Страница 1 из 46
Глава 1. Космическая одиссея продолжается.
Я продолжала ставить галочки в анкетах. Обычно это быстро проходило, а тут задумалась о чём-то.
— Что ты там такого сложного увидела? Совсем зависла, даже не моргаешь, — полюбопытствовала Душечка, внученька моя разлюбезная. Я медленно выплывала, словно из сумрака из воспоминаний о былом. Поглядела на буквы в тексте, вроде знакомые, да и слова вполне узнаваемые, а общего смысла не могла понять. Смысл вопроса так и не дошёл до моего сознания. Я поставила галочку наугад. Уф!
— Что ты сказала? — Обратила я внимание на странный взгляд Душечки.
— Никки, ты не сосредоточена, второй уже день занимаемся тестированием, а ты всё где-то в сторонке витаешь в облаках. Что происходит?
— Да ничего не происходит. Детство я вспомнила, — призналась я Душечке нехотя.
— Расскажи! Расскажи! — Завопила во весь голос Душечка.
— Да нечего рассказывать, обычное у меня было детство даже ещё советское, — у меня совсем не было никакого желания распространяться о тех далёких годах.
— Никки! Ну, Никки! Расскажи! Расскажи, пожалуйста! Я читала книги, смотрела фильмы, а тут сама история в живую, — Душечка сначала вопила, потом умоляла, просила о снисхождении.
— Я обижусь! — Грозно предупредила и для солидности нахмурила нарочно брови.
— На что ты решила обидеться, бабулечка моя дорогая? — Хныкала упрямая Душечка. — Я же тебя мумией не называю! Ну поболтай со мной о своём босоногом детстве.
— Хорошо, уговорила. Только с одним условием.
— Каким ещё условием?
— Не перебивать, иначе я собьюсь с мысли!
— Принято. Зашью рот нитками наглухо.
— Ну слушай, я родилась очень давно, так давно, что год уже не имеет значения, скажем не столь важен. Родилась я в конце шестидесятых двадцатого века в стране, которая называлась Советским Союзом. Утречком ранней осенью я заорала басом, известив миру о появлении первенца в рабоче-крестьянской семье.
— Что такое рабоче-крестьянская семья? — Тут же задала вопрос Душечка.
— Это когда папа и мама живут и работают в сельской местности.
— Какие сложные ограничения!
— Не перебивай, иначе я собью! Я родилась, а спустя полтора года меня познакомили с пыхтящим кулёчком и сказали:
— Милая, этот пупсик — твоя сестра, люби её и оберегай.
— Не надо тюсика, не хочу тюсика! — Слова захлебнулись в горьком плаче.
— Давай снесём тюсика в лес, — смеялись взрослые.
— Не надо тюсика в лес! — Ещё горче заревела я.
— И ты это всё помнишь? — встряла Душечка.
— Да, я всё это помню! А теперь я сбилась и забыла о чём хотела рассказать! — Рявкнула я на внученьку свою болтливую, за одно сердясь и на себя за свой склероз проклятый.
— Всё молчу, молчу! — Душечка скорчила раскаявшуюся рожицу.
— Продолжаю. Родилась я в тех далёких краях, где еловые леса глухие росли, где деревеньки маленькие строили, и проживали там охотники да лесорубы. Отец был у меня сильный, много работал, курил папироски, а по праздникам мог и рюмашку «хлопнуть».
— Что такое хлопнуть рюмашку? — Не к стати влезла Душечка.
— А то и значит, что выпить немного водки, граммов пятьдесят.
— Ну и выраженьице! Хлопнуть рюмашку!
— Тебе выражения не нравятся? Может, дальше и не рассказывать?
— Рассказывай, рассказывай, мне всё нравится, — нахохлилась как воробышек Надюшечка.
— Тогда помолчи. Теперь о маме. Мама всю свою жизнь трудилась бухгалтером.
— Что такое бухгалтер?
— Ну надо же! И этого не знаешь! Бухгалтер — это человек, подсчитывающий заработную плату. Люди раньше работали за денежные знаки, да и сейчас иногда работают.
