго до начала фильма.

Вечерние летние сумерки, аромат всевозможных цветов, вокруг был частный сектор, и в палисадниках чего только не благоухало. Изысканное общество совершало променад… Дивицы наряжались, как на первый бал, да и не только дивицы, семейные пары, так же выходили блистать лучшими вечерними нарядами.

Только он с парой друзей, не буду их называть по именам, устраивали, среди этого благолепия, бешеные разборки. Мотался в расхристанной рубашке и драных брюках. Мама рассказывала, мотался он среди собравшегося изысканного общества, как чертяка, не успеваешь за ним уследить, казалось, что он раздваивается…

Если про кого-тоговорили: «Заводится с пол-оборота!», то Витьку и четверти оборота хватало. У собеседника «кривое» слово ещё только собиралось сорваться, а Витёк уже валил всех подряд. Он не признавал ни каких авторитетов, бил всех подряд, не задумываясь, пёр на нож. И все сидельцы, тянувшие не один год на зоне, получали, от Витька, при малейшей попытке что-то ему доказать. Потом все они крутили головами, удивляясь силе его кулака.

В общем, я, в сравнении с ним, невинный ребёнок, и если бы не он, просидел бы я тихонько за книжечками-прочётными, это мамино словцо, обозначало художественную литературу. Но Витёк, не мог пройти мимо такого пай-мальчика. По его мнению, моё поведение портило ему авторитет, вот и приобщил меня ко всем этим разборкам. Единственно о чём жалею, что сагитировал его поступить подрабатывать на пожарку. С его бешеным характером…

А теперь вопрос: так кто везучий? Он, который провалялся по госпиталям и реанимациям два полных месяца за неполный год службы? Или я, вот только на пару дней и попал туда?

Но он, нахально утверждает, что из нас двоих, он самый везунчик, мол, ну и что, что госпиталь, зато, из такой безнадёги вылез. Дай-то Бог, я согласен, спорить с ним не буду, себе дороже. Молю Бога, что бы ему и дальше везло и всем нашим коллегам в боёвках.

Но вернусь к госпиталю. Начался обход. Врач, седенький дядечка стал у коечки, просмотрел анализы крови. И пришёл к выводу, что угарный газ, не очень много крови нам попортил. Чему мы рады и канючим на выписку.

Предлагает полежать до завтра, а там, видно будет.

Приезжает Карандаш, заносит три мешка с нашей гражданкой и забирает гимнастёрки, сапоги с нас сняли, ещё, когда сажали в скорую. Карандаш желает нам скорейшего, потому, как без нас ему в карауле скучно.

На завтра выписали, дали пару дней отдыха. И я рву когти на электричку в четырнадцать сорок. Выскакиваю на платформу, уже за пару минут до прихода электрички. Топаю вперёд, смотрю, краля стоит особняком, модняцкая шикарная в голубенькой шубке, прямо всё из себя гордая, недоступная, неприступная, носик в сторону отворотила.

Ну, думаю, я ей сейчас устрою проверочку на испуг, что бы бдительность не теряла, периметр контролировала. Подхожу и голосом погрубее и страшнее, рычу:

– А ну, дамочка, дай шубку примерять.

Повернулась, в глазах недовольство, но узнала мгновенно, прижалась, радостная:

–Антоша, ты, где был, я вчера вечером у метро ждала, потом домой заходила.

Хотел ответить про сборы, но раскашлялся, выплёвывая чёрные сгустки. Начали лёгкие очищаться. У неё в глазах ужас. Чувствую, эта краля гордая недоступная, сейчас в обморок грохнется. Надо меры принимать. Подхватил, и в вагон, остановившейся электрички.

– Что, это с тобой случилось? На пожаре? – в глазах дикий ужас. А мне этого и надо.

Ну, тут уж я, конечно, такое ей наплёл о наших приключениях в задымлённом подвале. И про огонь и дым, про спасение бомжа, только в моей редакции, это уже была прекрасная дивица, которая зацеловала, своих спасителей.… Кстати, бомжа, таки, откачали.

В общем, слушала с ужасом в глазах. Уже подходили к дому, когда я заканчивал свою эпопею, рассказом о госпитале и о самом чувствительном приборе пожарного, и рычажке для его настройки. Но у неё, ни этот прибор, ни сам рычажок, не вызвал никакого интереса. Бесчувственная…

– Антоша, увольняйся, пожалуйста. Я тебя прошу. Не дай Бог с тобой что случится.

Конечно, мне её внимание лестно, для этого и плёл я, налегая на жалость, но, по-моему, не совсем удачно вышло. Вместо жалостливого участия, вызвал у неё только дикий страх, слёзы и панику. А вот этого я как раз меньше всего хотел:

– Катя-облачко, это всё побрехеньки. Всё было просто, безопасно и очень скучно.

Но у неё из глаз градом котились слёзы. Довёл-таки, до слёз, раздосадовал.

– Я ведь медик, я знаю, что такое отравление угарным газом.– хлюпала носом, прижавшись ко мне.

– Пошли лучше ко мне «записи слушать». – предложил.

Она не сопротивлялась:

– А тебе можно? Тебе плохо не станет?

– Ты что, врач специально подчеркнул крайнюю необходимость такого лечения. – заливал я соловушкой, упирая, на крайнюю необходимость.

– Ты обедать не хочешь? – спрашиваю, когда зашли в квартиру.

– Нет.

А у меня, госпитальные харчи, только аппетит пробудили. Навалил, на тарелку, какой-то холодной каши, из кастрюли на плите.

Коечка моя встретила нас очень приветливо. Потом «наслушавшись записей», лежали, спросил:

– Как сессия?

– Сегодня сдала экзамен по….– похвасталась, назвав, такой замысловатый предмет, что мне никогда не запомнить.

– Не сомневаюсь в оценке, что получила.

– Даже и не сомневайся, получила, то, что всегда. – ответила с горячностью.

Я её, после этого заявления, опять очень крепко поздравил. Потом подумал, и ещё очень крепко пожелал дальнейших успехов, в учёбе и личной жизни, решил их не разделять. Может зря? Лежим, отхекиваемся от поздравлений и пожеланий.

Я поглаживаю её по разным частям тела, наслаждаясь тем, как на её действуют мои прикосновения, заставляя выгибаться и постанывать. Её тело чрезвычайно чувственное, подобное музыкальному инструменту, на котором, такие симфонии с рапсодиями разыгрываю… Исследуя её тело и реакцию, подвёл итог:

– Тело девушки сплошная эрогенная зона… – подумал, и продолжил: – А вот у парней одна единственная эрогенная зона… – И примолк, интригуя Облачко. Она заинтересовалась и толкнула локтем в бок:

– Ну, не тяни…

– Одна единственная зона – глаза. Глянул и возбудился!

Задумалась, подняла указательный палец:

– Вот почему девушки столь внимательны к своей внешности… С помощью макияжа воздействуют на эту единственную эрогенную зону.

Я усмехнулся, вот и она небольшое открытие сделала.

И вдруг, дверь открывается и на пороге собственной персоной Витёк. Как я не услыхал входной двери?

Увидал нас и расцвёл в широкой ехидной ухмылке. Катя-облачко сразу с головой под одеяло. А он, гад:

– Здравствуйте Катенька. Как ваше драгоценное? – сладенько так потянул с надрывом, скорчив, умильную рожу, даже попытался приоткрыть одеяло. Но я на страже, получил змей по рукам.