Страница 38 из 46
— Вы уже пробовали писать? Совсем-совсем не получилось? — Я попыталась придать своему хрипловатому и чуток скрипучему голосу немного участия к рядом находящейся персоне.
— Совсем не получилось, я пять раз принималась писать роман о любви, и ничего не вышло, — казалось в её словах застряли слёзы. Или это у неё такая манера грустить? Я плохо разбираюсь в тонкостях общения между двух барышень и сейчас просто боюсь показаться грубой и бесчувственной.
— Моя дорогая, попробуйте начать писать с зарисовок, с миниатюр, с небольших повествований о любви. Это немного проще, чем пытаться сразу сочинить полновесный роман.
— Я так и поступлю, милая, — собеседница недовольно поджала губки. Я что обидела её своим замечанием? Ну надо же! на домашний телефон
Я на самом деле не понимала соседку. Мне б её заботы! Я домой хочу в свой новый совершенный мир, а этот степенный неторопливый какой-то заторможенный мирок мне не пришёлся по вкусу. И манера общения даже между близкими людьми мне показалась слишком надуманной со сложными ненужными движениями и условностями. Например, что бы прогуляться с Юмаре по тихой безлюдной улочке мне пришлось позвонить ей на домашний телефон и напроситься на встречу около калитки её дома в определённый час, заявив, что мы погуляем около получаса перед ужином. Кошмар! Иначе меня бы здесь не поняли, не поняли и осудили бы. И не прогуляться с ней хотя бы пару раз в неделю я не имею права, потому как по статусу являюсь приятельницей соседки. Здесь считалось не вежливым не общаться с соседями. Почему являюсь приятельницей? Потому как рядом проживаю и обязана приглядывать за соседкой, вдруг ей нездровиться, или небходима какая-то помощь. Ох, уж эти условности! Моя Надюшечка здесь бы уже кого-нибудь убила, определённо какого-нибудь мужика или бабёнку прикончила за занудство, и сидеть бы ей в данном мире до кончины своей в тюрьме. Наверное, поэтому меня сюда и закинули.
Я пришла домой, осторожно открыла дверь и всё равно поймала всхлип. Ну у них так принято, и все делают вид. что им это нравится. В дверной косяк встраивается определённый механизм, и он автоматически запускается в момент открывания двери. Я едва ступаю в дом, как меня обволакивает облако голубого дыма с ароматом похожим на ландыши и закидывает лепестками голубых цветков. Скажу честно, быстро надоедает. Обработка газом делается для обеззараживания входящего от бактерий и вирусов, ну а лепестки цветов подаются для красоты и торжественности момента. У Мюрель, ещё одной соседки меня закидало розовыми лепестками, во всяком случае мне так показалось, а у Забриэллы буквально завалило белыми снежинками правда приятными наощупь. Этот атрибут с лепесткам, что с тихим шорохом окидывают всяк входящего с головы до пяток, потом тают в течении пяти минут и без всякого вреда для одежды и обуви, ни пятнышка не остаётся. Красивый такой обряд, красивый и довольно дорогой в исполнении. Простолюдимы могут позволить себе только лёгкий сизый дым. Мне не позволили участвовать в эксперименте в качестве простолюдимки, сказали что мало разведаю. Нашли разведчицу!
Я научилась кланяться при входе в общественное место. Я долго училась правильно это делать. Надо при этом ещё и нос книзу опускать и подёргивать им под определённый ритм. Этому меня уже учила соседка-хохотушка Ундина. С ней у меня как-то сразу сложились дружеские отношения. Я честно сказала Ундине, что у нас там где я проживала нет такого обычая. Та долго хохотала над тем, что я не могу освоить элементарной вещи, а потом детально принялась меня обучать местным обычаям.
— Зачем ты вообще приехала сюда, Ривьера? Зачем менять место жительства в таком почтенном возрасте? Шансов снова выйти замуж у тебя крайне мало.
— Так я мужа похоронила. Мне всё в том доме, в том городе напоминало о нём.
— Ну и что, жила бы воспоминаниями, молилась бы почаще, и все дела, — рассуждала соседка не отрывая от меня своих внимательных глаз. Но почему они так цепляются за условности?