— Знаю, знаю! — Душечка от радости захлопала в ладоши.
— И снова про маму. Она считала себя некрасивой. Разве может быть мама и некрасивой? Конечно нет, все мамы по своему хороши. Мамочка, брови вразлёт, прекрасные умные глаза, чувственный рот и всегда стройная фигура. Мама была добрая заботливая и пыталась сама приодеться и меня с сестрицей не обидеть. Она строчила по вечерам на старенькой швейной машинке обновки. Надо сказать, мама не являлась профессиональной портнихой, но мы всегда радовались новеньким юбочкам и простеньким платьицам. В местном деревенском магазинчике тогда изобилия товаров не наблюдалось, продавалось лишь самое необходимое типа чая, хлеба, сахара, муки и масла. За одеждой и обувью катались в город.
— И как вы жили?
— Жили, как могли, не перебивай. Для меня не существовало такого понятия, как «детский сад». Услышав данное словосочетание, я представляла чудную картину — на лесной полянке маленькие детки водят хороводы и песенки поют.
— А разве не так? У нас в садиках дети вольно бегают по отведённой им территории, — встряла снова Душечка.
— Не ходила я в дошкольное заведение, совсем не посещала. Моим воспитанием занималась бабуля, сутулая ворчливая и вечно чем-то недовольная. Если я стану такой, прибей меня чем-нибудь. Моя бабуля втихаря ругала коммунистов, хотя мама являлась членом коммунистической партии.
— Что такое коммунисты и что такое партия? — Тут же встряла внученька моя великовозрастная.
— Ты что историю страны не изучала? — Изумилась я невежеству Душечки. — Это же была правящая партия в советские годы. Тогда вступить в члены коммунистической партии считалось почётной обязанностью.
— Как-то я упустила данный момент, — промямлила Надюшечка и снова затихла на время.
— Повзрослев, я с удивлением обнаружила, что мамуля скрывала своё происхождение. Моя бабка оказалась дочерью священника, служившего в действующей церкви в селе Ярославской области в советские послевоенные годы. В нашем доме иконы тщательно прятались. Молилась ли бабушка втихую по ночам, осталось для меня секретом. Ещё выяснилось, что бабуля была не только поповной, но и бывшей учительницей и поэтому, наверное, выдрессировала меня читать книжки ещё до школы. И вот однажды дождливым сентябрьским утром с огромным букетом традиционных во все времена багровых георгинов я и была препровождена в учебное заведение. Наивная чебурашка не ожидала, что «школьная пора» растянется на бесконечные десять лет. Не думала я тогда малолетка, что и шикарные бантики, фартук и коричневое платьице надоедят за эти годы до зубовного скрежета.
— Ничего особенного, и сейчас в школе учатся десять лет, — пожала плечами Душечка.
— Слушай дальше. Мамина престарелая тётка, двоюродная сестра бабули рассказывала, как она ещё до Великой Октябрьской революции 1917 года обучалась в Смольном институте благородных девиц. Институтки носили длинные форменные платья с белыми воротничками и по цвету соответствующим году обучения: синее, коричневое, зелёное или чёрное. Она даже показывала фотографию класса, где девочки замерли со строгими торжественными лицами и гладкими причёсками.
— Ух-ты! Старина-то какая! — не выдержала Душечка и подала голос.
— В моём детстве неторопливо тянулись серые трудовые будни с выходными днями и редкими советскими праздниками. По выходным мама пекла пироги, а с зарплаты покупала конфеты. Отец, заядлый рыбак притаскивал домой щуки на ушицу. Папашка был чистокровный выходец из настоящей крестьянской семьи, короче говоря, земледелец в седьмом поколении и в области выращивания картофеля ему не было равных. Мать любила в сезон бегать в лес за клюквой и малиной, поэтому в подвале всегда теснились банки с компотами и вареньями, да и соленья там частенько зимовали. Бывало в праздничные дни мы всем семейством присаживались у «голубого экрана» телевизора, где в те знаменательные вечера транслировали фильмы и концерты по заявкам телезрителей. Бывало и в гости к соседям хаживали и в клуб в киношку или на концерт заезжих артистов.