Птичка в клетке

— Я не чувствую в этой заколке Искажения и не смогла бы узнать, что это твоя работа, если бы ты сам не сказал, — произнесла дева с горечью и удивлением. — Я признаю, что была не права в этом. Ты не утратил искусство, каковым обладаешь как ученик Аулэ и действительно можешь создавать красивые вещи, которые не будут Темны и тягостны для эльдар. Я проиграла спор.

Волку доставило большое удовольствие то, что Линаэвэн, тщательно осмотрев заколку, ничего не нашла. Хотя на самом деле чары были — они должны были путать мысли эльдэ, подменять одно другим. Март скажет: «Я не верю тебе», а Линаэвэн услышит: «Ты лжешь». Пленник скажет: «Спасибо, ты готовила нам еду», а Линаэвэн услышит: «Ты прислуживала Врагу, а мы отказались, хотя нас и пытали». Просто в услышанном будут слегка смещены акценты, усилено чувство вины.

— Надеюсь, тебе нравится мой дар, — продолжал Маирон, — Я делал его весь день и большую часть ночи. Прошу, надень эту заколку, — Волк был почти уверен, что Линаэвэн не откажется при Марте, — а после выполни свою часть обещания.

Эльдэ закрепила заколкой серебристые волосы. Если бы принятие этого дара от врага было всем, на что она согласилась! Она должна была рассказать о южных границах Наркосторондо, уже зная, что эти сведения для Саурона важны. Эльдэ, побледнев еще больше, закрыла лицо рукой, но затем отняла ее. Неразумно было спорить с умаиа на что бы то ни было.

***

Когда зачарованная вещь оказалась в волосах девы, Волк, расстелив карту, сказал:

— Покажи мне границы Наркосторондо, как обещала.

— Покажи мне границы Наркосторондо. Или ты, как всегда, обманешь?— услышала Линаэвэн.

Конечно, Саурон не мог не обвинить ее перед Мартом. А она едва ли могла оправдаться: вчера за ужином она уже спорила о своей невиновности с умаиар и ничего не добилась. Пожалуй, они обвиняли даже жестче: ведь Саурон силился изображать перед беорингом доброго правителя. Но дева понимала, что сейчас на ней лежала куда более тяжелая вина, чем вчера вечером: если однажды Наркосторондо будет взят, то в том числе благодаря ее ошибкам. Город падет, и она сыграла в том свою роль, и важную…

— Я проиграла, — повторила тэлэрэ через силу. — И я выполню свою часть договора.

Рука девы прошла мимо Нарака севернее Нантатариона (Nantatharion, Нан-Татрэн) и южнее Таурэ Фаравар (Таур-эн-Фарот), смещаясь в сторону Моря и в сторону Сириона.

Как просто все оказалось… Вот Волк, наместник Владыки Мэлькора, и узнал тайну, где находится королевство Наркосторондо. Без пыток, что были применены уже ко многим, но так и не дали результата, одной лишь хитростью — принудив к разговорам, сыграв на слабостях и чувствах врагов…

— Спасибо, Линаэвэн, — вежливо кивнул умаиа, хлопнул по плечу Марта и вышел. Все же это было прекрасное начало дня для Маирона.

***

— Ты послужила мне лучше, чем кто-либо до тебя, Линаэвэн — донеслись до нее слова Саурона, и дева осталась вдвоем с Мартом. Тэлэрэ казалось, что Март смотрит на нее с явным укором, и она его заслужила. Без пыток, уже на третий день плена, она выдала границы города и добровольно согласилась на рабство… хотя при этом она и кормила своих.

Линаэвэн была уверена, что сможет различить созданное умаиа. Но не различила. И теперь за ее самонадеянность и ошибки может заплатить весь город. И вдруг внезапная мысль приободрила деву: да, главным были сам город и пути в него! А Саурон не узнал ни того, ни другого, хотя она явно заблуждалась, полагая сказанное о границах города маловажным. Но теперь она не могла исправить содеянное и не знала, сможет ли искупить. Могла только не повторять ошибок, чтобы не вышло худшего: ей нельзя говорить ни слова о Наркосторондо, даже самого «безвредного», ни при каких условиях. И ничто из сказанного не считать безвредным — даже имена павших стали для Саурона полезными сведениями.