— Мне было жутко жить воспоминаниями.
— Ты же сожгла тело? Ты же совершила все полагающиеся обряды?
— Все обряды совершила, — тихо согласилась я вспоминая, как рыдала у гроба и не могла остановиться. Вспомнила, как я глядела на лицо будто высеченное из камня и не могла оторвать взгляда. Помнила и прощальный поцелуй, что потряс меня больше, чем наш тот первый. Я едва коснулась губами каменного лба мужа, как меня пронзил вековой холод исходящий от остывшего тела. Душа покинула то место и находилась в странствиях, а мы были вынуждены позаботиться о ненужном ей уже теле. Тело пришло в негодность и требовало утилизации. И здесь обряд похорон мало чем отличался от нашего.
— Он тебе снился? Приходил по ночам? — Мягко, но настойчиво что-то выпытывала Ундина. Я не понимала, что ей надо от меня.
— Нет, не приходил он ко мне по ночам. Мне просто было страшно спать в нашей комнате, в нашей спальне. Я боялась увидеть его рядом со мной в кровати.
— Ну-да, ну-да! — Кивала озадаченная соседка. У них что, так не бывает?
— Я заснуть не могу, то есть не могла, вот и переехала. Теперь я хотя бы сплю по ночам, — я замолчала не зная, что ещё нужно ей сказать. Что рассказывают в таких случаях?
— И пепел как положено всем семейством под звон колоколов развеяли?
— И пепел развеяли, — не буду я шокировать приятельницу подробностями нашего ритуала похорон. Тем более, что я и сама не очень в нём разбираюсь. Что все соблюдают, то и я стараюсь выполнить.
— И вся родня сидела в кругу и молитву за упокой три дня и три ночи читали беспрерывно? — Ундина прицепилась ко мне как банный лист. Не давал ей мой переезд покоя. Я активно закивала, не хотелось врать напропалую, но видимо судьба у меня такая.
— Вся родня спит спокойно, а я не смогла глаз сомкнуть, пока не переехала, — твердила я как попугай заученную легенду и прятала виноватые глаза.
— Тогда ты всё правильно сделала, правильно что переехала. Ты его так сильно любила?
— Да, любила, — я совсем не лукавила. Я сильно любила моего первого мужа, во всяком случае пыталась его любить долгие годы. А он меня бросил на старости лет, он умер. Для меня слово «умер» означало, что перестал бороться с трудностями, перестал цепляться за жизнь, за родных и близких и сдался. Я проклинала его за то, что он сдался почти без боя и не дожил со мной вместе до глубокой старости. Не сбылись мои мечты. Не прогуливались мы с ним вдвоём под ручку в солнечные осенние денёчки и не щурились под ярким весенним солнышком, не трещали над нашими головами по ночам майские шумные соловьи. Много чего не случилось. Мой муженёк лишил меня тихой уютной осени жизни. Мы не состарились вдвоём, не одряхлели вместе медленно, но верно. Это всё мне досталось хлебать полной ложкой и при том в гордом одиночестве. А одной стареть тоскливо. Одной стареть страшно. Одной и платье красивое на праздник одевать не хочется, не для кого. Вдвоём всё делать веселее. И на пикник вдвоём даже в огород сходить приятно. А что? Это тоже своего рода пикник. Из задумчивости меня вывела Ундина:
— Молись, девка, молись и, да придёт к тебе покой!
Покоя мне, конечно, не хватало, но одними молитвами тут явно не обойтись, я же ещё и на службе у стражей сейчас нахожусь. На сон грядущий я выпивала глоток бальзама из изящного флакона чёрного непроницаемого стекла для улучшения пищеварения, ну и для того, что бы желудок не болел от местной пищи. Овощи здесь были потрясающе вкусными, но только в отварном виде. Я даже от скуки и для общего развития включала местный телевизор и смотрела телепередачи. Музыкальные отметались сразу, я с трудом переносила эти звуки. Песни тоже не нравились, а вот что-нибудь документальное, ну и детективчики вяло-текущие мне приходились по нраву. Взрослею или старею, но капризнее становлюсь, это точно. И здесь на чужой планете среди гуманоидов всё мне казалось обыденным, всё как у всех.