Бледная почти до прозрачности Линаэвэн прикрыла глаза. Затем открыла вновь и горько и тихо обратилась к атану:

— Если ты осуждаешь меня, то справедливо. Однако… нам дали три дня. Гортхаур сказал свое слово, сказала и я. А что думаешь ты, согласен ли ты учиться у меня эти три дня?

— За что мне осуждать тебя? — искренне удивился Март. — Ты выполнила свое обещание, не пыталась увильнуть. И конечно, я выполню желание Повелителя и буду говорить с тобой. Ведь это был и наш с тобой уговор: я буду рассказывать о Тьме, а ты о Свете, чтобы мы могли изменить свое отношение.

Март верил, что он не предаст Повелителя, но, быть может, ему удастся убедить Линаэвэн.

Однако чары на заколке изменили слова беоринга, и тэлэрэ услышала упрек и насмешку:

— За что бы мне не осуждать тебя? Ты вступила в спор с Повелителем и поставила на кон судьбу своего города, теперь пришло время выполнять обещанное. По крайней мере, ты не пыталась увильнуть, как обычно…

— Я рада, что мы сможем поговорить, — эльдэ сумела печально улыбнуться. Несмотря на уверенность Саурона, она надеялась, что сможет изменить отношение беоринга и сможет вернуть его к Свету. Хотя обещать или спорить об этом не стала бы и до проигрыша.

— Ты поздно легла вчера, я не стал тревожить тебя и приготовил завтрак для твоих спутников сам. Поможешь мне теперь?

— Ты поздно легла вчера, и я из-за тебя тоже. Но мне пришлось встать, приготовить завтрак для твоих спутников. Поможешь мне теперь?

— Конечно, — ответила Линаэвэн на то, что услышала. — Ты был очень терпелив, благодарю тебя.

В этот момент в дверь деликатно постучали: это Эвег (закончивший очередной подход к раненым в подземелье) пришел, как обещал вчера, рассказать эльдэ о ее товарищах. Линаэвэн смотрела на умаиа-целителя с настороженным ожиданием, словно выглядывающая из дупла птица. Март считал Эвега человеком, она знала, что это не так… но Март, конечно, не поверит, если она об этом скажет. Хотя, возможно, если она осторожно подберет слова, то сможет вывести умаиа на чистую воду или, хотя бы вынудит сказать его что-то лишнее.

— Все исполнено, как ты и просила, — сказал целитель, притворив за собой дверь. — Один из раненых напал на меня и чуть не убил, другой просил передать тебе нечто. Но ты можешь быть спокойна, они все в порядке. Слова же для тебя: всякая служба в плену обернется страданием для тебя и других. — Эвег обменялся взглядами с Мартом. — Я не согласен с этим, но передал, что просили.

Заколка искажала не всякое сказанное слово — и эльдэ услышала почти то что и сказал целитель, кроме одного: «Ты согласилась на службу в плену — значит, согласилась мучить себя и других». Дева вздрогнула от переданных слов. Особенно потому, что они были совсем не тем, что желали бы ей внушить Темные. Они желали подчинить ее и заставить служить себе, а не отвратить от этого. Линаэвэн… в самом деле страдала из-за того, что подчинилась желанию Саурона, но неужели она причиняла страдание и своим товарищам? Увы, эльдэ не могла спросить, о чем именно говорил один из отряда, не могла попросить пояснений. Все, что знала эльдэ, это то, что ее спутники не голодали, более того, получали еду, приготовленную руками эльдэ, а вместе с едой получали и поддержку, навеянную чарами. Но никто из ее спутников не стал бы передавать такое послание, не будь оно правдой, и Линаэвэн не видела, какую выгоду получил бы умаиа от таких слов. Дева была растеряна, и ей нужно было все обдумать, спокойно и серьезно, не второпях. Сейчас же ей нужно было ответить Эвегу.